Страница 24 из 26
Староста и крестьяне во все время этой отчаянной борьбы сотского с разбойником стояли в отдалении и глядели на них с замиранием сердца. Видя, что они упали и не трогаются с места, мужички подошли к ним. Страшная картина представилась их глазам: Аким Игнатьевич лежал ничком с протянутыми вперёд руками; около него валялось ружьё с окровавленным прикладом; по всему пространству, по которому он преследовал разбойника, имея в груди пулю, тянулась кровяная полоса, а лужа тёплой крови, бившей ключом из раны в груди, делалась все больше и больше. Крестьяне поворотили сотского навзничь: лицо его было покрыто смертельною бледностью; казалось, что он был мёртв. Разбойник лежал за нисколько шагов впереди от Акима Игнатьевича, как распростёртый пласт, уткнувшись лицом в землю; ружьё его находилось под ним, на темени головы зияла рана, из которой текла кровь, а другая видна была на левой сторони шеи. Староста попросил крестьян повернуть разбойника лицом к верху.
– Стоит ли об него руки марать? Собаке – собачья и смерть, – ответил один из них.
– Надо же взглянуть, – издох он или нет, – сказали другие и перевернули злодея.
Лицо его было бледно, как полотно, глаза полуоткрыты, безжизненны, слабое дыхание слегка колыхало грудь.
– Живуч, знать, – дышит, – заметил староста.
– Смотри, ребята, очнётся, пожалуй, стрекача задаст, скрутить бы его надо, – высказался дядя Спиридон.
– Оно и в правду так, – согласился староста, – ну-ка-сь, православные, заверните ему руки-то назад кушаком, пусть его полежит здесь, пока мы в деревню знать дадим, прибавил он.
Мужички повернули разбойника опять лицом к земле, связали ему руки и пошли было в деревню Устьянову.
В это время, в другой сторони леса послышались голоса крестьян, которые рассыпались по лесу отыскивать разбойников, но, не встретив их, возвращались к сборному месту. Староста села Гридина послал нарочного попросить старшину к себе. Вскоре команды облавщиков сошлись у лежавших на земле единоборцев, волостной старшина расспросил у старосты, как было дело, и пожалел сотского; крестьяне, в свою очередь, также погоревали о ном.
– Ну, как же быть теперь с ними? – показывая рукою на лежавших, сказал старшина, обращаясь к мужичкам.
– Акима Игнатьевича подымем на руки и отнесём в Устьянову, а за разбойником пришлём телегу, – подумав, ответили старики.
– Караул к нему надо приставить, а то неровен час, вскочит, тогда ищи его, – добавил старшина.
– Как убежит? Небось, связан, – заметил староста.
– Всё-таки целей будет под караулом-то, – порешил старшина.
Несколько крестьян остались при разбойнике, а другие подняли сотского на руки и понесли его в Устьянову.
Обитатели Устьяновой ничего не знали о том, что происходило в принадлежащем им лесу. За несколько шагов до деревни, мальчишки увидали толпу, шедшую из лесу, и дали знать о том своим. При входе Гридневцев в деревню, из окон изб повысунулись головы баб, а затем через несколько минут вся деревня кишела народом.
– Где дом сотского, Акима Игнатова? – спросил старшина.
– А вон, там, на краю, – послышались голоса.
Устьяновцы с каким-то страхом и удивлением глядели на несомого окровавленного человека, не понимая, в чем дело и кто был покойник. Но вот вскоре начали раздаваться то там, то здесь плач и рыдания – это выли родные Акима Игнатьевича.
Сотского внесли в избу и положили на лавку; несчастный, долгое время лежал, как мёртвый, затем открыл глаза, поглядел на всех бессознательно и снова закрыл их. Послали на ближайшую фабрику за врачом, который приехал, осмотрел больного и объявил, что он не жилец на этом свете, и действительно, Аким Игнатьевич тут же отдал душу Богу.
Пока в доме сотского происходила возня, старшина отправил в лес за разбойником телегу, в которой тот был привезён в Устьянову, в сопровождении толпы мальчиков и взрослых. Он был ещё жив и, как бы очнувшись, смотрел во все глаза. Врач осмотрел его, перевязал ему голову и посоветовал старшине поскорее отправить его в город. Снаряжена была другая подвода, разбойника переложили на неё и под сильным конвоем повезли в город, где он был положен в больницу и через несколько дней умер.
Глава 14
Разбойники, спугнутые крестьянами с логовища и не желая вступать с ними в борьбу, ушли, оставив одного своего товарища, в надежде, что он справится с преследовавшим его сотским, но ошиблись в своих расчётах. Раненый разбойник назвался перед смертью Ильиным, но кто он и откуда, того не объяснил. Тайну эту он унёс с собою в могилу.
Похороны Акима Игнатьевича происходили на третий день после его смерти-, проводить его собрались многие крестьяне из соседних селений; за гробом шли волостной старшина и становой пристав. О подвиге покойного было донесено исправником губернатору, с присовокуплением, что после убитого осталась жена с тремя малолетними детьми, в крайней бедности. Его превосходительство, со своей стороны, ходатайствовал перед министром внутренних дел о выдаче семейству Акима Игнатьевича, умершего геройской смертью в битве с разбойником, денежного вспомоществования. Ходатайство это увенчалось полным успехом: министр разрешил выдать жене покойного несколько сот рублей, и на этом оправдалась пословица, что «За Богом молитва, а за царём служба не пропадает».
После похорон Акима Игнатьевича прошло две недели, а о разбойниках никаких слухов не было: они притаились в лесных чащобах около деревни Барской, из которой им была всё-таки возможность доставать себе пищу. Между тем, фальшивые кредитные билеты все чаще и чаще стали появляться в обращении между жителями Запонорской и других волостей. До полиции доходили слухи, что в деревню Барскую стал приезжать какой-то купец из деревни Часовни, Звенигородского уезда, но кто он и как его зовут, о том никому известно не было. За этим таинственным купцом приказано было следить.
Многие полагали, что непоявление разбойников в окрестностях Запонорья объясняется их отлучкой куда-нибудь в другой уезд, вследствие усилившегося за ними надзора, в котором приняли участие и сами крестьяне, озлобленные убийством сотского, усиленными пикетами и конными разъездами. Но предположение это было преждевременно: разбойники и не думали никуда удаляться, а напротив, начали рассылать от себя ходоков с письмами к богатым мужикам и фабрикантам, требуя от них контрибуции. Один из таких ходоков, однажды поздно вечером, явился в деревню Кузяево, подошёл к дому Якова Герасимовича Храпунова-Нового, слывшего за богача, вызвал одного из его прислужников, передал ему письмо и скрылся.
В ту минуту, когда подано было письмо, Яков Герасимович находился дома, взял в руки конверт и, прочтя на нем адрес, распечатал, пробежал строки, нацарапанные кое-как, и был поражён их содержанием. Вот что гласило это письмо:
«Милостивый государь, Яков Герасимыч, я приказываю вам выслать на ближайшее кладбище две тысячи рублей, а иначе вы будете убиты».
– Кто и когда передал тебе это письмо? – спросил владелец фабрики, Яков Герасимыч у своего дворника.
– Вчера ночью, мальчик какой-то принёс.
– Почему ты его не задержал?
– Да зачем же мне его было задерживать?
– Как зачем? Письмо это прислал Чуркин, с требованием двух тысяч рублей.
– Я этого не знал, – ответил перепуганный работник.
– Отчего ты не подал мне письма тотчас же?
– Вы почивать изводили.
– Дурак! Веди заложить лошадей.
– Что ты шумишь, да ругаешься спозаранку? – спросила у фабриканта жена.
– Дура, голосом ещё завоешь, когда смерть на носу висит.
– Какая там смерть, Бог с тобой, успокойся.
– На-ка-сь, читай, от кого письмо получил, – сказал ей Герасимыч, бросая писульку на стол.
Та прочла и настолько перепугалась, что с ней сделалось дурно; насилу придя в себя, она посоветовала своему благоверному выдать требуемые деньги.