Черные люди

- Я закрыла Больничное Крыло и забрала оттуда зелья, которые могут нам понадобиться. Теперь мы сможем какое-то время обходиться без медсестры. Я надеюсь, рано или поздно это закончится, и мы найдем Поппи замену.

Флитвик только вздохнул и покачал головой. В этот самый миг дверь в директорский кабинет с треском распахнулась. На пороге стоял Хагрид, мокрый и всклокоченный.

- Ну и буря там. Простите за опоздание.

Гермиона и Флитвик воззрились на него с неподдельным ужасом, зато МакГонагалл, на удивление, сохраняла спокойствие. Видимо, после всего, что выпало на ее долю за последние сутки, сил на эмоции уже не оставалось.

- Хагрид, не двигайся, - коротко скомандовала она, и в этом тоне было столько решимости, что Гермионе на мгновение стало страшно. Хагрид же застыл столбом там, где стоял.

- Хагрид, ты был под дождем? – удивилась Гермиона. – Но как ты…

- Это не имеет значения, мисс Грейнджер, - отрезала МакГонагалл. – Сейчас я отправлю вас в башню Гриффиндора, а вас, профессор Флитвик, я попрошу спуститься в подземелья и пригласить сюда Драко Малфоя. А пока мистер Малфой не явится, постарайся ни к чему не прикасаться, - МакГонагалл повернулась к Хагриду, смерила его чрезвычайно строгим взглядом и заклятием подняла Гермиону в воздух.

Путь от кабинета до башни МакГонагалл проделала разве что не бегом. Звук ее торопливых шагов разбивал на мельчайшие осколки гулкую тишину коридоров. Он приносил спокойствие и уверенность. Гермиона вслушивалась в перестук каблуков профессора, в котором отчетливо слышалось: «Гермиона, соберись! Не сдавайся и не раскисай!» И она уже почти поверила в это, когда МакГонагалл назвала Полной Даме пароль, и та пропустила их в гостиную.

Обычно теплая и уютная, гостиная Гриффиндора была теперь чужой и холодной. Студенты, словно сомнамбулы, бродили между креслами, не находя себе места. Самые отчаянные устроились у окна с книгами, пытаясь различить строки в отсветах молний.

-Всем спать, - строго сказала МакГонагалл. – И кто читает при таком освещении? Зрение испортите.

- Но профессор, а как же завтрашние уроки? – робко спросила какая-то третьекурсница.

- Мисс Легрейт, завтра школа, вероятно, закроется, а вас отправят по домам. О каких уроках вы говорите?

В гостиной воцарилась тишина, а потом послышались хлопки закрывающихся книг. Студенты потянулись к спальням, не переглядываясь и не переговариваясь.

МакГонагалл опустила Гермиону на небольшой диван и вручила ей бутылку «Костероста».

- Если захотите в спальню, вы всегда можете попросить кого-то из однокашников переместить вас. А мне еще предстоит разобраться с Хагридом.

- Думаю, я не захочу в спальню, - тихо проговорила Гермиона. МакГонагалл пожала плечами и вышла, оставив ее одну.

Стоило двери гостиной закрыться за МакГонагалл, как вся смелость и решительность покинули Гермиону, уступая место холоду и страху. Она попробовала сесть, и с удивлением обнаружила, что голова почти не кружится. Попытки прикинуть, сколько еще нужно «Костероста», чтобы переломы срослись окончательно, увенчались неудачей, потому Гермиона просто в два глотка выпила половину бутылки и задержала дыхание, опасаясь, как бы ее не вырвало в тот же самый миг. Она пошарила вокруг себя руками и с досадой обнаружила, что тошнотворную микстуру запить нечем. От горечи сводило челюсти, в горле стоял тугой ком, но силы на пару глубоких вдохов все же нашлись. Она сглотнула горячую, вязкую слюну, и дурнота начала постепенно отступать, оставляя лишь неприятное тянущее чувство на языке и нёбе.

Где-то наверху переговаривались в спальнях остальные студенты, но Гермионе не было до этого дела. Она была вымотана, выжата до капли: бессонная ночь, потеря Рона, трагедия с Асторией, гонка с Джинни по замку, падение с лестницы, ну и, разумеется, Малфой. Невероятный, несносный, высокомерный индюк, который явно знал, что происходит, но молчал, упиваясь тем, что он единственный осведомлен о причине жутких событий. Он даже не пытался скрывать это! Гермиона выдохнула, стремясь унять волну гнева, которая поднялась в ее душе при одной лишь мысли о Малфое. Она выпускала из легких воздух, тем самым прогоняя от себя гнев, тревогу, злость и самого Малфоя. И когда, наконец, все то, что она так стремилась одолеть, ушло, Гермиона оказалась в абсолютной пустоте.

Все, что было вокруг нее, разом перестало существовать.. Конечно, гостиная никуда не делась: камин, пустой и холодный, по прежнему раскрывал в стене свой безжизненный черный рот. Кресла и диваны, некогда красно-золотые, стояли в темноте безликими истуканами. Их очертания еще были различимы в отсветах молний, но, казалось, протяни к любому из них руку – и тронешь пустоту. Гермиона смотрела в пространство перед собой слезящимися от недостатка сна глазами, и мрак, окружавший ее, был почти телесным. Он клубился вокруг, словно был не отсутствием света, а черным туманом, испарением той потусторонней воды, что властвовала в окрестностях замка и чьи порождения искали себе все новых и новых жертв. Туман сгущался вокруг Гермионы, желая поглотить ее, растворить в себе, вытянуть по частице за стены замка, где уже ждали черные люди. Она кожей чувствовала это ожидание, как если бы они стояли у нее за спиной. Еще чуть-чуть, и она могла бы расслышать их свистящее дыхание, шорох балахонов в миг, когда они тянут к ней тонкие до прозрачности руки. За окном шумел дождь, но в этом шуме можно было различить их шаги, еле слышные, подкрадывающиеся, сопровождавшиеся плеском воды под тонкими ногами и шелестом ветра в складках балахонов. Мир вокруг становился все более и более расплывчатым. Первыми начали стираться очертания кресел, будто стекая на пол и растворяясь в тумане. Камин раскрывал свою остывшую пасть все шире и шире, заходясь в беззвучном крике ужаса, сливаясь со стеной и стекая вместе с ней на пол. За стеной открывался вид на лес, подернутый влажной дымкой. Он был черным, казалось, что в нем три дня бушевал пожар, и теперь обожженные кроны деревьев шипели под косыми струями дождя. От этого зрелища Гермиона вздрогнула и посильнее вжалась в диван. Но он был уже не таким плотным, и она почувствовала, что проваливается, летит куда-то в неизвестность, падая навстречу своей неизбежной участи.

Гермиона встряхнула головой и обнаружила себя сидящей на диване. Напротив нее была стена, на темно-сером фоне которой неработающий камин выделялся уродливой черной дырой. По ногам тянуло сквозняком, и она подобрала их под себя. Буря за окнами не думала униматься. Молнии то и дело сверкали, озаряя гостиную зловещим светом. От их вспышек на стенах возникали одна за другой причудливые тени, каждая из которых была еще более странная, чем предыдущая. Они сплетались между собой, закручивались в вихри, повисали облаками и рассыпались тысячами осколков, чтобы обрушиться на пол, соединиться и снова восстать новой фантастической фигурой. Гостиную озарила очередная вспышка, и на стене вырос цветок, что тут же закачался, как на сильном ветру. Он смыкал лепестки и снова размыкал их, резные листы трепетали, пытаясь то ли оторваться от стебля, то ли прильнуть к нему, как к последнему своему спасению. Вспышка – и листы прижались к стеблю, а бутон закрылся. На месте цветка была теперь кобра, которая то свивалась в кольца, то вновь выпрямлялась, распахивая свой капюшон. Змея неотрывно глядела на Гермиону, раскрывая пасть в попытке зашипеть, но изрыгая лишь сгустки тьмы. Эти клочья тумана заволакивали глаза змеи, в которых вспыхивали и гасли десятки маленьких молний, точные копии тех, что раскраивали небо над Хогвартсом. Кобра раскрыла свой капюшон особенно широко, заслонив им всю стену, и из затылка ее показалась еще одна змеиная голова. Вспышка – и вот уже дракон хлопает огромными крыльями, раскрывая пасть для плевка огнем и обнажая острые зубы. Гермиона, сама того не желая, подалась вперед, ожидая, что сейчас из раскрытой пасти вырвется огонь и положит конец плену тьмы. Она затаила дыхание, глядя как от грудины дракона вверх по шее поднимается ком. Но он оказался комом тьмы. Она вырвалась из пасти черными хлопьями, которые тотчас же облепили лицо так, что гостиная скрылась за этой пеленой. Пробить ее смог лишь яркий отсвет молнии. Теперь на стене раскручивался смерч, тянувший к себе хлопья тьмы. Он прял из черного тумана тончайшие нити, которые сами собой сплетались в паутину, и в узлах ее начинали пульсировать новые туманные сферы. Сначала небольшие, они разрастались, становились больше и больше каждой секундой, грозя взорваться и затопить мраком всю гостиную. Полыхнула молния, стирая со стены все причудливые узоры, и на миг наступило затишье. Еще один проблеск – и на стене мелькнули тени кресел, диванов и часть тени самой Гермионы – она узнала свои спутанные волосы. Гермиона вздохнула свободно, когда последовавшая серия молний показала лишь ее собственную тень. Дыхание уже выровнялось, грохот грома начал стихать, как вдруг особенно яркий всполох осветил мир, и на стене появилась тень дивана, на котором сидела Гермиона. Она могла различить каждую волосинку, выбившуюся из некогда аккуратной прически. А потом она увидела то, от чего из гостиной разом пропал весь воздух. За спинкой ее дивана стояла высокая тонкая фигура. Сердце пропустило удар, в горле враз пересохло, и Гермиона почувствовала, как стремительно холодеют пальцы ног. Она собрала остатки сил в кулак, мысленно досчитала до трех и обернулась.