Страница 36 из 53
К концу осени силы Тейлора увеличились до четырех тысяч пятисот солдат. Двадцать девятого декабря Техас вошел в состав Союза как двадцать восьмой штат с условием, что его юго-западная граница по-прежнему будет проходить по реке Рио-Гранде, как было определено после окончания войны за независимость от Мексики и провозглашения республики.
Протесты Мексики стали еще более агрессивными. Договор о присоединении они объявили недействительным на основании того, что Техасской республики никогда не существовало. С юридической точки зрения незаконное политическое образование не имело права входить в состав Соединенных Штатов. Стало быть, никакого присоединения не было и эта территория по-прежнему принадлежит Мексике. Любые возражения по этому вопросу неминуемо приведут к печальным последствиям.
Такие угрозы очень нравились тем американцам, которые считали, что их нация обладает чуть ли не божественным правом расширять свои границы. Конгрессмен от Массачусетса Роберт Уинтроп, случайно натолкнувшись в какой-то никому не известной газете на одну хлесткую фразу, решил, что она способна в полной мере оправдать это право, и решил сделать ее достоянием общественности. Уже в начале января, выступая на заседании конгресса, Уинтроп произнес свою речь о «явном предначертании» Америки, и страна получила новый боевой клич.
В течение зимы все попытки мирных переговоров, предпринимаемые Джоном Слайделлом, потерпели неудачу. Подчиняясь приказам из Вашингтона, генерал Тейлор передислоцировался в район реки Рио-Гранде; это была малонаселенная территория, на которую претендовали и Мексика, и Техас. Разговоры о реальной угрозе войны слышались все чаще. Противники президента называли ее «войной мистера Полка».
В ту тревожную весну 1846 года Джордж Хазард, хорошенько осмотревшись вокруг, неожиданно понял, что за четыре года, пока он наслаждался сигарами и девушками, время от времени отвлекаясь на учебу, очень многое изменилось. Вчерашние мальчики превратились в юношей, а юноши – в закаленных мужчин, которые уже совсем скоро наденут офицерские мундиры, да к тому же, если говорить о них с Орри, успели даже обзавестись небольшими усиками.
Орри отправлялся в пехотные войска, поэтому Джордж записался туда же. Кое-кто из профессоров и офицеров-наставников был недоволен таким выбором. Все в один голос говорили ему, что с его блестящими отметками он с легкостью попадет в артиллерию или даже в топографическое управление при штабе. Орри тоже настоятельно убеждал его изменить свое решение, но Джордж был непреклонен.
– Да я лучше пойду в пехоту вместе с другом, чем буду метаться среди орудийных лафетов в толпе совершенно чужих людей. К тому же я по-прежнему собираюсь выйти в отставку, отслужив положенные четыре года. Так что мне совершенно все равно, где провести это время, лишь бы не пришлось слишком часто стрелять.
Если Джорджа перспектива отправиться на войну не привлекала ни в малейшей степени, то Орри, напротив, мечтал столкнуться с реальной опасностью и, как говорится, посмотреть смерти в лицо где-нибудь в мексиканской глуши. Иногда такое желание пробуждало в нем чувство вины, но он все равно считал, что опыт участия в настоящем бою бесценен для любого мужчины, который решил посвятить себя военной службе. И хотя начальство явно не считало целесообразным поощрять его стремления, он был полон решимости добиться своей цели. И не важно, что думают остальные, он все равно станет солдатом.
Большинство выпускников испытывали такое же воодушевление, хотя вероятность участия в войне и не могла не вызывать у них тревогу. «Избалованные аристократы» Вест-Пойнта, как их часто называли, могли наконец получить возможность показать, чего они стоят. И если уж на то пошло, то не только они, но и вся армия. Очень многие граждане смотрели на американского солдата с большой долей презрения, считая его единственным достоинством блестящее умение притворяться больным.
Перед самым их выпуском вопрос войны был наконец решен. Двенадцатого апреля мексиканцы потребовали от генерала Тейлора, армия которого в то время уже стояла возле Матамороса, убраться с их территории. Однако старый служака проигнорировал их требования, и в последний день месяца мексиканские солдаты начали форсировать Рио-Гранде. В начале мая армия Тейлора нанесла поражение трижды превосходившему ее противнику возле Пало-Альто, а несколько дней спустя повторила свой успех у Ресака-де-ла-Пальма. С этого все и началось. Пограничный конфликт дал конгрессу основание говорить о вторжении на американскую территорию, и двенадцатого мая Мексике была объявлена война.
Эта война подняла в обществе целую бурю споров. Джордж в своем мнении не был так радикален, как некоторые северяне, которые поддерживали партию вигов и открыто выступали против позиции южан. Ярким примером таких настроений был Хорас Грили, главный редактор «Нью-Йорк трибьюн»; он назвал эту войну лживой и захватнической и предостерег граждан о том, что южные заговорщики толкают всю нацию в «неизмеримую пучину бед и преступлений». Мексиканская пропаганда, твердившая о каком-то непонятном крестовом походе против католицизма в Северной Америке, также не вызывала у Джорджа ничего, кроме насмешки. И вообще, настроившись на четыре года праздной армейской жизни, он считал начавшуюся войну обременительной и досадной помехой.
Сразу же после того, как Джордж решил пойти в пехоту, он написал отцу и попросил его использовать кое-какие свои связи наверху. И вот наконец пришел приказ о его назначении в Восьмой пехотный полк. Орри был несказанно обрадован, ведь и его направляли туда же. Джордж сделал вид, что очень удивлен таким совпадением.
В чудесный июньский день выпускники выслушали добрые пожелания своих профессоров и в последний раз прошли строем по плацу Академии. Джордж и Орри впервые надели форму регулярной армии: темно-синие мундиры и светло-синие брюки с тонкой белой нашивкой, обозначающей пехотные войска.
Отец Джорджа и его брат Стэнли были на параде. А вот родные Орри не смогли приехать из Южной Каролины. Сразу после торжеств старшие Хазарды сели на пароход до Олбани, где их ждали важные дела. Джордж и Орри должны были отплыть часом позже.
Когда пароход отошел от причала, Орри подошел к поручням и стал смотреть на утес, провожая глазами тропу, по которой они впервые карабкались четыре года назад.
– Знаешь, а я буду скучать по этим местам. Ты только не смейся, но больше всего я буду скучать по звукам барабана. Даже не представляю, как теперь жить без них.
Джордж не стал смеяться, лишь покачал головой:
– Тебе нравилось, когда твоя жизнь делилась на строгие отрезки времени?
– Да. Это придавало каждому дню определенный ритм. Ты знал, что есть раз и навсегда заведенный порядок, на который ты можешь рассчитывать.
– В таком случае не стоит тосковать. В Мексике мы еще не раз услышим барабанный бой.
Когда пароход проходил мимо острова Конституции, сумерки все больше сгущались. Вскоре пароход двигался вниз по Гудзону уже в полной темноте. В городе они сначала отметились в комендатуре, а на следующий день отправились бродить по Нью-Йорку. Столкнувшись на Бродвее с двумя драгунскими офицерами, они впервые отдали честь.
– Мы теперь солдаты, – взволнованно сказал Орри. – Настоящие солдаты, понимаешь?
Джордж пожал плечами, не слишком разделяя воодушевление друга. Перед тем как сесть на поезд до Филадельфии, он пообещал Орри приехать к нему в Монт-Роял к концу отпуска. Оттуда они могли бы вместе отправиться к месту службы. Джордж охотно принял приглашение Орри. За последние четыре года он не встретил почти ни одного южанина, который бы ему не понравился. К тому же он еще не забыл о том, что́ Купер Мэйн говорил о хорошеньких девушках у них дома.
Первое, что сделал Джордж, добравшись до Лихай-стейшн, так это достал из сундука тщательно упакованный осколок метеорита, найденный на холме над Вест-Пойнтом, и положил его на подоконник в своей комнате, чтобы никто из горничных ненароком не выбросил его, приняв за ненужный хлам. Потом он сел рядом и, сложив руки под подбородком, принялся разглядывать свое сокровище.