Страница 3 из 13
Л. И. Брежнев отправил письмо на «изучение» идеологическим столпам – П. Н. Демичеву и А. Н. Яковлеву – с предложением «затем обменяемся мнением по поднятому вопросу». В дело немедленно включилось антиказачье лобби в ЦК. Последовала справка из Института истории СССР, что «грамота Ивана IV… не дает оснований полагать, что 1570 г. является какой-либо вехой в истории казацких поселений на Дону»; что «празднование юбилея казачества в целом неизбежно притупило бы классовый подход к казачеству и дало бы пищу для клеветнических упражнений белой эмиграции. Это повело бы к искусственному выделению казачества из общей массы населения бывших казачьих областей, к возрождению былых различий между казаками и “иногородними”, которое стало уже анахронизмом. Гораздо целесообразнее и даже необходимо отмечать юбилеи крестьянских войн против царизма».
Сохранился список тех, кто составлял эту бумагу, – сотрудники Института истории СССР АН СССР Н. А. Иванова, В. А. Корецкий, М. Д. Курмачева, В. Д. Назаров, В. Д. Поликарпов, а подписал директор института академик П. В. Волобуев. К сентябрю 1970 г. А. Н. Яковлев – будущий архитектор «перестройки» -подготовил проект постановления секретариата ЦК. Он шел под грифом «совершенно секретно» (№ СТ 108/18с от 08.09.1970). В документе отмечалось: «1. Рассмотрев письмо т. Шолохова, а также материалы по истории донского казачества, считаем, что развертывать какую-либо пропагандистскую работу, посвященную 400-летию донского казачества, было бы нецелесообразным, а вопрос о создании в станице Старочеркасской историкоархитектурного ансамбля мог бы быть рассмотрен Совмином РСФСР. 2. Было бы более правильно, признав нецелесообразным развертывать какую-либо работу в связи с 400-летием донского казачества, вместе с тем отметить в печати приближающиеся юбилеи крестьянских войн против царизма».
В конце концов, не в силах более игнорировать очевидные факты, Совет Министров РСФСР был вынужден 30 декабря 1970 г. принять постановление № 726 «Об организации Старочеркасского историко-архитектурного музея-заповедника в Ростовской области».
В марте 1978 г. М. А. Шолохов направил еще одно письмо на имя Л. И. Брежнева в защиту русской культуры, против принижения ее роли в историческом духовном процессе, искажения ее высоких гуманистических принципов, отказа ей в прогрессивности и творческой самобытности. Писатель протестовал против показа русского народа духовно немощным, неспособным к интеллектуальному творчеству. Осуждалось непротивление практике представления через кино, телевидение, печать антирусских идей, порочащих историю и культуру народа, унижения достоинства русской нации, уничтожения русских архитектурных памятников[10].
Л. И. Брежнев на письме наложил резолюцию: «Секретариату ЦК. Прошу рассмотреть с последующим рассмотрением на ПБ <Политбюро>. 14/III 78 г. Л. Брежнев»[11]. Спецкомиссия ЦК (П. Н. Демичев, М. В. Зимянин, И. В. Капитонов, С. П. Трапезников) немедленно заключила, что «спекуляции вокруг русской и других национальных культур советского народа… заняли в идеологических диверсиях наших противников особое место», и что «нецелесообразно принимать особое постановление по вопросам, поставленным в письме М. А. Шолохова», а лучше «обратить особое внимание на весь комплекс проблем культурного строительства».
Вскоре последовало постановление политбюро ЦК КПСС. В нем было сказано о «необходимости разъяснить т. Шолохову действительное положение дел с развитием культуры в стране и РФ, разъяснить необходимость более глубокого и точного подхода к поставленным им вопросам в высших интересах русского и советского народа. Никаких открытых дискуссий по поставленному им вопросу о русской культуре не открывать». Письмо Шолохова признавалось идейно-политической ошибкой с элементами субъективизма и односторонности в оценках современного состояния русской культуры.
Приведенный пример показывает, насколько далеки от собственно консервативных ценностей были советские руководители 1960-1970-х гг.
Ренессанс русского консерватизма в 1990-2000-х гг. с абсолютизацией русского дореволюционного опыта и идеей отказа от советского наследия соответствовал претензиям части общественности на восстановление разорванной «связи времен», хотя некоторые авторы со ссылкой на В.В. Кожинова указывали на ущербность подхода. «Подавляющему большинству наших сограждан гораздо ближе и понятнее недавнее советское время, чем далекое дореволюционное. Но из этого отнюдь не следует правота тех, кто абсолютизирует советский опыт… Задача консерваторов, -отмечал далее С. Пантелеев, – состоит в ревизии этого богатого противоречиями наследия, вычленении из него русских национальных начал, естественным образом связанных с дореволюционным периодом, благодаря которым, при всех огрехах коммунистического эксперимента, Россия в форме СССР смогла развиваться как геополитическая, культурная и политическая реальность. Необходимо прислушаться к словам Вадима Кожинова, писавшего, что “75 лет, жизнь трех поколений, невозможно выбросить из истории, объявив их… “черной дырой”. Те, кто усматривает цель в “возврате” в дореволюционное прошлое… не более правы, чем те, кто до 1990-х годов считали своего рода началом истории страны 1917-й год. Истинная цель в том, чтобы срастить времена, а не в том, чтобы еще раз – хоть и с иной “оценкой” -противопоставить историю до 1917-го и после него”»[12].
Вариант «сращивания», предложенный Я. А. Бутаковым[13], предполагал различение ситуационного консерватизма (неприятие перемен, негативная реакции на новшества) и консервативного идеала, узкосословного и всесословного компонентов советского охранительства, единых консервативных устремлений советских «верхов» и «низов». Модуль Я. А. Бутакова в приложении к сталинскому правлению изначально затруднял выстраивание хронологии. Решением стало признание советского консерватизма охранительной реакцией для 1930-х гг., а Великой Отечественной войны – актом легитимации советского государства, послевоенного «русского вектора» – синтезом царско-советского державо-строительства. Все последующие политико-идеологические акции (развенчание Сталина, канонизация отца-основателя, реабилитация, смещение Хрущева и др.), как и отдельные этапы, по мнению автора, – вехи единого консервативного пути («застойные» времена застойны и для консерватизма, который успешно развивается только в активном противоборстве с модернизмом), когда, наконец, в годы «перестройки» советский консерватизм соприкоснулся и слился со старороссийским консерватизмом. «В эти годы, – заключает автор, – консерватизм развивался в первую очередь как общественное движение, будучи в значительной степени лишен привычной поддержки государственных структур». Крайняя неоднородность, внутреннее противоборство ортодоксально-коммунистического и державно-патриотического течений, отсутствие цельной доктрины – все это, по Я. А. Бутакову, не снижает значимости советского консерватизма, который «остается действенным фактором российских политических отношений».
Подход автора вызывает целый ряд вопросов, и если иметь в виду перемены в границах 1953-1991 гг., то их анализ предполагает не консервативную, а традиционалистскую составляющую, анализ принципов формирования и воспроизводства традиций в композициях советских и досоветских ценностей. Каким образом традиции формировали адаптацию людей в социокультурном пространстве? На каких ценностных ориентациях, сопряженных с традиционализмом, базировался жизненный мир и отношение к реальности советского общества? Какие факторы определяли процессы, способствовавшие укоренению традиционалистских образов в советской действительности?
Революция 1917 г. отодвинула на периферию историческую Россию и ее ценности. Намерение управлять с помощью декретов, а не с опорой на традиции, идея и практика огосударствления собственности перечеркивали потенциал российского традиционализма. Но при этом советская политическая культура постепенно приобретала самостоятельное значение. Новые традиции, динамичные и статичные в своем единстве, являли набор ценностей и установок «верхов», фокусировали накопленный опыт, задавали модели поведения, регламентировали общественно значимую деятельность. Постепенно усложнялись регулятивные и коммуникативные возможности советских традиций, расширялись границы их влияния.
10
Шолохов М. А. Письма. М., 2003. С. 430 (РГАСПИ (ЦХСД). Ф. 5. Оп. 25. Д. 96).
11
Письмо было рассмотрено на заседании секретариата ЦК КПСС 21 марта 1978 г. К письму прилагалась записка секретаря ЦК М. В. Зимянина, в которой отмечалось, что «вопрос о состоянии русской культуры требует более глубокого и всестороннего рассмотрения, нежели это сделано в записке тов. Шолохова», что «записка отличается, к сожалению, односторонностью и субъективностью». Зимянин настаивал «не открывать никаких дискуссий по поставленному М. А. Шолоховым вопросу».
12
Пантелеев С. На консервативном рынке идей. URL: http://www.apn.ru/ publications/print1446. htm.
13
Бутаков Я. Советский консерватизм: шансы на будущее. URL: http:// www. apn. su/publications/article1445. htm.