Страница 2 из 26
Закон 4 - о том, что еврей во время молитвы освобождается от обязанности совершить поклон, если навстречу идёт христианин с крестом - составлен в духе Талмуда, предписывающего избегать всякого действия, которое может подать кому-либо повод заподозрить вероотступничество еврея. Едва ли можно видеть в этом законе что-либо предосудительное, как нет ничего предосудительного в "Правилах св. Апостолов", где христианину запрещается под страхом отлучения входить в синагогу молиться (правило 65) или есть опресноки (правило 70) и т. п. Автор немного сгустил краски. В тексте (Орах Хаим 113, 8) сказано: "если кому пойдёт навстречу акум с крестом в руке в то самое время, когда он молится и ему надо совершить поклон, то пусть поклона не совершает". Д-р Юстус переводит: "когда попадётся навстречу акум с крестом, тогда еврею строго запрещается наклонять голову, хотя бы именно в эту минуту он молился".
Закон 5. "И теперь, когда в Иерусалиме нет уже ни храма, ни жертвы, сыны Аарона, первосвященника, должны пользоваться среди рассеянных евреев известными отличиями и почестями перед остальными евреями и всегда обладать правом благословлять (евреев) в каждый праздник. Но когда кто-либо из детей той семьи сделается акумом, тогда вся семья осквернена, а потому лишается этого священнического права". (Орах Хаим 128, 41, Примечание).
Это по переводу д-ра Юстуса, а по Эккеру в указанном месте Шулхан Аруха значится следующее:
"Некоторые говорят, что когда у него (когена) есть дочь, которая перешла к акумам или развратничала, то никто не обязан уважать его, так как она осквернила его".
На самом деле, как видно из текста Мордехая (на Сангедрин, ╧ 717), откуда разбираемый закон и попал в Шулхан Арух, здесь толкуются стихи (Левит 21, 8-9): "святи его (священника), ибо он приносит хлеб Богу твоему..." Если дочь священника осквернит себя блудодеянием, то она бесчестит (буквально: профанирует) отца своего. Талмуд (Санг. 52а) и спрашивает: что значит - профанирует отца своего? Ответ: раньше с ним обращались, как со святым, а теперь обращаются, как с не святым. Мордехай, примыкая к тому мнению, что "святить" значит: "предоставлять ему честь первым начинать застольную молитву" [10], пишет: "я высказал мнение, что если дочь приняла чужую веру, он не вправе начинать молитву; но мой учитель ответил: так как святить или не святить его не есть закон, а предоставлено доброй воле каждого, то он вправе начинать молитву" [11].
На основании этого места Мордехая, Исерлес и внёс в Шулхан Арух своё примечание (хага): "некоторые говорят, что если дочь священника переменила веру или блудодействовала, то отпадает обязанность святить его, ибо "она профанирует отца своего".
Следовательно, работа Юстуса выразилась в следующем: 1) мнение, значащееся с ремаркой "некоторые говорят", он возвёл в общий закон, хотя как бывшей еврей, не мог не знать, что это частное мнение никогда силу закона не получало; 2) "дочь" у него обратилась в "кто-либо из детей" (вследствие чего он вынужден был опустить слова: "или блудодействовала"); 3) "отец" обратился во "всю семью". Центр тяжести закона у Юстуса заключается в словах: "если кто-либо из детей сделается акумом", т. е., по его уверению перейдёт в христианство; на самом деле, как мы видели, речь идёт о перемене религии вообще и о последствиях, какие, по мнению Мордехая, должен влечь этот весьма зазорный в глазах раввина шаг. Ещё одна подробность: у д-ра Юстуса значится: "если кто-либо из детей священника примет христианство, вся семья осквернена". Д-р Эккер, оправдывая такой перевод, жалеет только, что пропущены слова "или если она блудодействовала". В пятом издании Judenspiegel"я эти слова уже имеются, причём весь "закон" украсился такой припиской: "Christ oder Unzuchti der ist gleichbedeutend" (т. е. христианин и блудник, следовательно, одно и то же) [12]. Мы уже говорили об истинном значении этих сочетаний; в данном законе указанное значение выступает весьма ярко: об осквернении отца в случае блудодеяния дочери говорит Библия, об осквернении его вследствие перемены веры дочерью говорит Мордехай через несколько тысяч лет (этот раввин был замучен вместе со своими пятью детьми в Нюрнберге в 1298 г.): - оба мнения, столь разнородные по значению, соединяются в виде необязательного юридического мнения союзом "или" в Кракове в 1571 г., и на этом основании приват-доцент Эккер в 1884 г. обвиняет еврейство в нетерпимости именно к христианской вере!
Закон 6. "Еврей, сделавшийся акумом, проклят до такой степени, что даже когда он жертвует в синагогу свечи или же нечто подобное, то принимать их воспрещено". (Орах Хаим 154, 11, Прим.).
На самом деле, по переводу Эккера в тексте Шулхан Аруха значится: "если кто-нибудь, который перешёл к акумам, дарит воску или свечей для синагоги, то запрещено зажигать их".
Зачем д-ру Юстусу понадобилось вводить "проклятие", да ещё в такой форме, что человек, не знающий, о чём идёт речь, может подумать, что непринятие свечей есть высшая степень проклятия; зачем он вместо "воска" ставит более широкое "нечто подобное"; зачем, наконец, ему надо было незажигание свечей обратить в более грозное "непринятие" - всякому понятно. Без этого текст Шулхан Аруха ничего зазорного не представляет: человек изменил вере своих отцов, и неприлично, чтобы его свечи горели в синагоге во время молитвы. Можно бы привести из законодательных книг других исповеданий более страшные предписания не только о прямых вероотступниках, но о людях, просто зашедших в еврейскую синагогу, зажёгших там свечу или принявших от еврея пасхальный пресный хлеб. Едва ли где в настоящее время этот закон Шулхан-Аруха исполняется: в синагогах зажигают свечи, не справляясь о том, кто их пожертвовал - еврей или вероотступник.
Эккер по поводу этого закона пишет: "в тексте Юстуса "зажигать" по смыслу тождественно с "принимать" (ср. противоположное в комментарии "Маген Авраам", где сказано: "это следует принимать от акума")".
Выходит, что Эккер лучше понимает текст Шулхан Аруха, нежели "Маген Авраам". Однако, если бы он заглянул в источники, откуда разбираемый закон почерпнут, он бы увидел, что речь идёт именно о возжжении свечей, и притом в синагоге, во время молитвы. В пятом издании этот "закон" выброшен.
Закон 7. "Молитвы Симун (еврей читает её после обеда; в конце молитвы благословляется и хозяин дома) нельзя читать в доме акума, дабы не благословился и акум". [13] (Орах Хаим 193, 3, Прим.).
На самом деле, в прим. к Шулхан-Аруху буквально сказано следующее: "Вошло в обычай не совершать обряда зиммун в доме акума, и мне кажется, что мотив этого лежит в том, что невозможно придти для установленной трапезы [14] в дом акума из боязни перед ним же, так что получается, что они ели без "установления"; кроме того, так как есть основания опасаться неприятностей (букв.: опасности), если они изменят текст славословия и пропустят слова "Милосердый да благословит хозяина дома сего", то они с самого начала не собрались для трапезы "установленной", а предполагали молиться каждый отдельно".
Это примечание Исерлеса, выхваченное автором из средины, требует больших объяснений. Буду краток. Обряд "зиммун" (о нём подробно см. наш перевод Талмуда, т. I, стр. 27 сл. и 94) совершается в присутствии не менее трёх евреев после "установленной" (как бы солидной) трапезы - как обед, ужин и т. п. - а не после лёгкой, "случайной" закуски. При этом требуется, чтобы уже с самого начала все понимали, что идёт трапеза "установленная", за которой последует "зиммун". Моисей Исерлес, в своих примечаниях к Шулхан Аруху отмечавший обычаи польских евреев, указывает, что не совершают зиммуна в нееврейском доме (в самом Шулхан Арухе нет подобного запрета). Разбирая могущие быть основания этого обычая, он останавливается на двух: во-первых, так как в доме акума евреи не спокойны, постоянно опасаясь нападения, то трапеза, как и самоё пребывание в доме, носит для еврея характер случайный, а потому зиммуна не требуется; во-вторых, так как они думают, что хозяин их прибьёт, если узнает, что кто-либо пропустил установленное для домохозяев благословение, то они, следовательно, и не предполагали устраивать зиммун, и трапеза не может считаться "установленной". Впрочем, сам Исерлес не считает эти мотивы непогрешимыми; он пишет: "не должно менять обычаи, даже если не признать эти мотивы неудовлетворительными, ибо, так как обычай давно уже существует, то можно думать, что они (приступая к трапезе) не предполагали, что вкушают вместе именно установленную трапезу".