Посмотри на меня

"Вот бы в самом деле"

Но в мистику Люба не верила никогда. Ни в мистику, ни в Бога, ни в дьявола. В 96-м, когда она родила первого ребенка, и от нее ушел муж, бросив ни с чем, без работы и без гроша в кармане, она однажды пришла в церковь. Упала на колени перед иконой девы Марии, и расплакалась, шепча просьбы о заступничестве и помощи. Люба не знала слов молитв, не знала, у каких алтарей ставить свечки за здравие, а у каких - за упокой, она просто пришла просить о помощи. Просить не дать ей и ее ребенку умереть с голоду, помочь хоть чем-нибудь. Просить о помощи Христа Люба постеснялась. Из рассказов верующих подруг она усвоила, что Христос - он вроде как и сын Божий, а вроде как и сам - Бог, единый со своим отцом. Как можно быть одновременно и тем, и другим, она не представляла, но на то он и Бог - большой, всемогущий, по уши занятый глобальными проблемами вроде позволить всем азербайджанцам вырезать поголовно всех армян, или же наоборот, дать вторым великую силу, чтобы те разделали под орех первых. Или там, например, позволить людям развязать Третью Мировую или пока не надо? В общем, Бог занят чем-то большим, ему нет дела до проблем 20-летней Любы Авдеевой, которая сдуру легла под автомеханика Мишу и родила от него дочку, ставшую пившему как черт Мише совершенно ненужной и даже лишней. А вот дева Мария, как баба, должна была ее понять.

Понять и помочь.

- Мою дочку как тебя зовут, - захлебываясь слезами шептала Люба, - Машенькой. Денег нет совсем, живем с мамой, на ее пенсию, за квартиру не плочено уже три месяца, понимаешь? Не ради меня, так ради нее... Помоги... Дай мне знак... Пожалуйста... Пусть меня хоть куда-нибудь на работу возьмут... Хоть техничкой, хоть навоз в коровнике убирать... Куда угодно...

Но чуда не случилось. То ли дева Мария была также занята, как ее сын - обсуждала с ним глобальные планы изменения мирового баланса сил, да указывала, какие звезды зажигать, а какие погасить. То ли не было никакого Бога, никаких святых и никаких чудес.

На работу ее, правда, взяли через месяц. Даже не техничкой, а продавцом в ларек. Работа каторжная, зарплата, за вычетом постоянных недостач - мелкая, но зато вовремя, в отличие от большинства любиных знакомых, работавших на государственных предприятиях. Жить стало чуточку легче, особенно когда два года спустя Маше дали место в яслях (мама похлопотала через своих знакомых). Но дева Мария и прочие святые тут были явно ни при чем. Просто повезло. Если бы вмешалась дева Мария, Любу бы наверняка взяли секретаршей директора какой-нибудь крупной фирмы. Если бы вмешалась дева Мария, должно было произойти какое-нибудь чудо... А поскольку сейчас, на 42-м году жизни, Люба снова была одна (второй муж - Коля, от которого она родила Катеньку, умер от цирроза печени пять лет назад) и работала кондуктором, все также едва-едва сводя концы с концами - дева Мария ее не услышала.

Потому что нет никакой девы Марии. Нет Бога. Нет дьявола.

Но видя, как побелевшая и перепуганная до смерти девушка, минуту назад выглядевшая как внебрачная дочь Чарльза, принца Уэльского, цепляется за поручень автобуса, как за брошенный ей спасательный круг, Люба готова была пересмотреть свои взгляды на наличие сверхъестественного в этом мире.

Психосоматика?

Нет... Люба краем глаза наблюдала за ней после брошенного парнем проклятья. Девушка не восприняла его всерьез, не поверила, даже на секунду не допустила, что сказанное им могло действительно иметь какую-то силу. Она не ступала на асфальт осторожно, прислушиваясь к себе. Она просто вышла из автобуса! Вышла, и вот тогда поверила в проклятье.

И Люба тоже поверила.

Поверила, и улыбнулась.

Она не знала, кто там, наверху, заметил ее и обратил на нее внимание. Кто-то из святых, Иисус, или же Сатана...

Но ей это нравилось!

Глава 10.

Саша просто ехала. Иногда - сидя, иногда стоя, когда в автобус входили пожилые люди, или мамочки с детьми. В таких случаях кондукторша неизменно подходила к ней, где бы она ни сидела, и просила уступить место. Саша молча вставала, и ехала дальше, повиснув на поручне, пока поблизости не освобождалось место. В голове было пусто.

Автобус полз сквозь плотную пробку Купеческого тракта, лихо лавировал между машинами на Проспекте Ленина, свернул направо на площади Кирова и, видимо нагнав наконец расписание, плавно покатился по пустующей в этом направлении улице Блюхера, вскоре въехав в спальные микрорайоны этой части города Медянска.

"Шок. Это просто шок. Нужно собраться, и трезво все обдумать. Найти выход!"

"А вот он, выход. На двери так и написано: "Выход". Другого выхода нет. Ты проклята!"

"Если проклятье можно наложить - его можно и снять!"

"Снять..."

"Снять..."

"Снять!"

Саша выпрямилась на сиденье, впервые за всю дорогу бросив в окно осмысленный взгляд. Автобус въезжал в "Ключи" - самый отдаленный спальный микрорайон Кировского района, где его маршрут, собственно, и заканчивался. Еще пяток остановок и все, конечная.

Снять наложенное на нее проклятье. Конечно! Она повела себя грубо, повела неправильно, за что и была наказана. Вмешались какие-то высшие силы, которые и использовали того случайного парня, чтобы поставить ее на место. Чтобы научить ее жизни.

А может не таким уж случайным был этот человек? Саша постаралась вспомнить его лицо, но не смогла... Были его глаза разного цвета? Вроде бы нет. Вроде бы не было на нем и клетчатого пиджака, равно как и примуса под мышкой. Но все равно это ни о чем не говорит. Булгаковские образы - всего лишь образы, придуманные, а может трансформированные великим писателем.

Важно другое: она столкнулась с чем-то, пришедшим не из этого мира, и это что-то швырнуло в нее проклятье. Справедливое в общем-то проклятье. Но ведь булгаковские второстепенные герои все

Почти все! Почти!

остались в живых, получив нужный им урок, изменивший их жизнь. Нужно просто осознать этот урок и исправить свои ошибки.

Саша встала и двинулась по пустому автобусу к месту кондуктора. Кроме нее пассажиров было всего трое. Кто-то читал книгу, кто-то листал страницы в браузере телефона, а кто-то просто смотрел в окно.

- Как вас зовут? - спросила Саша.

- Любовь Петровна! - улыбнулась кондуктор. Улыбнулась неискренне, без доброжелательности, скорее наоборот: мрачно и недобро.

Еще двое пассажиров вышли на остановке. Закрыв двери, автобус стартовал так, словно опаздывал на гонку "Формулы 1".

- Я не права была, - снова заговорила Саша, - гадостей вам наговорила. Норов показала... Простите меня. Я не хотела. Я... Знаете... Я...

Неожиданно сама для себя, Саша всхлипнула. Так громко, что смотревшая в окно девушка-пассажир даже оторвалась от созерцания пейзажей и повернулась к ней.

- Страшно умирать, да?

- Страшно... Но, понимаете, я не потому плачу...

Два дня сдерживаемые слезы прорвали плотину и рванулись наружу неудержимым потоком.

- Да ты садись, дорогая, садись! - Люба, осторожно придерживая ее под руку, усадила Сашу на свободное место, а сама села напротив, как час назад, на Купеческом. - В ногах правды нет.

- Меня парень в субботу бросил! - почти выкрикнула Саша. - Мы три года встречались. Три года... Я все предложения ждала, намекала, говорила о будущем. А он все: надо на ноги встать, вот сейчас машину куплю, вот сейчас работу сменю, вот сейчас меня повысят, и...

- Детей хотела?

- Хотела...

"Следующая остановка - детская поликлиника!" - словно издеваясь, объявил динамик под потолком.

- Хотела детей. А он - нет. А у него другая была, как выяснилось... Может быть все это время... Я не знаю!