Страница 21 из 22
Итак, «тереть» > «дробить» > «ломать» – и бессмысленный, кровавый фразеологизм отправился завоевывать Европу.
День 4
Если у вас роман с девушкой из Сербии или Хорватии, помните
Baba – это бабушка;
bulka – это полевой мак;
varenje – это пищеварение;
vranje – это ворoнье;
vredna – это трудолюбивая
gubasta – это прокаженная
dubina – это глубина
život – это жизнь
žir – это желудь
žuriti – это спешить
zarez – это запятая
izmena – это обмен
laskati – это льстить
nuditi – это угощать
orati – это пахать
pečenje – это жаркoе;
pečalba – это заработки
pračka – это рогатка
rasprava – это обсуждение
samac – это холостяк
shvatiti – это понять
ukus – это вкус
užtina – это полдник
četa – это отряд
štiš—это вeртел;
jad – это горе
Ну, a grudasta – это комковатая.
День 5
Только в русском и южнославянских языках благодарность выражается славянскими по происхождению словами: «спасибо», «благодаря» (бот.), «хвала» (серб.) и т. п. В остальных славянских языках, в том числе украинском и белорусском, «спасибо» передается словами, восходящими к нем. Danke.
День 6
Как разобрать по составу местоимение «их»?
Предоставим слово нашим воображаемым читателям.
«А местоимения разве разбирают?» – спрашивает один из них. Действительно, ведь местоимения не разбирают по составу в школе, да и в вузе как-то не очень. Между тем это изменяемые слова, почему же их не разделить хотя бы на основу и окончание? Так почему же их не разбирают? Потому что от греха подальше.
«Личное или притяжательное?» – уточняет другой читатель. А вот это правильный вопрос, и он сводится к другому: одно или разные местоимения в сочетаниях «люблю их» («их»-1) и «их школа» («их»-2).
Противники умножения сущностей выступают за то, чтобы видеть в «их»-2 то же слово, что и в «их»-1, просто синтаксически обособившееся. У их оппонентов есть два серьезных довода. Во-первых, русскому языку не свойственно употребление косвенных падежей личных местоимений для обозначения принадлежности: мы не говорим «дом меня» и уж тем более «меня дом». При нейтральном порядке слов конструкция типа «отца дом» также неупотребительна. Во-вторых, «их»-1, следуя за предлогом, выступает в виде «них»: «у них», «за них», «от них», а «их»-2 не меняется: «у их школы» (понятно, впрочем, что предлог здесь относится не к «их», а к «школе»). Если «их»-2 (так же как «его»-2, «ее»-2) считать отдельными словами, значит, надо признать их неизменяемыми, а в звукосочетании «их» видеть – что? Корень? Ср. замечание еще одного нашего читателя: «„Ихний“ проще». Да, в этом слове, образованном от «их»-2, вроде все прозрачно: «их-н-ий».
Вернемся, однако, к «их»-1. Сложности с морфемным членением этого слова, видимо, по историческим меркам молоды. В речи некоторых пожилых людей можно услышать бывшее нормативное произношение: [йих] (как и [йим], [йими]). С нами солидарен еще один наш читатель: «Даже до сравнительно недавних пор (начало и где-то до середины XX века) произносили это местоимение как [jnx]. Что еще интереснее, 3–4 года назад я присутствовал на лекции, которую читал потомок белого эмигранта: он все еще произносил местоимение как [jnx]». В этом случае морфемное членение простое: корень [й] и окончание [их]. Так же как: [й-эго], [й-эму] и т. п.
Но так уже не говорят. Что же делать? Читатели, прошедшие суровую школу структурализма, предлагают нам ответ: нулевой корень + окончание [их]. Если же простым языком, без структуралистских изысков – это слово, состоящее из одного окончания. Не окончание, вытянутое из языка в парадигму учебника, а живое слово-окончание. Слово, полностью порвавшее с отяжеляющей вещественностью и материальным началом. Это – чистая, незамутненная грамматическая форма. Форма как таковая.
«Форма есть внутреннее начало, приводящее предмет к его совершенству; поэтому-то Аристотель и Бога называет чистой формой, чистой деятельностью» (Энциклопедический словарь Ф.А. Брокгауза и И.А. Ефрона).
Вы хотели знать, как выглядит Господь? Так полюбуйтесь: Бог – это «их».
День 7
При всей любви к словарю Владимира Ивановича Даля нельзя не признать, что читать его порой трудновато.
Типичная статья из этого словаря выглядит примерно так:
ХАЛБАЛА, ж., сиб. фалбора, пережабина, вят.? бористый подзор, кур. хайлан, иногда смешивая с крюкиши, зап. закукры, наплав, кундурак, из англ.? ошибочно жалга, жагла? каз. борок, жагодбой, переход из топки в оборот. Галуха с ним, парья (арханг.).
11 неделя
День 1
Английские слова flammable и inflammable значат одно и то же – «огнеопасный, воспламеняющийся», хотя в силу своего морфемного строения должны были бы означать нечто противоположное. А есть ли подобные примеры в русском языке?
Ответ:
Сначала об английских словах. Первым в английском языке появилось слово inflammable, фиксируемое с XVI века. Это, собственно, копия французского слова, которое выглядит так же и значит то же самое. Приставка in, восходящая к латыни, этимологически не имеет здесь отрицательного значения. Затем, спустя век-полтора, неизвестно зачем в английском языке было придумано, с опорой на латинский корень, слово flammable, ставшее смысловым дублетом первого. Во французском языке такого слова нет. В XX веке, благодаря противопожарным службам, которые были очень обеспокоены тем, что слово inflammable люди понимают неправильно, слово flammable стало использоваться как официальная предупредительная надпись на воспламеняющихся предметах и постепенно стало гораздо более употребительным, чем inflammable. Чтобы не путаться, специалисты по английскому языку рекомендуют пользоваться парой flammable – nonflammable.
Чтобы найти аналогичный случай в русском языке, нам нужно отыскать два слова, которые были бы полностью взаимозаменяемы и при этом отличались бы только морфемой со значением отрицания.
Наиболее близким аналогом в таком случае будет пара слов «ужели – неужели». Первое из этих слов сейчас является устаревшим и многим наверняка помнится только из пушкинского «Ужель та самая Татьяна?». Следует, однако, отметить, что это слово активно употребляется в художественной литературе не только в XIX, но и в XX веке, прежде всего в поэзии, но и в прозе тоже, в чем легко убедиться, обратившись к Национальному корпусу русского языка.
Кстати, в тот же день, когда был задан обсуждаемый вопрос, мы в качестве подсказки опубликовали стихотворение Николая Гумилева 1912 года, где он в пределах одного текста употребляет «ужели» и «неужели» как полные дублеты. Сначала в первой строфе звучит:
а затем во второй строфе:
(В скобках отметим, что это очень близкая, но все же неполная аналогия, потому что, в отличие от flammable – inflammable, мы не можем здесь истолковать смысл гипотетической антонимии – то есть, что бы могло значить «ужели», если бы это были слова с противоположным значением, непонятно. Это происходит потому, что «ужели – неужели» – это частица, а не знаменательное слово.)