Божественное вмешательство

Если бы отец выслушал его. Если бы. Но он не стал прислушиваться только потому, что доводы Мариуса по большей мере происходили от позиции Алексиуса. Мариус, с почтением выслушав отца, задал всего лишь один вопрос: "Как мне поступить?" Ответ Мастамы-старшего лишь только удобрил почву для душевной муки. "Поступай так, как велит тебе долг и честь", — ответил отец.

Вчера Мариус завел разговор с Алексиусом с вопроса:

— Как думаешь, бренн, если Пирр не примет твои условия, что ждет нас?

— Мы разобьем армию царя Эпира, но при этом потеряем свою. Сколько легионов ты сможешь собрать месяца за три? — спросил Алексиус, странно улыбаясь.

— Почему ты спрашиваешь именно о трех месяцах?

— Именно столько времени пройдет с того момента, как в Карфагене узнают, что Пирр побежден, а у Этрурии больше нет боеспособных легионов. Совет примет решение, выберет полководца, наймет армию и высадит ее, например, вблизи Тарента.

— Зачем? — Мариус не понимал, почему Алексиус заговорил именно о Таренте, ведь он не мог знать о тайном посольстве Сихея и об обещанной Карфагеном помощи.

— На месте стратегов Карфагена я сам так бы и поступил. Воевать с греческими полисами выгодно. К тому же всегда можно сказать, что эта война на благо Этрурии с ее давнишним врагом и даже за это обязать сенат долгами. А вскоре и истребовать. Когда отцы народа начнут роптать, у Карфагена появиться повод силой заполучить то, на что сами обязывали, — почему-то Мариус сразу признал, что такое развитие событий вполне возможно и поначалу готов был рассказать Алексиусу о замыслах отца. Но Алексиус продолжил размышлять и Мариус снова засомневался. — А может все произойти и по-другому. Карфаген будет, как и раньше, торговать, основывать новые колонии, но поверь, рано или поздно Этрурии придется либо стать зависимой во всех отношениях от финикийцев, либо победить в тяжелой войне.

— Рано или поздно все мы умрем. Но это не значит, что завтра нужно написать завещание и уйти из жизни с помощью гладиуса!

Алексиус не понял или не захотел понять. Он осушил до дна кубок и закивал головой, бормоча:

— Рано или поздно все мы умрем. Это так.

Мариус посмотрел на широкую спину Алексиуса, непринужденно болтающего на галльском со своим ближником, и решил, что если Пирр примет условия мира, то расстроить сделку все одно будет невозможным. У отца не будет повода для упреков. Но уж точно, если Боги предоставят шанс каким-нибудь образом повлиять на события, тогда он, консул Этрурии сделает все возможное, чтобы примирение не состоялось.

Подойдя к Беневенту, союзные армии стали лагерем и отправили разведчиков к Таренту. Вестей от них долго ждать не пришлось. Они обнаружили армию Пирра в двух днях от Беневента. "Завтра или послезавтра все решиться само собой", — подумал Мариус и, чтобы его солдаты не бездельничали, приказал выкопать вокруг лагеря ров. Союзники же вообще не позаботились об укреплении своего лагеря, ограничившись тем, что распрягли повозки и поставили их в круг.

Когда я узнал, что завтра снова увижу Пирра и его армию, то прежде всего решил, что лучше приготовиться к сражению, чем рассчитывать на успех миссии молодого правителя Беневента. Разведчики сообщили, что у Пирра около пятидесяти тысяч солдат, несколько больше, чем у меня, но это обстоятельство тревоги не вызвало. Любуясь крепостью Мариуса, я решил, что сражение, если и состоится, то у укрепленного лагеря тусков.

Пеших дружинников я отправил в лагерь к Мариусу, а тяжелую кавалерию и сенонов решил использовать по обстоятельствам.

Пирр появился к обеду. А еще раньше я увидел столб пыли, известивший о приближении его армии.

Мы стояли на холмах и отсюда Беневент видели как на ладони. Пирр подошел к городу, и какая-то часть его армии вошла в гостеприимно распахнутые ворота. Оставшиеся снаружи солдаты разместились у стен. Я счел это хорошим знаком.

Ближе к вечеру, когда Люцетий почти скрылся за горизонтом, в Беневенте заиграли флейтисты, ворота города открылись, и мы увидели всадников в праздничных одеждах.

Я закричал: "Пирр идет с миром!" Мое волнение тут же передалось сподвижникам. Мы бросились в палатки облачиться в одежды, соответствующие моменту.

Встреча вот-вот состоится вблизи лагеря этрусков. Какое-то неприятное чувство сдавило грудь, и я понял почему — Мариуса Мастамы и его командиров нет с нами.

— Вудель! — кричу, предчувствуя беду.

— Бренн?!

Слава Богам, мой верный Вудель, как и всегда, рядом. Молюсь, как умею, прежде чем отдаю приказ:

— Выведи дружину из лагеря тусков и поставь стеной между нами. Стой! Возьми с собой кого-нибудь, будь осторожен.

Вудель ускакал, взяв в сопровождающие не больше десятка воинов. Молоточками в висках стучит одна единственная мысль: "Если Мариус предаст меня, камня на камне от Этрурии не оставлю". Спешить уже не вижу смысла. Подъезжаю к Бритомарию.

— Прости друг, что прошу тебя об этом сейчас.

Улыбающийся Бритомарий, услышав меня, становиться серьезным.

— Что случилось, бренн Алатал?

— Скачи к своим воинам. Лучше я ошибусь, но уберегу всех нас от позора. — Теперь

Бритомарий хмурится. — Если туски попытаются выйти из лагеря, атакуй их без сомнений.

Лицо вождя сенонов проясняется. Не пойму, что так обрадовало его, но с диким свистом он сорвался с места и поскакал к своим воинам. Снова сомнения одолевают меня. Решив, что я и так достаточно сделал, вручаю свою судьбу Богам и, умиротворившись таким решением, еду на встречу с Пирром.

Пирр с мальчиком Понтием выехал мне навстречу. Он произнес что-то с пафосом, Понтий переводит:

— Приветствую мудрого царя галлов, — склоняю голову в приветствии. Пирр заговорил снова: — Боги услышали меня, и мир, предложенный этрускам, теперь стал возможен, — переводит Понтий.

— Это так, — отвечаю. — Согласен ли ты взять в жены Спуринию из рода Спуринна?

— Я размышлял об этом и решил, что тому нет препятствий.

После того, как Понтий перевел, в разговоре возникла напряженная пауза. По правде сказать, я растерялся, мое вдохновение исчерпалось, не знаю, что предпринять дальше. Выручил Понтий.

— Я почту за честь пригласить тебя, царь Эпира, и тебя, царь галлов, в свой дом, чтобы отпраздновать примирение и обсудить ваши дела.

Мальчик повторил это на двух языках, и напряжение тут же улетучилось. Мы с Пирром одновременно закивали, соглашаясь.

Вместе едем к распахнутым воротам Беневента, я с тревогой оглядываюсь на лагерь тусков.

Глава 37

Человек предполагает, а Бог располагает, так говорят, и говорят верно. Еще не прозвучали застольные здравницы, да и гости еще не расселись за столами, как к Пирру подбежал посыльный и что-то прошептал на ухо. Полученная весть обрадовала царя Эпира. Он тут же обратился ко мне, и Понтий, не скрывая удивления, перевел:

— Теперь я верю, бренн, что твое стремление к миру не уловка. Но как же теперь я обрету супругу?

Не то, что я вопрос не понял, скорее, я не понял логики Пирра. Ибо связи между моим стремлением к миру и вопросом грека я сразу не уловил. Напротив, его женитьба и есть залог мира. Так я, по крайней мере, считал.

— Великий царь, эта война никому не принесла бы ни славы, ни богатства, а твоя женитьба и есть залог мира, — отвечаю и снова не понимаю, почему лицо Пирра вытягивается в удивлении.

— Мне сообщили, что твоя кавалерия атаковала тусков, едва те вышли из своей крепости.

Эта новость для меня стала сродни удару молнией: вначале онемели ноги, потом за секунду пришло понимание, что с этого момента мои отношения с Этрурией безнадежно испорчены. Бритомарий, не задумываясь или, напротив, хорошо все взвесив, что, по большому счету, неважно, выполнил мой приказ. Больше всего на свете я хотел сейчас знать, поддержали ли атаку сенонов мои дружинники или нет.