Страница 22 из 36
Никто не отозвался. Молчуны нехотя оглянулись на одинокий голос и продолжали по-прежнему густо дымить.
– Здравствуй, коли не шутишь, – за всех ответил пожилой, худой и лысый, восседающий за столом. – К кому пожаловал?
– Сюда.
– А ты, паря, уверен, что не ошибся адресом? – вдруг оживился один из сидящих прямо на полу, багроволицый, атлетического сложения мужчина лет тридцати. На его густых патлах необъяснимым образом прилепилась старенькая кепчонка с крошечным козырьком, напяленная набекрень. – Детский сад, знаешь, находится на другом конце поселка!
Грохнул радостный смех и гогот, отчего пелена табачного дыма испуганно ворохнулась.
– Я пришел именно сюда, – заупрямился Максим. – По объявлению.
– Поступать в бригаду? – уточнил худой и лысый.
– Какая там еще бригада? Я же говорю: он сюда забрел нечаянно, в поисках пропавшего детсада, куда имеет направление! Посмотрите-ка, он еще сопли носит!
Максим и сам не заметил, как громко шмыгнул носом.
Люди опять заухали и заржали.
– Ну-ка ты, Тетерин, прекрати. – Лысый не повысил голоса, но слегка прихмурился. – Кто послал?
– Я сам.
– Ты кто по работе?
– Студент.
– Меня интересует твоя специальность.
Максим смешался.
– Я… ну, в общем… хочу работать!
– Иди сюда, садись, – Лысый показа, л на табуретку, придвинутую к столу. – Работать-то ведь можно всяко. Один – повар, второй – портной, третий – шахтер. Ты что умеешь делать? Работать на бульдозере можешь?
– Нет…
– На тракторе?
– Нет…
– На автомашине?
– Посещал школьный кружок.
– Шоферские права имеешь?
– Нет…
– Что ты будешь делать тогда в бригаде? – собеседник Максима с разочарованным видом потер лысину.
Откуда Максиму знать, какая там, в старательской их бригаде, подошла бы для него работа.
– Не знаю.
– Лопатой грести золото сможешь? – с необыкновенно серьезной миной спросил Картуз-набекрень.
– Лопатой?
Ну да, лопатой. Вот такой большой и широкой, захватистой. – Широко растопырил руки, показывая размеры предполагаемой лопаты, затем, – как надо ею грести. – Вот так, вот так! Именно золото и только золото! Сможешь, а?
– Сумею…
Зрители, довольные бесплатным представлением, опять дружно загоготали.
– Умерь свою прыть, Тетерин. Дай с человеком путем поговорить, – неприязненно покосился Лысый на самозваного шута. – Нам не хватает еще двух. Может быть, его… Как зовут?
Лицо Максима, понявшего наконец, что Картуз-набекрень его тут сейчас просто разыгрывал, запылало. Он еле выдавил из себя:
– Белов.
– Может быть, этого Белова нам стоит принять к себе? Весьма сомнительно, чтобы готовый старатель сам заявился к нам без особого приглашения, а время идет. Что скажете?
Подле Лысого сидел, откинувшись к стене, худощавый, но, похоже, весь свитый из жгутов тугих мускулов мужчина, кавказец по внешнему облику, с досиня выбритым лицом и горящими черными глазами. Выплюнув дотлевший окурок, повелительно обратился к Максиму:
– Сними тужурку!
Опасаясь очередного розыгрыша, тот не шевельнулся, растерянно заморгал.
– Сними, – кивнул Лысый.
– Ух и ах! – опять поспешил обскакать всех Картуз-набекрень. – Я же говорил: детсад!
– Покажи мускулы, – продолжал распоряжаться кавказец. – Засучи рукава!
Максим чуть приподнялся, но тут же сел обратно. Где-то он читал, что в старину крестьяне, покупая на базаре лошадь, – вот так же старательно и обстоятельно оглядывали, общупывали, испытывали ее. Теперь ему прикажут открыть рот.
– Ну-ка, Чуб, пощупай!
Старообразный старатель с морщинистым лицом, сутулясь, подошел к Максиму и через рубашку небрежно, но цепко сжал его руку.
– Ничего нету. Одна вода.
– Если не можешь управиться на технике, должен хоть обладать крепкими мышцами, – почти без акцента высказал свое мнение кавказец. – Не так ли?
– Так, так! – подтвердили артельщики.
– Ну, вот так, сам все слыхал, товарищ Белов, – Лысый опустил глаза.
С курткой под мышкой, багровый от стыда и позора, Максим не помнил, как очутился на улице…
День прошел в напрасных поисках работы. Всюду, куда он ни обращался, в его услугах не нуждались. Подсобным рабочим в магазине не захотел стать он сам.
В гостиницу приплелся поздно вечером.
– Ну что? – встретила его тетя Нюра.
– Н-нет…
– У Журбы не был?
Не зная, кто такой Журба, Максим посмотрел на нее вопросительно.
– Да у бригадира старателей, на Набережной.
– А-а, это у Лысого, что ли? – машинально провел ладонью по макушке. – Был.
– Что он говорит?
– Им требуется бульдозерист или механик.
– А в простом рабочем они разве не нуждаются?
– Говорят, у меня мускулов маловато, – смутившись, вынужден был признаться.
– Ну и что?
Максим с деланно-беззаботным видом неопределенно махнул рукой.
– Ладно, иди умойся и прочее. В седьмой комнате койка освободилась. Твой рюкзак уже отнесла туда. Есть будешь?
– Спасибо, тетя Нюра. Только что поел в столовой. – На этот раз не обманывал.
– Ладно, иди спи. Утром заходь ко мне чай пить.
…За утренней трапезой состоялся следующий решивший судьбу Максима разговор.
– Максимушка, куда ты хочешь устроиться на работу? – Этот вопрос тетя Нюра задавала ему и в первый раз, но почему-то задала и теперь.
– Мыть золото.
– А чего не работать тут, в поселке?
– Нет, тетя Нюра! – замотал головой.
– Как будто там тебя так и ждут не дождутся! Как же: сам Максим Белов из Москвы!
– Хоть и не ждут…
– Ну, тогда вот что, милай, – выложила на стол мощные ручищи. – Сейчас сходим вдвоем!
– Эт-то к-куда? – чуть не поперхнулся.
– К Журбе.
– Что вы, нельзя… Тетя Нюра, лучше я сам!.. Я сам!..
– Не шуми! – Нажав тяжкой рукой на плечо, усадила пытавшегося было вскочить Максима. – Тебе же отказали. А мне не откажут! Пусть только попробуют!
– Тетя Нюра!..
– Кончил еду? – Она решительно сняла передник, кинула его за ширму и, крикнув куда-то в глубину коридора – Глаша! А, Гла-ша! Я скоро вернусь! – легонько подтолкнула Максима, решившего ни за что не идти. – Шагай давай!
Скрепя сердце пришлось плестись. «Ладно, перетерплю несколько позорных минут. Все равно же прогонят», – и успокоился. Лишь бы «казнь» совершилась как можно скорей.
Выйдя на Набережную улицу, тетя Нюра вдруг остановилась и грузно повернулась к понурому спутнику.
– Сынок, дай слово, что будешь работать хорошо – на совесть. Ну?
– Честное слово!
…На Набережной, 28, народу набилось гораздо больше вчерашнего. Если вчера табачный дым ходил облачком, сегодня стоял коромыслом. Вчера больше помалкивали (смурное настроение разрядило появление Максима), нынче каждый говорил что-нибудь, хоть бы и не рассчитывая быть услышанным, – гвалт несусветный.
В первое мгновение сама тетя Нюра, похоже, не то чтобы растерялась, но слегка смутилась. Тут же решительно передвинула пестрый платок к затылку, глубоко вздохнула и, как бульдозер, не церемонясь, растолкала-разбросала ближнюю кучку людей, направилась к столику.
– Здравствуйте, Никодим Егорович!
– Доброе утро, Анна Петровна! – Журба погладил лысину. Такая уж у него была привычка. Даже когда разговаривал с женщиной.
– Что за кавардак у вас такой? Устроили чемпионат: кто кого переорет, да?
Вчерашний кавказец играючи сдернул с табуретки кого-то в замызганной телогрейке, легко, как пушинку, перенес табуретку по воздуху:
– Пожалуйста, тетя Нюра!
– Спасибо, Гурамушка!
– Нам вот-вот надо подавать на участок. А тут что ни день, прорех все прибавляется. Вот и судим-рядим, спорим, кричим… – то ли объясняя, то ли жалуясь, то ли прося какого-нибудь совета, выговорился Журба и забуксовал.
– А я к вам привела нового работника, – обернулась тетя Нюра к двери, отыскивая в сизом тумане своего протеже. Он за это время, казалось, уменьшился в росте, еще больше похудел, глядел и вовсе затравленно. Ни дать ни взять – волчонок. – Поди-ка сюда поближе. Ну, давай…