Страница 17 из 25
– Зачем их шут принёс?
– Не знаю, в избу пошли.
Разбойник уложил заряжённый револьвер в карман и направился из светлицы в избу. Староста со своим сватом стояли посредине избы; поздоровавшись с Чуркиным, один из них сказал:
– Наум Куприяныч, мы к тебе пришли за покупочкой!
– Что ж, очень рад, чего вам требуется?
– Водочки отпустишь?
– Можно; где же посудины?
– Мы их на дворе пока оставили. Почём ты с нас положишь?
– Лишнего не возьму; по четыре с полтинкой, – с других по синенькой беру.
– Ну, ладно, деньги только до Святой подожди, – вымаливал староста, – а то, по случаю свадьбы мы поиздержались, – прибавил он.
– Не могу без денег! Сам обеднял, а водки без денег мне не отпускают, – сердито ответил разбойник.
– Будь отец родной, соблаговоли, – продолжал начальник деревни.
– Наум Куприяныч у меня есть сотенный билет, найдёшь сдачи, так получай, – протянул кузнец, доставая из. мошны радужную, – а то погоди недельку, заплачу и за себя, и за свата.
– Сколько вам нужно вина-то?
– По две ведёрки, да наливочки бутылочек по пяти.
– Изволь, я разменяю, а то и без того в долг много распустил, – принимая от кузнеца кредитный билет, сказал Чуркин и пошёл в светлицу за сдачей.
– Ишь ты какой! к старосте и доверия никакого не имеет, – прошептал себе под нос отец Степаниды.
Рассчитавшись, разбойник пригласил мужиков за стол и угостил их наливочкой.
– Кушайте, дорогие гости, да не обижайтесь, что я вам в долг не дал: в такую минуту попали вы.
– За что сердиться! Твой товар, ты сам его покупаешь, – произнёс кузнец, вливая в утробу свою спиртуозную жидкость. – А ты что не пьёшь? обратился он к своему свату.
– Один не стану, с Наумом Куприянычем, пожалуй, ещё одну рюмочку можно, – сказал тот.
Чуркин не отказался, чокнулся со старостой и выпил. Одной бутылки оказалось мало, подали другую; старики потребовали от себя третью; беседа затянулась, и язычки у мужичков развязались.
– А ты, Наум Куприяныч, что ни говори, как ни отвиливай, а на свадьбу ко мне будешь, – говорил добродушный кузнец.
– Извини – не люблю я по свадьбам путаться, смолоду не ходил, а теперь и подавно калачом меня туда не за манишь.
– Ну, уж ладно, сам за тобой приду.
– И я также, вместе, значит; возьмём под руки и поведём, не справимся, тогда девок, да баб на помощь позовём, авось, их послушает, – добавил староста.
– Ладно, там увидим.
– Хозяин, водка готова, – сказал Осип, войдя в свою избу.
– Где ты её поставил?
– Там в кабаке пока стоит.
– Сейчас возьмём, подожди маленько, – буркнул кузнец, – ещё разве бутылочку раздавим, как, сват, скажешь? – обратился он к старосте.
– Будет, у него всего не выпьешь, пойдём, а то бабы браниться начнут, – вставая из-за стола, ответил тот.
Через несколько минут старики взвалили на плечи бочонки и пошли, пошатываясь, восвояси.
– Денег у них девать некуда, а в долг просят, – шипел Чуркин, запирая за собой свою лавочку.
– Такой уж народец, – вторил ему Осип, шагая к воротам дома.
Глава 72
Аким Петрович, возвратившись из склада, почувствовал себя больным и слёг в постель: давнишняя боль в сердце возобновилась у него с большею силою. Он в то же время послал за врачом и за своим приказчиком, которые явиться к нему не замедлили. Врач нашёл состояние бального весьма опасным, но утешал его скорым выздоровлением.
– Нет, голубчик, чувствую, что мне плохо, едва ли поднимусь с постели, – сказал больной, подзывая к себе своего приказчика.
Тот подошёл к нему, опустив голову, и сказал:
– Что прикажете, хозяин?
– Ты уж прости меня, оскорбил я тебя давеча, такой уж характер горячий имею.
– Напрасно беспокоитесь, Аким Петрович, за дело побранили, я не обижаюсь.
– Долго ты служил мне, худого за тобой ничего я не замечал, парень ты деловой, поведения хорошего, так вот я хочу тебя осчастливить: веди моё дело так, как шло оно при мне; родные хотя и есть у меня, но Бог с ними! А ты – сирота. Возьми себе вот это духовное завещание и владей моим состоянием, не забудь только о помине души моей, – сказал старик, вынул из-под подушки лист бумаги передал его приказчику.
– Не заслужил я, кажись, от вас, Аким Петрович, такой милости, – со слезами на глазах, проговорил тот, упал на колени и начал целовать руки у своего благодетеля.
Аким Петрович от усилившейся боли не мог произнести слова; он тяжело вздохнул, закрыл глаза и впал в бессознательное состояние. Находившийся у кровати врач, вместо того, чтобы приблизиться к больному и подать ему какое-либо пособие, обратился к приказчику и начал поздравлять его с наследством; тот отвернулся от него, вышел из спальни и послал за священником. Вернувшись обратно, он нашёл своего хозяина в том же положении; врач заявил ему, что часы жизни Акима Петровича уже сочтены.
Слух о болезни Акима Петровича быстро разнёсся по посаду и достиг до родных богача-складчика; они, почуя добычу наследства, быстро собрались в доме его. приказчик и врач встретили их, удерживая всю эту саранчу от входа к нему в спальню.
– Почему вы нас не пускаете к нему? – спрашивал какой-то бородач, рекомендовавшийся племянником больного.
– Потому что Аким Петрович опасно болен, – отвечал врач.
– Мне необходимо видеть его, – горячился тот.
– Успеете, вот придёт батюшка, тогда и увидите.
– Мне-то уж, голубчик, дозволь с ним повидаться, – лезла какая-то пожилая женщина.
– Не могу, – сказано, священника надо подождать.
– Я сестра ему двоюродная.
– Все равно, если бы и родная была, – не пущу.
В зале поднялся шум, слышались голоса, упрекающие врача в том, что он с приказчиком хотят обобрать их родственника. Шум всё усиливался, наконец родственники умирающего ворвались к нему в спальню, но, увидав, что Аким Петрович лежит в бессознательном положении, притихли и начали оглядывать стоявший в комнате железный сундук и, увидав его запертым, успокоились.
– Да вы о чем хлопочете-то? – обратился к ним врач тихим голосом.
– Как о чем? Небось, о наследстве! – отвечал бородатый племянник, уперев руки в боки.
– Напрасно беспокоитесь: есть духовное завещание, по которому вам ничего не будет.
– Врёте вы! – вскричал тот.
– Я прошу вас не шуметь, иначе пошлю за полицией.
– Вот и отлично, тем и лучше, – голосили родственники, и один из них отправился за становым приставом.
Пришёл батюшка со Святыми Дарами, все высыпали к нему навстречу и подошли под благословение.
– Что такое случилось с Акимом Петровичем? – спросил он у врача.
– Плох старик, надо бы его пособоровать и приобщить Святых Тайн, – ответил доктор, вводя священника в комнату больного.
Аким Петрович находился ещё в забытье; батюшка осторожно подошёл к его постели и сел около неё на стул; доктор и приказчик стояли тут же; в спальню начали входить родные больного. Прошло ещё полчаса; старик открыл глаза и уставил их на священника, как бы обрадовавшись его присутствию. Батюшка попросил всех удалиться из спальни и приступил к исповеди; больной отвечал на вопросы его слабым голосом; видимо было, что с каждой минутой силы его падали, а по тому духовник поторопился приобщить его Святых Тайн и пригласил войти родственников, которые обратились к умирающему с вопросами о его последней воле, кому он откажет своё состояние. Аким Петрович на вопросы их отвечать уже не мог и только рукою показал на своего приказчика.
– Что же это значило бы? – спрашивали они друг у друга.
– А то, что все своё состояние он вручает ему, – показывая на счастливца, пояснил им батюшка.
– Ну, как придётся: он ему не родной, мы будем по закону искать и не допустим этого молокососа ни к чему! – заголосили родственники умирающего.
Вошёл становой пристав с урядником. Батюшка приступил к соборованию Акима Петровича, а через полчаса врач объяснил присутствующим, что больной отошёл в вечность. Спальня опустела, все направились в зал. Пристав объявил, что он должен приступить сейчас же к опечатанию винного склада, железного сундука и всего имущества покойного.