Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 4 из 6



Если это и отражение, то отражение в зеркале, дающем особую смысловую целостность тоскующе разъятым элементам мира. А точнее, это отражение – гармонизующее складывание бытия – открытое и живое событие. Само сознание – это тогда не просто принадлежность субъекта, присущая ему способность отражать. Оно само – такое событие – узел, в котором по-новому увязывается теперь и весь чувствуемый им мир. Сознание как переосмысление (а не простое отражение) – это уже реорганизация бытия. Хотя человеческое сознание и кажется лишь субъективной формой отражения, как смыслообразующее событие оно объективно. Мир всякий раз уже не тождествен сам себе, не постоянен, а динамичен – и не только в плане инерциальной энтропии. Он динамичен, то есть смыслообразующе превращаем. Он динамичен в созидательном плане творческой эволюции, если употребить здесь этот термин А. Бергсона.

Но осмысление – это не некая стандартная процедура обретения смысла. Оно вариантно (как вариантен и сам смысл или, точнее, способ образования смысла): рациональное смыслообразование эгоцентрично (но не надо понимать это в нравственном ключе эгоизма): все имеет рациональный смысл, поскольку имеет отношение к доминирующему субъектному «я» укладывается в порядок моей логической самотождественности, захвачено моим предметным вниманием, подлежит моему логическому суждению, целесообразно и полезно для меня. Такова феноменальная структура разума. Обобщенно эту активность сознания можно назвать активностью смыслового самоутверждения.

Своего рода противоположность рациональному смыслообразованию – это открытость сознания другому, высшему смыслу – смыслообразующему Другому, в свете которого только и имеет значение и весь мир, и человеческое «я». Таково, в частности, например, религиозно-мистическое сознание. Но такова и любовь – как жизнь другим (а не одним собою), таков и голос совести, который способен судить меня, как бы представляя другой, не мой смысл во мне. Мое собственное «я» радикально обновляется при этом. Обобщенно такие явления сознания можно назвать явлениями смыслового самообновления.

Наконец, есть и третий вариант смыслообразования – собственно эстетический – такой, где эти полюса сознания – «я» и «другое» – равноценны, то есть они то одновременно, то чередуясь и как будто просвечивая друг сквозь друга, выступают центрами смыслообразования. Как это логически возможно?

Назовем это качество эстетического смысла инверсией – превращением. Они, субъективный и объективный полюса эстетического, как в своего рода магическом сознании, незаметно переходят друг в друга, сочувствуя и перевоплощаясь, ощущая друг друга изнутри, восполняя таким образом друг друга. Другое восполняет мое, не упраздняя и не разрушая его, мое же восполняет другое, не присваивая и расчленяя его на элементы моего смысла. Другое – все эти явления вне меня, связанные моим переживанием, – окрашивается аурой продолжения меня. Мое же переживание озаряется смыслом другого – обретает новый уровень целостности, как бы удваивается в свете этого другого смысла, ощущаемого как родственный и «милующий», если применить здесь выражение М. Бахтина. Этот тип деятельности сознания можно назвать явлением или смыслом самовосполнения. Впрочем, именно в этом – эстетическом – типе осмысления данное «само-» надо понимать двойственно: это и моя активность, и одновременно счастливая данность (со стороны другого) – нечто, что происходит самó – само по себе, спонтанно. Здесь неуловимо и непредсказуемо я и другое меняются в роли доминирующего центра осмысления. Поэтому объективность обладает здесь – в эстетическом переживании – потенциалом субъектности, а субъективность оказывается увлекаемой непроизвольной стихийностью бытия. Переживаемая реальность оживает, а человеческая воля электризуется подспудными силами некоего потенциала бытия – энергией объективно слагающегося события вечного обновления.



В некотором аспекте эту инверсивную – превращающуюся – двойственность эстетического смыслообразования можно счесть децентрированной целостностью. Центр смысла не во мне и Центр смысла не во мне и не в другом – он между, он в отношении, в самом событии – в со-бытии. Он неуловим именно как центр. И тогда смысл предстает не столько как четкая центрированная структура, сколько как широкая аура смыслового потенциала, охватывающая все пропитанные им средства выражения, пронизывающая всю материю, через которую проходит энергия осмысления. Эта децентрация сознания проявляется в следующем: кажется, что все ощутимое пронизано некой выразительностью, выражением, но того, кто является автором этого смысла, как бы и нет, он скрыт – он не вот этот я и не определенный другой. Источник смысла предстает как мое другое или же другое я. Нет того, кому можно было бы приписать источник смысла всего того волнующего содержания, которое мы воспринимаем, – оно и не из меня, и не от другого. Оно выглядит как спонтанное событие – событие эстетического смысла. (Психологически это удивительное свойство объясняют порой тем обстоятельством, что человек склонен наделять объекты, сами по себе эстетически нейтральные, своими собственными переживаниями, тревогами, ожиданиями, причем делает это непроизвольно – не примысливает эти качества, а спонтанно «вчувствует» их в реальность – осуществляет эмпатию.) Авторы многих шедевров эстетического творчества свидетельствуют, что вдохновение, догадка и художественная удача дается им как бы извне, а не придумывается ими произвольно. В то же время воспринимающий подлинно убедительные художественные образы чувствует, что они как бы рождаются изнутри его души, а не просто сообщаются извне. В этом смысле эстетические явления и эстетическая экспрессия – самые эффектные инструменты межличностной коммуникации, которые люди используют постоянно и везде – отнюдь не только в искусстве.

Эстетическое осознание по структуре своей рефлексивно, то есть внутренне удвоено, раздвоено в самом себе на воспринимающее-свое и воспринимаемое-другое – оно биполярно, но полюса, на которых бы собиралась эта энергия смысла, здесь специфическим образом не сфокусированы – энергия распылена, растворена во всех составляющих этого события, во всех составляющих его ощущениях и ассоциациях, в пределе же – во всем мире, вступившем в поле эстетического осознания. Так что, кажется, что и со стороны самого воспринимающего субъекта действует не сознание, а только впитывающее эту чудесную выразительность бытия чувство.

Поэтому эстетический смысл приходит как бы из самого мира – как чудесное явление смыслового потенциала в нем. Поэтому для эстетического так важна произнесенность, проявленность, телесность выражения, сама одухотворенная материя чувства, а также обилие ассоциаций и метафор, пронизывающих весь мир, оказываюшийся посредником эстетической коммуникации сознания и несущий на себе отголоски той же магии инверсий-перевоплощений. Поэтому сфера эстетического – это сфера игры, свободно задающей правила и условности перевоплощения, свободно меняющей лики и личины, превращающей сознание то в автора, то в героя, игры как увлекательной фантазии, восполняющей разобщенную монотонность реальности. Поэтому сфера эстетического – это сфера персонификаций, антропоморфности, символичности – всех этих смысловых переносов (метафор) и взаимодействий (синергий), подобных тем, в частности, что характерны и для феномена мифа.

Ярким аналогом эстетической децентрированно-инверсивной, встречно отражающей и проникающе-доверительной коммуникации является событие любви. В феномене любви человеческое «я» всецело проникает в личность «другого» – видит себя в свете сознания этой личности, дающей смысл и оправдание существованию «меня». В свою очередь, я и другой в феномене любви как бы взаимопроникают друг в друга, теряя индивидуальную разобщенность и обретая новую целостность внутренней духовной связи. Эти полюса связанной таким образом субъектности как бы меняются местами, теряются друг в друге, находя при этом себя в другом и другого в себе. Упрощенно это можно выразить так: в состоянии любви «Ты» – это «Я» и «Я» – это Ты». Субъектные центры как бы «расплавляются» друг в друге, но при этом все, что опосредует их коммуникацию, их самовыражение навстречу друг другу, их восприятие друг друга озараяется энергией этой их особой новой целостности – энергией не присущего реальности самой по себе смыслового потенциала любовного общения – встречного сочувствия. В этом встречном сочувствии – суть любви; но в нем же и суть эстетического события – этого особого способа образования смысла в удвоенном зеркале человеческого осознания. Можно сказать, что любовь – это и есть глубинный принцип эстетического. Недаром реальная человеческая любовь окрашивает весь мир в тона красоты, экзистенциальной полноты, жизненного трепета и чуда. М.М. Бахтин говорил о милующем отношении автора к герою как об эстетическом принципе в искусстве.