Страница 23 из 37
водою текучей,
и ворона криком,
лапой медвежьей,
щетиной кабаньей,
и камнем закрыта
дорога тебе!
Старуха замолчала, тишина колебалась - это ходили волнами древние силы, вызванные Боргтруд. Люди затихли, не смея шевельнуться и даже вздохнуть. Мгновения повисли.
И вдруг стало легко. Вигмар вздохнул всей грудью, ощутил у себя на лбу холодный пот и вытер его краем ладони.
- Что - все? - робко подала голос Гюда. - Он ушел?
- Ушел! - Боргтруд села на край скамьи и тоже перевела дух. - Ох он и упрям! Сколько я живу, а не встречала такого упрямого мертвеца! А все оттого, что он набрал слишком много золота! Всю жизнь он копил золото, грабил на земле и на море, столковался, говорят, с горными троллями и свартальвами, и они давали ему золото, добытое в горах. Вы думаете, что в Медном Лесу есть только железо? Нет, там есть и золото тоже, только никто из людей не умеет его добывать. Вся сила Старого Оленя - в его золоте. Если он лишится своих сокровищ, то станет беспомощным. Но пока он их не лишился, одолеть его нельзя!
- А почему мы не слышали шагов? - с подозрением спросила Эльдис. Ей все не верилось, что мертвый оборотень действительно ушел.
- Потому что, девочка, он ушел сразу под землю. А уж под землей он поползет назад в свой дом!
- Почему же не к Хель? - с неудовольствием спросил Вигмар. - Уж Хель не выпустила бы назад такого красавца - как раз ей подходящая пара! А у себя в могиле он отсидится и опять пойдет пугать людей!
- Не пугать, ясень копья, не пугать! - Старуха затрясла головой, и теперь в ее глазах не было ни капли насмешки. - Теперь он начнет их губить. Те духи, что приходили сейчас, сказали мне: мертвец отсидится в могиле, снова наберется сил от своих сокровищ и уже на другую ночь выйдет снова. Но вы не бойтесь! - Боргтруд посмотрела на своих домочадцев, все еще жавшихся в угол. - Я повешу мои амулеты на крыльце, и Гнилая Шкура больше не придет к нам.
Вигмар тем временем откинул засов, взял факел и вышел. Посветив, он нашел на земле свою стрелу и вернулся в дом, разглядывая наконечник. Твердое железо было сплющено, как сырая глина.
- А, подобрал! - Боргтруд почему-то обрадовалась. Вигмар поднял на нее глаза. - Я не хочу, чтобы ты прославился бессмысленной гибелью! - продолжала старуха. - В тебе чуть побольше толку, чем во всех молодых. Среди вас уже не родится Сигурда, ну так пусть же не родится и Хёгни с Гуннаром. Умирать со славой стоит только тогда, когда жить со славой уже не можешь. Или нет? Боргтруд испытывающе глянула на Вигмара, даже склонила голову набок, чтобы снизу вверх заглянуть ему в глаза.
А Вигмар молчал, ошарашенный и этой мыслью, и тем, что о славе взялась рассуждать старуха только что не из свинарника.
- Ах, да! - Боргтруд как будто спохватилась, корявой ладонью хлопнула себя по лбу. - Я ведь глупая старая троллиха, только что не нищая и не с хвостом под подолом - что я могу понимать в чести и славе высокородных людей? Я только хотела тебе сказать - славно жить труднее, чем славно умирать. Ты можешь плюнуть и забыть, а можешь и подумать. Но запомни другому я и говорить не стала бы.
Вигмар не ответил - слова старухи взбаламутили его душу и он никак не мог разглядеть сквозь эту муть, есть ли хоть крупинки золота на дне. Сигурд, сказала она, с одной стороны, а Гуннар и Хёгни, сыновья Гьюки, с другой...
Перед взором Вигмара встал Фридмунд Сказитель, с мечтательно закрытыми глазами и увлекательной песней на устах, каждое слово пленяет, как будто от речей Фридмунда воздух полнится медом... "Утро не кончилось - умерли славные, как должно героям..." Странно, в такие мгновения даже брат Кольбьёрна казался добрым и приветливым, как будто и не Стролинг вовсе... Сигурд, Атли, Гуннар, Хёгни - все они славятся как великие герои древности, от рассказов о них захватывает дух у молодых и старых, но почему-то Боргтруд рассадила их по разным скамьям... Сигурд победил дракона Фафнира, отнял у него золото, священный дар, способный приносить силу и удачу даже мерзкому чудовищу, пробудил от волшебного сна валькирию, прорвавшись к ней сквозь огонь... Деяния Сигурда - вот как об этом говорят. Деяния. То, что человек сделал в жизни.
Вигмар злобно дернул уголком рта. Какой тут Сигурд, на Квиттинском Севере, в восьмом веке после Ухода Асов! В двадцать пять лет Сигурд уже много чем мог похвалиться. "А я? - сурово, почти злобно спросил Вигмар сам себя. - А я-то чем отличился? Утопил копье в битве с фьяллями и осмеял на пиру достойных людей. Скажут, что я только стихи складывать умею! Тоже дело, конечно, но для мужчины этого маловато!"
Впрочем, братья Сигурдовой жены, Гуннар и Хёгни, ничем особенным, помнится, не прославились, только поехали к Атли, отлично зная, что он задумал их убить, и держались без нытья, когда он свое гнусное намерение исполнял. А если бы он передумал - ну, съездили бы в гости к сестре и мирно вернулись. Да они благодарить должны были Атли! А он ведь тоже считается в героях, между прочим - потому что сумел совершить подлое дело торжественно и с размахом. Может быть, Гуннар и Хёгни нарочно выбрали себе славную смерть, поняв, что славная жизнь не удалась?
Так что же, заказать Хасселю Камнерезу поминальный камень по себе и придумать надпись попышнее? "Доблестно бился с мертвецом и был им сожран со славою". С чьей славою? Мертвеца? А вот троллячий хвост ему, а не слава! Иные думают, что удивить и напугать людей уже значит прославиться. Да, если бы оборотень ворвался в дом и сожрал тут всех, удивления и ужаса хватило бы на весь Квиттинский Север. Но при мысли об этом Вигмар чувствовал не гордость, а стыд.
Он был полон какой-то злой растерянности: его возмущали прогулки мертвого оборотня, который неуязвим и опасен, но он решительно не знал, что делать. Во всех этих размышлениях о славе и путях к ней было дыр не меньше, чем в рыбачьей сети. О великий Отец Колдовства, мудрый Один!
"Наверняка ведь знает", - вдруг подумал Вигмар об Одине, и ему яснее ясного представился единственный глаз Повелителя, хитро прищуренный в насмешке. Знает, но не скажет! Он ловко умел выпытывать тайны у великанов и вёльв, но сам хранит их крепко.