Страница 26 из 51
- Потом мнения разделились. Королев, Арбузов, Иванов и Дзнеладзе доказывали, что быть писателем ироще простого: пришел, увидел, написал, напечатал, получил деньги и пошел домой... Другие говорили - и Джакели в этой группе, - что писать - дело очень сложное и трудное... Так как вы думаете - трудно быть писателем?
Мдинарадзе сел на табуретку, попросил у меня собственную сигарету, сильно затянулся и надолго задумался. Потом заговорил тихо, словно про себя:
- Как тебе объяснить, дорогой мой... Трудно ли быть писателем?.. - Он раскрыл левую ладонь и стал правой рукой загибать пальцы. - Пушкина убили..; Лермонтова убили... Лорку убили... Илью Чавчавадзе убили... Чехов умер от чахотки... - Он продолжал загибать пальцы на правой ладони. Важа-Пшавела умер от чахотки... Хемингуэй застрелился...
Щербина, вытаращив глаза, смотрел то на меня, то на Мдинарадзе.
- Понятно? - спросил лейтенант.
- Все понятно! - ответил Щербина.
- Хорошо, если понятно...
Мдинарадзе встал, откинул крышку люка, ласково потрепал Щербину по щеке и стал спускаться по лесенке.
Мы живем в двухэтажной казарме по пять-шесть человек в комнате. Время подъема и отбоя на границе установлено не для всех одинаковое: дежурившие днем спят ночью, те же, кто был в наряде ночью, отсыпаются днем.
Так что увидеть всю заставу в сборе невозможно - разве только во время тревоги.
...Сентябрь на исходе. Вот уже неделю дождь, противный, надоедливый, без конца и начала, льет, не переставая, днем и ночью. Гниет земля, гниют деревья... Беспощадный дождь проникает всюду, даже через прорезиненные дождевики и высокие резиновые сапоги.
Сыреют спички, сигареты, документы в карманах, постель, одежда. Сам воздух вокруг пропитан сыростью. Мы изнемогаем. Хочешь не хочешь, без конца приходится восстанавливать КСП, поднимать поваленные столбы, натягивать оборванные провода, укреплять идущие в гору ступени - каждое утро, каждый полдень, каждый вечер.
Ночь темная, черная, хоть глаза выколи... - Грязь красная, липкая, густая, отрывающая подметки от сапог, клещами хватающая за ноги...
Холодные потоки воды, от которой нет спасенья... Автомат, ставший тяжелым,, словно пудовая гиря... И сон, смыкающий одеревенелые веки... Ах, как хочется спать!..
Падая от усталости, мы возвращаемся из наряда, глотаем горячую пищу и, еле добравшись до своих коек, заваливаемся спать. Мы спим как мертвые.
Такое вот время самое опасное на границе. Со стороны моря еще ничего море сейчас холодное, вряд ли кто из нарушителей воспользуется им. Но зато горы! В дождь и туман, когда в трех шагах от себя ничего не видишь, не мудрено и упустить злоумышленника.
...Я, Щербина и Пархоменко сегодня дежурили с утра.
Досталось же нам! Привели в порядок КСП, восстановили семьдесят размытых ступенек, проверили все технические устройства. Вернулись уставшие, продрогшие, голодные!
И все же мы счастливы - ночью отдыхаем! И эта радость теперь не дает нам спать.
В комнате кроме Пархоменко, Щербины и меня еще трое ребят: Мордюков, Бальтерманц и Дзнеладзе. Отличные парни! Они дежурили ночью и теперь спят. Спят так сладко, что кажется: не разбуди их, так и будут лежать всю неделю. Но куда там! Через час им в наряд. И от одной мысли о том, что идти на дежурство нужно не нам, мне становится весело.
- Ну, брат, еще дней пять такого ливня, и всем нам капут! - сказал Пархоменко.
- Какое там пять! Он, видать, зарядил на весь год! - вздохнул Щербина.
- Ладно, давайте спать! - зевнул Пархоменко.
Я с головой покрылся одеялом и постарался заснуть.
Прошло добрых полчаса - сон не шел.
- Ребята, спите? - спросил я.
Никто не откликнулся, хотя я чувствовал, что ни Щербина, ни Пархоменко не спят. Что ж, не хотите, не надо.
Собеседник у меня найдется.
- Здорово, Авто! Как дела?
- Да так, Джако. Живу.
- Ну и как, трудно?
- Почему трудно? Как другие, так и я.
- Признавайся! Трудно тебе!
- Нет, Джако, не трудно, а... Сложно! Понимаешь, сложное это дело служба на границе.
- Соскучился небось по дому?
- Еще как! Иной раз плакать даже хочется...
- Кого бы тебе хотелось увидеть?
- Всех! Дедушку, дядю Ванечку, тетю Шуру, Або, Дадуну!
- И как же ты терпишь без них?
- А так. Как все... И потом, здесь же прекрасные люди. Ребята замечательные, и начальник наш - майор Чхартишвили - отличный человек! Строговат, правда...
Вот на днях черт меня дернул бросить окурок на пол в коридоре... Так он заставил меня два часа драить уборную... А еще до этого... Вот был случай! Ха!.. Понимаешь, во вторник, четырнадцатого августа, был день рождения Пархоменко. Мы решили отметить его в воскресенье; девятнадцатого получили увольнение, поехали в Батуми.
Собрали деньги, накупили всего: водки, колбасы, хлеба черного. Махнули на пляж - и давай отмечать день рождения. Здорово все получилось!
А потом Чхартншвили собственноручно снял с нас ремни и сам же посадил на гауптвахту. Я и Щербина, словно продрогшие поросята, всю ночь льнули к спавшему безмятежно Пархоменко. Утром пришел Чхартищвили.
"Ну как дела, орлы?" - спросил он улыбаясь.
"Отлично, товарищ майор! - ответил Щербина. - Надо было сажать нас врозь, а то ведь вместе мы и день рождения отмечали!"
Чхартишвили рассмеялся, раздал нам ремни и выпихнул из гауптвахты.
- Чего же ты хочешь, он поступил с вами по-божески!
- Я и говорю: отличный он человек.
- Еще что?
- Что еще? Хватает нам и развлечений и кино. Встречаемся с учащимися, студентами. Есть у нас библиотека, клуб. Поем, танцуем, концерты устраиваем... В свободное время, конечно. Но этого времени у нас мало... Очень мало. Мы и выспаться-то как следует не успеваем... Вот и сейчас, вместо того чтобы спать, я болтаю с тобой. Ну хватит, спокойной ночи, Джако!
- Спокойной ночи. Авто!
Веки тяжелеют, мысли путаются... Я постепенно погружаюсь в сладкую дрему... И вдруг ночную тишину вспороли два выстрела. "Ракеты!" мелькнуло в голове.
Спустя несколько секунд все мы были на ногах.
- Никак тревога! - сказал Щербина, хватая сапоги.
- Выходи строиться! - крикнул забежавший в комнату дежурный и тотчас же умчался.
Чхартишвили, Королев и Павлов в дождевиках и с фонарями в руках были уже в коридоре.