Страница 10 из 143
И тут она вышла из себя. С силой ткнула пальцем в мягкое брюхо.
- Ноган-садж, я за тебя не пойду. Никогда! Да будь ты сам Обновитель, уже надевший венец, я бы за тебя не пошла! Это мое последнее слово. И впредь, не перестанешь ли ты марать добрую славу моей гостиницы своим присутствием? А теперь - вон!
Шаровидное лицо побагровело, он забрызгал, точно жир на сковородке:
- В таком случае я подаю жалобу!
- Подавай! Ты не первый. Уходи и не возвращайся!
Он вышел, все еще бормоча угрозы. Сердце у нее колотилось, но она стояла и смотрела, пока он не скрылся за дверью. А тогда повернулась и побежала, лавируя между сухими фонтанами, мраморными чудищами, деревьями в кадках. Купцы, Тибал и двое деревенских слуг видели и слышали все. И теперь не спускали с нее глаз.
Она промчалась по коридору на кухню. После двора кухня казалась совсем темной. Гвин обдало жаром, мясными запахами, гудением мух. Хотя помещение было обширным, между столами оставались только тесные проходы. По всем стенам тянулись полки с блюдами, тарелками, горшками и кувшинами.
Ниад скорчилась в углу у плиты, лицо у нее было белее соли, детские глаза широко раскрыты. Старуха Шума стояла на шаг перед ней, занеся метлу, словно боевую секиру. Угрожал им Гольм, привратник. Он потирал макушку, словно утишая боль, - видимо, старуха уже разок обрушила на него метлу. Вокруг них валялись битые черепки. Мэй, Тоб и Пауна, окаменев, следили за происходящим.
Кухарка была пожилой костлявой женщиной, словно наспех сколоченной из узких планок. Напугать Шуму было нелегко, но сейчас она была перепугана. Гольм был огромен и угрюм, лыс, но с густой бородой, и, конечно, мог показаться очень страшным молоденькой девушке или даже пожилой разгневанной кухарке - ведь он уже не раз вдруг срывался. Но после войны здоровые и сильные мужчины были наперечет, и Гольм оказался лучшим, кого она смогла найти.
- Что случилось? - свирепо крикнула Гвин, хотя все и так было ясно.
Все заговорили разом. Она проскользнула мимо Гольма и Шумы к Ниад. Девочка прильнула к ней, дрожа и всхлипывая.
Гвин яростно посмотрела через ее плечо на Гольма. И, словно увидев его глазами Ниад, она внезапно осознала, какой он огромный и омерзительный. А он хмурился, ничего не понимая. Она ведь наняла его меньше месяца назад. Он ничего не знал о Проклятии, лежащем на Ниад, о том, что она меченая.
Мэй и Пауна обе знали и совсем побелели. Мальчишка Тоб не знал. Он стоял, разинув рот. Наверное, услышал из конюшни шум и прибежал посмотреть, в чем дело. Соображал Тоб еще более туго, чем Гольм.
- Да чмокнул ее, всего-то! - буркнул Гольм.
- Ухватил ее сзади! - закричала Шума. - Повернул, а она уронила тарелки.
- С тобой все в порядке? - шепнула она, обнимая Ниад еще крепче.
Девочка захлебывалась сухими рыданиями, полными ужаса, но все-таки кивнула:
- Вроде бы да.
Надо надеяться, что да - Гольм все еще стоит, живой и невредимый.
- Иди в конюшню и жди там, - сказала ему Гвин ледяным тоном. - Я пришлю Тоба с твоим жалованьем. Ты уволен.
Он проворчал - человек медвежьего сложения, рябой и дряблый:
- Ну, чмокнул ее! Чего тут такого?
"Олух, знал бы ты, сколько тут и какого!"
- Ты напугал ее, разбил мои тарелки. Убирайся! - Благодарение Судьбам за черепки на полу! - Убирайся! Сейчас же!
Гольм, казалось, подыскивал слова, чтобы оспорить такую непостижимую несправедливость. Гвин почувствовала, как Ниад вся напряглась, и ее снова пронзил страх.
- Вон! - взвизгнула она.
Он зашаркал к двери, Тоб посторонился, пропуская его.
День оказался полон неожиданностей. На протяжении трех минут она выгнала Ногана через парадную дверь, а Гольма через заднюю.
- Пойдем! - Она повела Ниад к другой двери и прикрикнула на Мэй с Пауной, чтобы не стояли без дела. Шума пожала плечами, и черепки загремели под ее метлой.
Гвин втолкнула Ниад в контору и усадила ее.
- Все хорошо! - сказала она, пытаясь успокоить девочку.
- Откуда нам знать? - всхлипнула Ниад.
- Не тревожься! Очень хорошо, что мы от него избавились. Я искала случая выгнать его. Мне жаль, что ты испугалась ("И мне жаль, что я тоже испугалась").
Она налила стопочку спиртного и велела девочке выпить. Подумала, не налить ли себе, но поторопилась достать несколько медяков из своего денежного сундучка и вернулась на кухню. Отправив Тоба с медяками в конюшню, успокоив Шуму и убедившись, что обед не пострадал из-за этого происшествия, она вернулась посмотреть, как себя чувствует Ниад. От спиртного щеки у нее чуть порозовели. Гвин, успокоившись, закрыла дверь, села за свой стол и сделала вид, будто проверяет счета.
Сколько еще сможет она укрывать девочку? Сколько еще есть времени до того, как Мэй, Пауна или еще кто-то случайно не проговорится?
Беда отчасти заключалась в том, что Ниад была на редкость хорошенькой. Ей недоставало только уверенности в себе, сознания своего очарования, чтобы стать настоящей красавицей. Свои белокурые волосы Ниад стягивала ленточками в два коротких пучка над ушами, что в Далинге не было принято. У нее были большие синие глаза и губы как розовый бутон. Никакой взбитый крем не мог бы сравниться нежностью с ее щеками. Даже убогость домашнего платья не могла скрыть пышности ее бедер и груди, как и поразительную тонкость талии. В свои пятнадцать лет Ниад была самим совершенством в миниатюре, девочкой-куколкой. И внешность ее не была обманчивой: Ниад действительно была милой, невинной, простодушной девушкой, какой казалась.
Но главная беда заключалась в том, что весной Ниад заболела звездной немочью, которая в ее семье скосила всех остальных. Не все выживающие становились мечеными, однако Ниад болезнь превратила в ивилгратку. Она ведь не знала пределов своей силы, не умела владеть ею. Она же не чудовище, убивающее направо и налево, так откуда ей было знать свойства своей силы. И в испуге она могла употребить ее, сама того не подозревая.
Опасность-то угрожала Гольму. Да, он не упал мертвый у ног Ниад, тем не менее не исключалось, что он обречен на медленное умирание. Ивилграты были смертоносны.
- Я должна уйти отсюда, - прошептала Ниад.