Страница 12 из 12
Хор: Я хотел сказать тебе.
Шнур:
Хор: Не осталась ты со мной.
Всё замолкает.
Входит И.
Занавес
Эту маленькую телефонную записную книжечку, в синем кожзаменителе, с алфавитом, ступеньками вырезанном на правом обрезе, мне дала моя сестра со словами: «По-моему, это должно быть у тебя». Записная книжка моего отца.
Сестра родилась в феврале. Через месяц после ее рождения, 8 марта, я в последний раз разговаривал с отцом в его квартире на Чистых прудах. Мы сидели в комнате, где когда-то жила моя (и отцовская) няня, Анастасия Ивановна. Теперь сюда переехали книжные полки и отцовский письменный стол. Места здесь совсем не осталось. Это был даже не кабинет, но скорее склад и курительная. Мы сидели на тахте, тихо разговаривали и курили. Я смотрел на отца и как-то неожиданно вдруг заметил – как он осунулся. И что-то странное, почти детское проглядывало в его лице. Он говорил, что получил заказ на перевод Сёрена Кьеркегора (знаменитая работа «Или или» – «Одно из двух», другой возможный вариант названия). Он мечтал об этом. В советское время, разумеется, предлагать Кьеркегора к изданию было бессмысленно. Говорил как будто с воодушевлением, за которым проглядывала усталость. Я думал, это было связано с рождением сестры: она оставалась в больнице с матерью. Роды прошли трудно. Отец беспокоился.
На следующий день я пришел в редакцию «Эха Москвы». Она тогда располагалась в тесной комнате здания на Никольской (студия находилась в полуподвале, двумя пролетами ниже по железной лестнице). В комнате, как всегда, была толпа, потому что в ней каким-то чудесным образом размещались все: референты, новостники, рекламщики, Андрей Черкизов, приходящие авторы, то есть даже войти, чтобы поставить пленку с записанной программой, было непросто. Неожиданно меня позвали к телефону. Я с удивлением взял трубку. Звонила бабушка моей сестры. Она сказала, что отец умер.
Некоторое время я, видимо, просто стоял, застыв. Сергей Бунтман спросил, что случилось. Я ответил. Он предложил помощь. К тому же он знал отца (отец читал обзоры немецкой прессы на «Эхе»). Я всё оставил и ушел. По весенней, солнечной, истекающей ручьями Никольской. К Чистым прудам.
«Эта записная книжка куплена специально. Я болтлив, и очень часто говорю то, о чем следовало бы помолчать. <Сейчас молчать нуж> Сейчас мне особенно следует придерживать язык, что очень трудно. Посему решил записывать. Короче говоря: у меня нет друга, с кем можно было бы отвести душу. Пусть им будет записная книжка. Здесь я и выскажу то, о чем <следу> нельзя говорить открыто, по крайней мере, сейчас».
Буквы
Трудно быть Сумароковым
«Посылаю тебе драгоценность: донос Сумарокова на Ломоносова. Подлинник за собственноручною подписью видел я у Ивана Ивановича Дмитриева… Состряпай из этого статью и тисни в «Литературной газете», – писал в марте 1830 года Пушкин Петру Андреевичу Вяземскому.
Вяземский просьбу Пушкина выполнил. И статью тиснул, и донос Сумарокова опубликовал. Сумароков жалуется на взыскание с него денег за напечатание его трагедий в типографии Академии наук, винит во всем Ломоносова, называет его злодеем, пьяницей и умалишенным: «…ибо всегда и часто с ума сходящий Ломоносов не может повелением своим ни одной полушки удержать из моего жалованья, хотя бы он и в целом уме был… А он, Ломоносов, таковые в пьянстве дерзновения делал неоднократно, за что содержался несколько времени под караулом и отрешен был от присутствия Конференции. А что он не в полном разуме, в том я свидетельствуюсь сочиненную им Риторикою и Грамматикою».
К слову сказать, в первое время знакомства у Сумарокова и Ломоносова были вполне дружеские отношения. Они испортились позднее, когда Сумароков уверовал в свою исключительность и гениальность, в свою миссию и обрушился на «громкие» оды Ломоносова.
Впрочем, забавен этот последний филологический аргумент в пользу сумасшествия Ломоносова.
Поэт, писатель, драматург, журналист, издатель журнала «Трудолюбивая пчела», автор эпистол и од, комедий и трагедий, басен и песен, полемических статей и оперных либретто, он называл себя начинателем новой литературы. И многие именно таковым его и видели.
«Сумароков и поныне в глазах моих поэт необыкновенный, и как отказать ему в этом титле. В то время когда только и слышны были жалкие стихи Тредьяковского и Кирьяка Кондратовича, писанные силлабическим размером, чуждые вкуса и остроумия, несносные для слуха, без малейшего дара… – вдруг, из среды юношей кадетского корпуса, выходит на поприще Сумароков, и вскоре мы услышали новое благозвучие в родном языке, обрадовались игре остроумия, узнали оды, элегии, эпиграммы, комедии, трагедии и, несмотря на привычку к старине, на новость в формах, словах и оборотах, тотчас почувствовали превосходство молодого сподвижника над придворным пиитом Тредьяковским, и все прельстились его поэзией. Это истинно шаг исполинский! Это права одного гения!» – писал Иван Иванович Дмитриев.
Ни Вяземского, ни Пушкина Сумароков ни как поэт, ни как драматург, ни как филолог-теоретик особенно не интересовал.
Пушкин говорил о «варварском изнеженном языке» Сумарокова.
«Стихов его по большей части перечитывать не можно, – писал Вяземский, – но отрывки его прозаические имеют какой-то отпечаток странности и при всем неряшестве своем некоторую живость и игривость ума, всегда заманчивые, если не всегда удовлетворительные в глазах строгого суда».
В гораздо большей степени привлекала в Сумарокове его эксцентричная личность, его прямодушное самохвальство, наивное самомнение, простосердечная уверенность в собственной значимости. «В прозаическом отрывке “О путешествиях”, – пишет Вяземский, – вызывается он за 12 000 рублей, сверх его жалованья, объездить Европу и выдать свое путешествие, которое, по мнению его, заплатит казне с излишком; ибо, считая, что продается его шесть тысяч экземпляров, по три рубля каждый, составится 18 000 рублей, и продолжает: “Ежели бы таким пером, каково мое, описана была вся Европа, не дорого бы стоило России, ежели бы она и триста тысяч рублей на это безвозвратно употребила”».
Он и в быту, а не только в литературной полемике позволял себе говорить и поступать без особого стеснения, чем, разумеется, наживал себе врагов. Вот еще одно свидетельство Вяземского:
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.