Страница 25 из 28
Громобоев долго боролся с дремотой и все же не удержался и ненадолго отключился. Почему-то ему приснились крысы: большие, жирные, грязные. Эти омерзительные твари настороженно обнюхивали друг друга, а затем терлись мордами.
Эдик все реже вспоминал о прошлой жизни до службы в Афганистане. Бывшей жене Ольге наш капитан оставил без дележа и скандалов деньги, скопившиеся на сберкнижке, гараж, мотоцикл, ну и совместного ребенка. Угрызения совести почти не мучили. Ну, разве что иногда. И пусть новая жена была с довеском в виде ребенка без отца (от неизвестного отца), но Эдик, очарованный прелестями Ирки и бурными постельными страстями, уже помышлял об усыновлении ее пятилетнего сына. Мальца вскоре предстояло привезти из Ташкента в новую благоустроенную квартиру. В настоящее время семейная жизнь протекала без сцен и ссор, а ночи, как и прежде, были страстными, с выдумкой.
Командование герою войны, крепко пострадавшему на фронте, раненому и контуженому, выделило для начала служебную площадь, а во вновь построенном доме было обещано распределить двухкомнатную квартиру, комполка вошел в положение.
Душа пела, и сам он спешил побыстрее попасть в гарнизон; накопленная сексуальная энергия словно подталкивала грузовик. Под вечер добрались до полка. Отдав распоряжения солдатам, которые должны были получить на складе продукты для лагеря, Громобоев покинул полк.
Насвистывая веселую мелодию, Эдик подошел к дому, поздоровался со странно ухмыляющейся соседкой, поднялся на второй этаж, тихо открыл ключом дверь и, таясь, вошел в квартиру. Сюрприз!!! Но, едва переступив порог, почувствовал неладное и напрягся: в прихожей стояли чужие начищенные армейские хромовые сапоги, на вешалке висела широкая офицерская фуражка, в коридоре валялись словно разбросанные впопыхах вещи, на кухне надрывался музыкальный центр, а из спальни раздавались Иркины громкие крики, страстные стоны и всхлипы.
Громобоев словно в замедленной киносъемке, не глядя, повесил на крючок фуражку, медленно снял с себя бушлат (по вечерам было довольно свежо, особенно в лесу), поставил на пол сумку и рюкзак с грибами. Сердце бешено заколотилось, желудок схватил спазм, к горлу подступил ком, и на глаза набежала пелена. Тем временем охи и вздохи в спальне участились. Хозяин квартиры, механически переставляя ноги, словно робот, пошел на эти всхлипы. Увиденное в спальне наверняка разъярило бы даже самого спокойного и равнодушного супруга. Поверх его пищащей молодой жены лежало обнаженное мужское тело, и чья-то волосатая задница ритмично то поднималась, то опускалась между задранных высоко вверх и дергающихся Иркиных стройных ножек.
Громобоев мгновенно очнулся от оцепенения, вспыхнул, словно пороховой заряд, и больше уже не отдавал себе отчета. Дальнейшие действия происходили машинально, в мозгу, как в бомбе, сработал детонатор. Первым делом капитан дал носком сапога крепкого пинка по этим голым шевелящимся ягодицам, и даже не по самой заднице, а чуть пониже раздвоения. Мужик скатился на пол, вскочил на ноги, держась за травмированное хозяйство, громко завывая, закружился в бешеной пляске, высоко подпрыгивая, как козел. А он в принципе и был козел! Иркин хахаль оказался ростом повыше, да и телосложением покрепче Эдика, но внезапный атакующий натиск, а тем более злость обусловили качественный перевес стороне обманутого мужа.
Громобоев хотел было боднуть его головой в живот, но передумал. А было бы здорово пропороть брюхо этого мерзавца ветвистыми рогами, тем более если они уже реально выросли. Голый против человека в одежде всегда будет ощущать себя не в своей тарелке, даже если идет просто обычный и спокойный разговор. Соперник попытался оказать сопротивление, вскочил на ноги и неуклюже принял боксерскую стойку, но следующий сильный удар, теперь уже в челюсть, потряс его и отправил в нокдаун, а заключительный удар точно в солнечное сплетение – в нокаут. Громобоев подхватил большое обмякшее тело, потащил на балкон, да не просто поволок, а выбил его спиной и головой стекло балконной двери и вышвырнул мужика наружу, на бетонный пол. Противник сильно поранил спину и шею о стекла, выл от боли, молил о пощаде, но вид крови лишь еще сильнее разъярил Эдуарда, и он без раздумий и жалости перекинул любовника через перила и столкнул подлеца с балкона. Безвольное тело шмякнулось плашмя на кусты и траву. Финиш! Как говорят французы: финита ля комедия…
«Труп? Убился? – запоздало испугался Громобоев, но сразу же успокоился, потому как тело в траве зашевелилось, и этот факт даже разочаровал. – Да нет, жив… собака…»
Голый мужчина корчился посреди зарослей колючек и полыни под балконом, громко стонал и подвывал. Эдик собрал чужие вещи: китель, брюки, рубаху (наступил, разорвал по шву и оторвал один из рукавов), фуражку (предварительно тщательно растоптав), швырнул их следом за выброшенным соперником в кусты. О сапогах в прихожей Громобоев впопыхах забыл, и они так и остались стоять сиротливо у порога. В результате завершившейся «корриды» повезло обоим: и мужу, и любовнику. Одному улыбнулась удача – падение всего лишь со второго этажа, не разбился насмерть, другой в результате этой экзекуции не сел в тюрьму на долгий срок.
За спиной верещала что-то несуразное перепуганная Ирка, но Эдуард не обращал никакого внимания на ее вопли и в дальнейшем действовал словно зомби. Теперь дошла очередь до неверной супруги. Она уже успела поспешно натянуть на себя трусы и халатик и даже застегнуться. Громобоев был всегда галантным мужчиной, рук никогда по отношению к женщинам не распускал, в принципе и сейчас драться не стал. Капитан дал легкую затрещину, толкнул ее в грудь, и Ирина шмякнулась на койку. Еще минута ушла на освобождение от своих брюк.
Впервые в жизни Громобоев изнасиловал женщину, хотя жертва особо и не сопротивлялась. Он овладел ею жестко, порывисто, неутомимо, страстно, терзая и мучая, стараясь причинить боль. Ирка всхлипывала, размазывая по лицу косметику, пыталась объясниться, бормотала выдуманную экспромтом отговорку: мол, она заболела, пришел врач из полка по вызову, осмотрел, а потом завалил на кровать и овладел ею! Она ведь его подчиненная, медсестра, а он, подлец, подонок, скотина, воспользовался служебным положением…
Только тут Эдик сообразил, что мужик, которого он недавно мутузил, – начальник медицинской службы полка. Вот же сволочь! Но и Ирка тоже хороша! Даже если не врет насчет того, что овладел без согласия, то как она все-таки страстно с ним предавалась греху!..
Супруга пылко и послушно ублажала окровавленного Эдика (во время выброса с балкона начмеда он сам хорошенько поцарапался и перепачкался кровью соперника), в перерывах умоляла простить и понять. Обманутый муж несколько часов терзал утомленное тело женщины.
В перерывах капитан горько плакал и легонько колотил ее: слегка душил, слегка тузил, давал пощечины. Отомстил четыре раза подряд, пятый заход сделать не успел, хотя запал не угас. Помешали. Как раз в момент, когда Громобоев возбуждался и пристраивался в пятый раз, дверь в квартиру под мощным ударом хрустнула и замок сломался. В распахнувшуюся настежь дверь с криками ворвались неизвестные люди. Спустя считаные секунды на Эдуарда навалились трое мужчин. Почему-то они были в белых одеждах. Кто такие? Херувимы или серафимы? Откуда эти призраки? С неба спустились? Если это врачи, то кто больной? Вроде бы бдительными гражданами должна быть вызвана милиция…
Белохалатники налетели профессионально, со знанием дела: умело опутали руки и ноги и понесли на выход. Таинственные налетчики в белых одеждах действительно выглядели нереально, словно ангелы. Архангелы, блин!
Эдик попытался хотя бы кусаться, поэтому под самый финал неравной схватки получил крепкий удар кулаком по голове и вырубился…
Когда Громобоев очнулся и открыл глаза, то увидел над собой серо-зеленую крышу военной «таблетки». Попытался пошевелиться, но руки и ноги были крепко связаны. Скосил глаз – вдоль борта на лавке, помимо санитаров, в машине сидят и побитый начмед капитан Лаптюк, и начальник политотдела полка Орлович.