Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 5 из 6



Да, человек обретает полноту души и судьбы в сострадающе-милующем взгляде другого, превращаясь в его сознании в героя – эстетически спасенного и по-особому бессмертного во взгляде автора, давшего ему осмысленность. Автор же нуждается не только в своем герое, в душу которого он хотел бы перенести часть собственного «я». Он еще больше нуждается в зрителе (читателе, слушателе) – в адресате своего послания – в том другом сознании, в котором он, в свою очередь, надеется эстетически ожить. Смех зрителей входит ли в состав комедии? Слезы зрителей входят ли в состав трагедии? Да, входят, даже если это только подразумеваемые слезы возможных созерцателей, именно они придают и герою, и автору ожидаемую оживляюще-любящую полноту отражающе-осмысляющего бытия.

Но любовь как феномен эстетического склада – это любовь-любование, а не любовь-самоотдача; это любовь, в которой любящий и любимый – две стороны чудесного события – равноценны и стремятся отразиться друг в друге. И эти отражения взаимно зависимы и эквивалентны, то есть не удается окончательно уяснить, в чем же их смысл: в том, чтобы, любуясь, отразить другое сознание, другую душу, или в том, чтобы отразиться в нем, увидев самого себя милуемым и любимым в свете реального или подразумеваемого другого сознания. Такова эстетическая любовь-сочувствие, в отличие от этической, почти мистической любви-самоотдачи.

Оба сознания глядятся здесь – в любви-сочувствии – друг в друга, находясь в одном измерении этого вечного сейчас (остановленного прекрасного мгновенья) – в чудесно сложившемся и не законченном событии актуально настоящего, собственно и образующего подлинное событие этого бытия. Они подразумевают синхронную и даже инверсивную активность друг друга, возможность объемлющего превращения друг в друга. Это чудо вдруг совпавших сторон бытия, вот непосредственно теперь чувствующих друг друга как самих себя, чувствующих свою удивительную целостность. Эстетическое – это событие настоящего, чудесно пробивающееся в этом мире, собственно и составляющее чудо этого мира, которое можно увидеть, почувствовать здесь, на земле, в жизни – не в перспективном грядущем, а именно в настоящем. Эстетическое переживание – это не то чаяние грядущего – всегда неизъяснимо тайного, всегда нездешнего, непредсказуемого Другого – трансцендентного и ожидаемого истока бытия. Такое ожидание грядущего уже совсем иного, скорее, религиозно-мистического свойства; не станем путать это явление сознания с эстетическим событием. Хотя соединяться это чувство чудесно слагающегося настоящего и интуиция таинственного грядущего между собою могут, порождая особые феномены и в области эстетического, и в поле мистического предчувствия.

О таких феноменах будет сказано в разделе, посвященном систематизации основных эстетических категорий.

Эстетическая любовь волнующе трепетна и даже порой тревожно ненадежна, как и все в этом мире, понятом как открытое событие; она эфемерна и относительна, как любое «сейчас». Отсюда – трепетная взволнованность эстетического, надежда, в которую хочется верить, а не вера, которая обнадеживает. Спасет ли красота мир? Кажется, нет. Она гармонизует бытие, но она может и растлевать его своими бесконтрольными внушениями. Искусство, как мы видим, отнюдь не имеет нравственных иммунитетов. К тому же искусство и эстетическое – это не только красота.

И все же красота, понимаемая в ключе эстетического совершенства, способна восполнять бытие своим почти магическим событием, она наполняет сознание радостью жизни, без которой и память-знание и предзнаменование-молитва не образуют целостного мироздания. Она отображает обновление мира, вечно новое настоящее, собственно и составляющее эстетически данный мир.



Впрочем, эстетическое в современном понимании – это отнюдь не только красота. Категории модернистской и постмодернистской – неклассической – эстетики выявляют в эстетическом чувстве и явно деструктивные качества (абсурд, ужас, жесткость, безобразное и т. п.). Это то, что никогда не свяжешь с феноменом любви. Они, скорее, связаны с поразительно впечатляющим чувством отвращения. Но и отвращение ведь построено на некотором сочувствии иному, том нежелательном сочувствии, которое вызывает отталкивание, вызывает разрушительный надлом. Да, это сочувствие, это чувствующее перевоплощение, эта инверсия своего в другое и другого в свое совсем иного свойства, нежели эстетическая любовь. Но отвращение не ощутишь помимо экзистенциального погружения в инаковое, сколь бы оно при этом не отталкивало этой своей совершенной инаковостью, несопоставимой и неприемлемой чуждостью. Отвращение – это обратная сторона любви. Отвращение столь же поразительно, столь же внушающе, столь же магически сильно, как и любовь.

Представляется, что это не ошибка эстетики – включение поразительных негативных чувств в ее сферу. Ведь в современном понимании, как уже было сказано, эстетическое это прежде всего яркая экспрессия и только отчасти – позитивно складывающееся чудесное событие. Именно децентрированность эстетического смыслообразования открывает путь этой шокирующей амбивалентности: событие открывается как просвет, в самой середине которого может открыться рискованный и опасный провал человеческого духа – зияющая и сводящая с ума пустота абсурда, жуть совершенно иного. И это странное качество выявляется не мистической верой и не разумом. Оно выявляется только экзистенциально-эстетически, ведь именно в эстетическом переживании энергия смысла рассеяна, растворена в ином. Именно децентрированность смысла как таковая, столь характерная для эстетического события, делает возможным абсурд, нонсенс как бы в самой середине осмысления.

Эстетический мир – это не только космос, но и хаос. И связанные с ним негативные чувства так же требуют существенного внимания, могут так же увлекать или изживаться в игровом ироничном переосмыслении, столь характерном для той ситуации в культуре, которую именуют постмодерном. Увы, трепетно волнующее событие обновляемого мироздания таково – оно и счастливая грань созидания, и одновременно рискованная грань распада, ведь в основе миротворения не только конструктивность созидания, но и пустота, среди которой, как на зыбком песке, создал Бог этот мир, чудесно складывающийся по воле Творца и чудовищно распадающийся сам по себе. Событие эфемерно – быстро проходяще. И это значит не только то, что его можно остановить как счастливое мгновение или воскресить как оживающее воспоминание, но и то, что оно может безвозвратно уйти в прошлое, исчезнуть или трансформироваться в пустой момент ироничной и бесплодной игры.

Еще раз хочется заметить: эстетическое, искусство и даже сама красота не имеют нравственных иммунитетов, как на это ни уповали мыслители Просвещения и романтизма. Эстетическое при всей своей связующей силе, при всем своем увлекающем могуществе по отношению к человеческому сознанию, при всей неоглядности возможных ассоциаций и фантазий не может мыслиться как самодостаточная сила в области порождения смысла. Оно может восполнить бытие и насытить сознание только в интегрированном взаимодействии с конструктивным разумом и с мистическим проникновением к истокам бытия. А возможности для интеграции у него как раз больше, чем у других сфер сознания и культуры. Эстетическое может просветлить светом живого открытого события и онтологические истоки, и истины познания. Правда, часто оно оказывается ослепленным этим своим ярким светом вот-настоящего, так что само за обилием ассоциаций и эйфорической увлекательностью не различает ни онтологического грядущего, ни твердо познанного прошлого – оказывается невменяемым с точки зрения разума и слепым с позиций мистического видения.

Эстетическое отношение (от греч. αισθήσις (æsthesis) – чувство) – особая духовная связь субъекта с объектом, основанная на незаинтересованном интересе к последнему. Эта связь сопровождается чувством повышенного внимания, глубокого духовного эмоционального волнения – активно-созерцательного любования, не сводимого к рациональному познанию и техническому преобразованию, не сводимого к мере эффективности, а представляющего собою особый самоценно-чудесный эффект. Но эстетическое отношение также несводимо и к нравственному чувству, которое, будучи совестным и нормирующим отношением, может включать не только определяющее человеческие поступки отношение субъекта к самому себе, но и его отношение к другому человеку, обществу и даже природе. Эстетическое отношение несводимо и к религиозному отношению – связи человеческого сознания с высшим сверхмирным бытием, с таинственным божественным началом как источником всякого бытия. Это совершенно особое отношение, в котором объект как бы растворяется в субъекте, становится живой причастностью ему, а субъект обретает внутренний характер эстетически постигаемого объекта – отношение приобретает черты не субъект-объектного уже, а субъект-субъектного – отношения равноценности и превращения (мысленного, переживающего перевоплощения) взаимно отражающих сторон события.