Страница 13 из 16
Под 6843 (1335) г. рассказывается о знамении князю Федору Семеновичу. После окончания пасхальной службы князь пошел в свои палаты и уже было расстался с игуменом, как вдруг «внезапу свет явился велик, сияющь на западной стране, аки заря, и прислоняшеся от небеси к земле». Князь удивился и спросил игумена, что сие означает. «И бысть ему глас с небеси: „О княже, дерзай, – бог ведый желание твое“». В четверг на все той же Пасхальной неделе, «в пяты час дни», когда князь шел к храму, знамение снова повторилось: «и гром бысть велми страшен, и огнен столб от небеси на той же стране». После совета с игуменом и приближенными князь Федор решил отправиться в ту сторону, где был виден таинственный свет. Край тот представлял собой «великий лес», жилья практически не встречалось, кроме редких поселений чуди. Лишь за Чудским (Чухломским) озером князю удалось встретить выходца из Твери Гавриила «Давыдова сына», который бежал сюда, в эту глушь, 17 лет назад, спасаясь от притеснений тверского князя. На вопрос Федора Семеновича – видел ли он таинственный свет, Гавриил ответил, что живет от того места за четыре «поприща». В итоге путники добрались до незнакомой реки, которая, как выяснилось позже, оказалась притоком Волги – рекой Костромой. Здесь князь решил построить монастырь. Закладка обители произошла в праздник Вознесения, который пришелся на день Святого Иова (6 мая). Возведение самого храма завершилось уже к Ильину дню (20 июля). Так возник Воскресенский монастырь, первым игуменом которого стал все тот же Афанасий. «И окрест монастыря того давал князь села своя любимая и волости, и в ыных вотчинах, и удел покупал. Дал князь Федор Семенович Чюдскова озера две трети, да Галицкаго озера четверть, и во всех реках рыбная ловля, и грамоты подавал тарханные. И братии множество всем изобилствова».
Затем под 6849 (1341) г. в «Летописце» идет рассказ о болезни и смерти князя Федора Семеновича, его захоронении во Владимире «во храме у Пресвятыя Богородицы», о том, что именно было завещано им монастырю, и как его сын князь Андрей Федорович, оставшийся после отца в 12-летнем возрасте, выполнил волю родителя. Далее под 6858 (1350) г. говорится о рождении у князя Андрея Федоровича сына Ивана Андреевича. Затем рассказывается об истории вражды князя Андрея Федоровича с его дядей Андреем Семеновичем Костромским и Никитой Ивановичем Байбородой, которая привела к тому, что в 6880 (1372) г. князь Никита Иванович «с ногайскими людми и воеводами и с луговою черемисою» напали на обитель, убили иноков, до конца защищавших монастырь. «И от того времени запусте монастырь Воскресенской. И не попусти Бог князю Никите, прииде на его землю болезнь коркотная и изомроша вси, и погибе град Хлынов, и после того времени много кровопролития было»182. Таково основное содержание интересующей нас части памятника, рассказывающей о событиях XIV в.
Решительно отвергнутый Н.М. Карамзиным источник тем не менее время от времени вновь всплывал в поле зрения историков, в первую очередь писавших об истории Солигалича. В ряде изданий XIX в. приводился пересказ содержавшихся в нем известий начиная с легендарных событий XIV в. вплоть до XVII в.183 Во всех этих работах применительно к вопросу о достоверности «Летописца» прослеживаются две основные тенденции – от полного доверия к изложенным в нем фактам, без всякой их критической проверки, до признания этого источника «позднейшей подделкой под летописные сказания», содержащего исключительно баснословные сказания.
Первые публикации самого источника увидели свет лишь в начале XX в.184 Но поскольку в них не было дано критической оценки содержания памятника, вся последующая историография развивалась по прежнему пути: в одних работах просто фиксировалось существование этого источника, в других (преимущественно краеведческого плана) показания «Летописца Воскресенского монастыря» признавались абсолютно достоверными и основание Солигалича (с теми или иными оговорками) приурочивалось к 1335 г.185
Проблему достоверности «Летописца» попытался решить А.А. Преображенский186. На основании трех списков памятника он выяснил, что его повествование за XIV–XVII вв. состоит из трех хронологических пластов, между которыми существуют четкие границы. Первый из них охватывает 1332–1375 гг. (создание монастыря), второй рассказывает о событиях 1429–1461 гг., и прежде всего о феодальной войне второй четверти XV в., третий повествует об обретении «нетленных мощей» иноков во время земляных работ на территории Воскресенского монастыря в 1663 г. Какова степень достоверности каждого из этих хронологических пластов? Применительно к событиям XVII в. А.А. Преображенский признает их достоверность, относительно второго раздела памятника историк считает, что его факты «в достаточной мере достоверны» – ряд известий о событиях XV в. находит свое подтверждение в других летописях187.
Что же касается наиболее интересного для нас рассказа о событиях XIV в., то, по мнению А.А. Преображенского, «наряду с явно сказочными рассуждениями насчет „явления князю Федору Семеновичу“ огненного столба188 с громом и взывающего с небес голоса, что якобы возвещало о божественном указании князю учредить монастырь, эта часть текста содержит и другие данные. Они таковы, что позволяют предполагать стоящие за ними исторические реалии. К такого рода сведениям можно отнести рассказ о постепенном заселении края, где на „великом лесе“ жила чудь. Столь же вероятно повествование о приходе в те пустынные края людей, скрывавшихся от княжеских междоусобиц. Однако бесспорно, что главные герои летописи галичские князья Федор Семенович и Андрей Федорович – лица вымышленные». При этом историк обратил внимание на то, что «во времена, описываемые летописью, в соседнем Ростовском княжестве правил князь Андрей Федорович (1331–1409). Деятельность этого князя чем-то напоминает поведение его мифического тезки – галичского князя Андрея Федоровича в изображении монастырского летописца. Не произошло ли здесь своеобразной „пересадки“ истории ростовских князей на галичскую почву?»189.
Выясняя время возникновения монастыря, историк усомнился в дате его основания (1335 г.), поскольку она встречается лишь в самом «Летописце» и не подкреплена другими источниками, но вместе с тем должен был признать существование обители уже в XIV в., по крайней мере начиная с эпохи Дмитрия Донского. На это указывает материал обыска, проведенного в 1580-х гг. на посаде
Солигалича и по окрестным селениям. Опрошенные тогда люди подтвердили, что «слухъ у нихъ и ведомо есть, что государь князь Дмитрей Ивановичь Донской то селцо Балыново и починокъ Бракотинъ къ тому монастырю въ вотчину далъ, и грамота у нихъ жаловалная на ту ихъ вотчину была»190. Вместе с тем, по мнению историка, окончательно решить вопрос о достоверности этого памятника могла бы находка новых списков «Летописи Воскресенского Солигаличского монастыря»191.
Эту задачу выполнила С.А. Семячко, сумевшая обнаружить пятнадцать списков памятника, самые ранние из которых относятся ко второй четверти – середине XVII в.192 Она установила, что древнейшая часть «Летописца» создавалась единовременно, много позже описываемых в ней событий. Время возникновения памятника она относила предположительно к первой половине XVII в., возможно, даже вскоре после разгрома Воскресенского монастыря в 1613 г. в период Смутного времени193. Поэтому неудивительно, что в нем встречаются ошибки, особенно в хронологии. Наиболее показательная из них содержится в статье под 6843 (1335) г. В ней сообщается, что первое «знамение» было князю Федору Семеновичу на Пасху – «Бысть явление против Велика дни», а закладка храма состоялась «на Вознесениев день на память святаго и праведнаго Иова». Вознесение Господне празднуется в сороковой день по Пасхе, а память Иова – 6 мая (все даты по старому стилю). Несложно подсчитать: если Вознесение в описываемый год приходилось на 6 мая, то Пасха праздновалась 28 марта. Но, пользуясь пасхальными таблицами, легко установить, что в 6843 г. Пасха отмечалась 16 апреля, а Вознесение – 25 мая. Ближайшая дата, при которой Пасха приходилась на 28 марта, а Вознесение – на 6 мая, падает на 1339 г.194