Автора пристрелить!

Анархисты, молча, взяли упирающегося Рынду под руки и потащили к одной из дальних повозок. Они не желали слушать, что он там говорит и… возражает. Велено – накормят. Значит, последнее отдадут, но вобьют братку не одну корку хлеба в его глотку.

Они продолжил свой разговор.

– Выстоим и сомнём большевиков, Гриша. Намотай себе на ус,– Павел был настроен решительно,– анархисты никогда не боялись смерти. Погибнуть за свободу и Отечество – это прекрасно! Проще сказать, это здорово!

– Пашенька,– глаза Юлия загорелись,– умрём за свободу!

– Дурное дело – не хитрое,– махнул рукой Григорий.– Ну, как знаете. Ежели надо, значит, и я на такое согласный. Но мы их не сомнём. Это факт.

– Шибко их много,– подтвердил самый совсем юный разведчик. – Трудно будет одолеть такую свору.

– Много их, точно,– подтвердил второй разведчик, рыжеволосый, в годах уже, – на кажного нашего – по десять ихних будет. И пулемёты «Максим» у них имеются в наличии. По нам они не из мамкиной сиськи пулять станут.

– Как я их ненавижу, Паша,– Юлия сжала правую руку в кулак. – Мы с ними доигрались, верили им. А они нашими руками с контрой сражались. А теперь – удар в спину нам и всей революции… нанесли. Они уничтожили Россию! Их лидеры, да и слуги их, заменили бывших князей и бояр. Как народ не может понять, что он обманут!

– Кто же знал, что так получится! Кто знал? Ты или я? – Павел произнёс это тихо. – Пока разбирались – время упустили. Да и под беляцкими пулями мы оставили многие тысячи лучших своих людей. Такая вот, малина-земляника.

– Мы пойдём, однако, Паша,– сообщил Григорий.– Делами надо кое-какими заняться.

– Да, ступайте! – Сказал Павел. – Распорядись, чтоб коней покормили и в порядок привели. Да и оружие должно быть в норме.

– Само собой! Как же иначе,– ответил Григорий.– Всё будет сделано!

Григорий и разведчики ушли. А Павел и Юлия уже вдвоём продолжали всё тот же разговор. В их молодых сердцах, не угасал и не собирался угасать задор борьбы и надежды, жгла душевная горечь за судьбу поруганной России. Но ничего хорошего им ожидать не приходилось. Им это ведомо и понятно было.

Они даже и не вспомнили о странном анархисте-очкарике, который называл себя автором и утверждал, что он всех… анархистов придумал. Жертва революции. А если и большевистский шпион, то хрен с ним! Какая разница! Что тут скрывать. Даже трухлявому пню понятно, где находятся анархисты и что собираются наступать на посёлок Керби.

Анархисты угрюмо поили лошадей водой из таёжной речушки, что струилась недалеко от дороги. Имелся помимо жалкого овсяного фуража для коней кое-какой корм. Разнотравье. Благодать! Когда кругом цветущее лето, разве можно думать о смерти? Но угрюмые лица анархистов были явным свидетельством того, что дети «матери свободы» готовились ко всему и, понятное дело, к ней, к неминуемой гибели.

Другое дело – большевики. У них, в Керби, шёл пир на весь мир. Всё ясно. Село гуляло. Во всяком случае, так пожелал Рында, ведь он был автором.

Керби перед обороной

Конечно же, писатель-либерал, которого, всё-таки, анархисты насильно накормили, чем бог послал, умудрился практически раствориться в воздухе. Ведьма удивлённые, но невозмутимые его охранники-анархисты успели выстрелить пару раз из винтовок в то место, где находился умалишённый. Но куда там. Бесовщина… произошла. Хоть стреляй, хоть не стреляй, его и след простыл. Они тут же доложили Плотову, что больной на голову очкастый браток растворился в воздухе. Получается, что это происки, возможно американцев или англичан, или обычные пакости нечистой силы.

На всё ими сказанное Плотову возразить было нечего. Он понимал, что всяких мерзких чудес в земном мире предостаточно и всяко может быть. Но может быть, умалишённый человек, назвавший себя автором, каким-то образом, исчез… Идти ему было некуда. Только тайга да горы. Жаль братка, но не без пользы скрылся – зверям какая-то пища будет. Им ведь тоже надо как-то кормиться. Кроме того, он начал припоминать, что где-то уже видел этого ублюдка… Впрочем, может это вовсе был не он, а подобная ему двуногая… тварь.

Но Рында, конечно же, перескочил на правах создателя литературного произведения, в село Керби. Может быть, не каждый, как следует, сыт, но выпить всегда… найдётся. И начальство хлещет самогон по избам, и кабинетам, да молодушек здешних обнимает, коим одна-то и свобода нужна не для души, а, всего лишь, похотливого тела. И здешние аборигены-негидальцы пьют, и мужики местные, и даже воины-ленинцы… чрезвычайного и особого назначения, «чоновцы», но в меру, и «зелёные» стрелки (по сути, уже «красные»). Почему «уже»? Да потому, что, как раз, «зелёные», в основе-то своей, то есть большей частью вышли из… анархистов. Как бы, одумались и резко осознали, что истина за большевиками.

Так вот они и оставались на первых порах своего добровольного, можно сказать, плена или окончательного перехода на сторону красных, во многом, «зелёными». С некоторыми раздумьями и сомнениями, но переходили на сторону… большевиков. Впрочем, не так и много таковых было.

Но самые завзятые товарищи, почти с детских лет вступившие в партию большевиков, чувствовали себя везде и всюду королями, какими-то, особенными, людьми, идейными… справедливыми. Они даже сморкались и чихали, как-то, по-особому… идейно. Что уж там говорить, пропаганда тех времен, имелась в данном направлении в России мощная. Ничуть не слабее нынешней рекламы, процветающей, наглой, навязчивой, зачастую, бесцеремонной. Рында не просто писал судорожно и быстро, но ведь и присутствовал на месте событий. Ведь даже и участником был всего происходящего. А как же иначе-то, ведь творец. Может быть, и будущий лауреат заметной премии

Один, такой вот, бравый боец-большевик и сидел на завалинке с винтовкой. Он папироску покуривал и тихонько (но ответственно) из горла литровой бутылки самогон попивал. А женщина, уже пьяненькая, так к нему и ластилась и даже норовила руками в штаны залезть. Но он с ухмылкой и прищуром (видать, вождю мирового пролетариата подражал тщательно) говорил ей:

– Нам, чоновцам, красным войскам чрезвычайного и особого назначения никак нельзя отвлекаться от возможных нападений на нас анархистской гидры. Мы такие вот, принципиальные, ленинцы. Один человек семерых берёт на себя, как медведь. Так что, погоди, Палаша, ласки не своевременные устраивать. Лучше выпей малость. Для будущей радости и свободы от всякой эсеровщины и анархии. А средь бела дня не очень хорошо миловаться. Хоть я и сам начальник, но надо мной имеются тоже командиры.

Но за ними присматривал Рында. Он, разумеется, сам решил, кому тут жить, а кому умирать. Чем больше будет в приключенческом романе россиян, тем лучше. Такое непременно станут читать люди с некоторым либеральным уклоном. Их в России не так уж мало. Во всяком случае, на любой грядке сорняков хвататет.

Как раз, тут с ним и не поспоришь. Немало у нас таких, которые стараются, даже не задумываясь, сказать: «У них там, за бугром, всё здорово. А вот у нас…».

А сейчас Рында понимал, что делает, что создаёт, для чего, кого и зачем. Не всё же тут изголяться одиозным писарчукам господам мужского и женского пола. Он ведь, славный Боб, тоже может такое написать, что… куда там им до него. В общем, он себя ещё всем и всяко покажет.

Роберт Борисович внезапно прекратил мыслить и внутри себя рассуждать. Он не только следил за происходящими событиями и разговорами, но и был создателем всего этого. Так ему виделось. А может быть, кто-то великий и всесильный заставлял автора смотреть на всё то, что происходит, и делать правильные выводы. Нет уж, увольте. Он сам решит, как и какую под давними событими подвести черту.

– Так ведь всё село пьяное, как взбесилось, – сказала чоновцу не совсем трезвая женщина. – Уже победу празднуют. Окромя того ведь, товарищ Гранович, как раз, к месту наша полюбовность и будет. Анархисты покуда далековато. Я-то знаю, у меня братишка у красных – в разведке. У нас ведь всё с вами решено, Евстрат Акимыч. Вы же меня в жёны пообещавши взять, дажеть с дитём малым. Вы же на мне жениться, помню, задумали…