Время и прах

Мы все такие соленые. Наше грязное море не дает нам стать достаточно одинокими. Его слишком много — пей, наслаждайся, если захочешь, то можешь и утонуть.

Выбор за тобой.

Иногда устаешь от выбора.

Просто. Устаешь.

Я заглотил маленькую розовенькую таблетку и запил ее Патовым коктейлем. И подавился. Пат тут же подскочил и начал бить мне по позвонкам ребром ладони, я засмеялся и еще больше закашлялся.

— Всё, хватит! — сказал я сквозь выступившие слезы.

Пат присел на свое место и заказал еще один коктейль.

— Знаешь, у меня такое состояние, что я мог бы разреветься, беспричинно, и реветь, наверное, несколько часов, уткнувшись в подушку, молотя в нее кулаками, дрыгая ногами, размазывая сопли по всем доступным поверхностям…

Пат засмеялся.

— Почему?

— Не знаю. Это эмоции. Я пытаюсь найти им причину и не могу, пытаюсь найти их сердце и не могу. Наверное, я только и делаю, что пытаюсь найти сердце, или центр, или зерно.

— Суть?

— Да, суть. Сейчас я чувствую только надвигающуюся бурю, ее пыльный, немного металлический запах, и хочется завыть по-собачьи, завыть и прижать уши.

— То уткнуться и реветь, то завыть — ты уж определись, — Пат поднял стакан и сделал движение как будто чекается со мной, — Твое здоровье.

— Почти одно и то же. У меня есть два вопроса, и оба меня очень интересуют.

— Какие? — Пат откинулся на спинку кресла.

Я помедлил прежде, чем решился продолжить. Я не был уверен, что Пату понравится мой следующий вопрос: ворошение прошлого. То, что я обожаю. Он не такой любитель всякого гнилого старья, как я. А я и раны свои ковырять люблю. Чем грязнее иголка, тем лучше.

— Почему ты сразу признался во всем, когда тебя поймали? Почему не стал придумывать причины?

Пат резко выпрямился. Лицо его, в синеватых отблесках ламп, стало иметь выражение застывшей восковой маски, вероятно, он побледнел, хотя я этого и не видел точно.

— Потому что.

— Почему? В тебе сразу проснулась совесть, и ты решил сразу признаться во всем? Иуда раскаялся, но сил повеситься у него не хватило?

Пат утомленно закрыл глаза.

— Несколько дней назад ты сказал, что простил меня. Но на самом деле это не так. Думаю, нам не стоит больше…- он быстро поднялся, но я удержал его.

— Я просто. Хочу. Понять. Пожалуйста.

— Что ты хочешь понять? — бархатным и ядовитым голосом спросил Пат, усаживаясь.

— Хочу понять, почему ты мне врал. Почему по картине, которую нарисовал Джон, ты меня использовал и предал. Но ты не стал играть до конца. Почему?

— Потому что я стал любить тебя, дурень! — рявкнул Пат и вырвал свою руку, — Я думал всё пройдет легко, но я не думал, что… Я не мог бы больше смотреть в твои глаза. Начало не равно концу. Сначала это было игрой, потом уже перестало ею быть. Я предпочел потерять всё и забыть свою ошибку, смыть ее. А тут ты возвращаешься, через четыре года, и падаешь передо мной на колени. Я больше не могу.

— Ты мог спасти себя.

— Мог. Но думаешь, смог бы я и дальше жить, как жил до возвращения Дерека? — Пат с болью сжал губы, — Неужели ты всё еще думаешь, что я такая сволочь?.. Ты хоть определись, а…

— Я думаю, что я был бы и не против, если бы ты остался сволочью и выгородил себя. А не проживал то, что ты пережил на астероидах.

— Иногда очищение необходимо, — тихо сказал Пат и уткнулся взглядом в стену.

Волшебная таблетка начала бы уже действовать, но я ничего не чувствовал. Видать, меня перестала брать наркота.

Пат взглянул на часы в коммутаторе и поднялся.

— Сиди здесь. Через полчаса пробирайся к сцене.

— А ты? — я тоже поднялся.

— Увидишь.

Я удивленно засмеялся. Слезы, слезы, где мои слезы. Я вывожу других на истерику, потому что сам не могу истерить.

Да? ДА?

***

Я выбрался к сцене через указанные Патом полчаса и стал ждать действа. Чернокожий ведущий, напяливший на себя золотисто-оранжевый, в вышитых лилиях, сюртук, представлял:

— Дивы! Королевы феерий! Сегодня снова с нами покорительница небес, сверхновая звезда…

«Что за пошлость», подумал я, не слушая дальше.

-…Айлин Сильвери!!!

Под музыку медленно опустили два шелковых каната и женскую фигуру в жемчужном купальнике, ловко зацепившуюся ступнями за них… Женская фигура, черный парик, невозможно вывернутые ступни. И акробатические движения, балетные «па» в воздухе.

Изогнутый позвоночник — натянутый лук, и пущенная стрела… Это было эротичное зрелище, томительное, немного ленивой печали. Немного солено-кровавой грусти (отсветы от метущихся софитов). Черные кудри. Длинные ресницы. Обещание. Но печаль, печаль.

Изломы. Нега.

Невыраженная истерика.

Буря, которой еще не дали ход.

Море, готовящиеся выбросить волну цунами.

Всё случится лунной ночью.

Танец был прекрасен — и всё, не касаясь пола, лишь однажды, игриво, кончиками пальцев.

Когда музыка прекратилась, девушка спустилась со сцены, сдергивая на ходу парик, направилась прямиком ко мне.

Пат.

* Soledad (исп.) - Одиночество.

Комментарий к Глава 11 Два вопроса: вопрос первый

Плэйлист главы:

Tzusing - Digital Properties

Bosques de mi mente - Soledad

Танец Пата - один из танцев дрэг-королевы Violet Chachki

========== Глава 12 Два вопроса: вопрос второй ==========

И вот он передо мной, в моих руках… Сразу, со всех сторон, бешеная музыка и такие же неистовые тела, нас то отталкивали, то притягивали друг к другу. Я схватился за Пата как утопающий в этом человечьем море, снял с него эту дурацкую держалку для париков (дед тоже такими пользовался) и растрепал волосы, его великолепные волосы. Должно быть, чуть скальп с него не сорвал, потому что Пат поморщился и схватился за висок, прошипел что-то мне, но я ничего не слышал в шуме.

— Что? Я не слышу?

Пат в досаде отмахнулся. Чуть отступил на шаг, показал жестами какие-то движения. Повторил их. Я поглядел по сторонам. Люди танцевали. И Пат тоже. Это танец, ага. Да, Марек, отсутствие сна и наркотики не идут на пользу твоему уму. Пот лил с меня ручьями. У меня горели ступни и промежность. Одежда казалась слишком плотной и шершавой на ощупь.

Я начал повторять за Патом, вливаясь в ритм. Ну давай потанцуем, давай.

Через пару минут я притянул его к себе, поднял рукой его лицо и подбородок и лизнул шею и это укромное место чуть выше шеи. Соленая кожа, прохладная снаружи, горячая изнутри. Горнило моря и холодные волны на поверхности. Влажный жемчужный шелк под моими пальцами — купальник, состоящий из оплетающих тело лент, много-много лент-бинтов.

Теплые лопатки и убегающие косточки позвонков. Размывающаяся косметика, потому что поцелуи попадали куда придется: я просто встал, намертво прирос к полу, и целовал Пата, я облизывал его всего. Если бы я был котом, я бы ходил за тобой. Если бы я был волной, я бы накрыл тебя и держал тебя в себе.

Если бы я был человеком. Я бы любил тебя как нормальный человек.

Но.

Я.

Кто я.

Я думал, любовь даст мне ответ на вопрос: «кто я». Но нет.

Мне снилось, что я тебя убиваю, раз за разом — в подворотне ножом к горлу, в твоей квартире — подушкой к лицу.

Но это только сон, в реальности никогда не смогу такого сделать. Или.

Позволь мне убить себя, чтобы не было этих снов.

Не просите у бытия того, с чем не сможете совладать; быть может, самая сильная любовь есть самая сильная привязанность, делающая человека слабым и неуклюжим. Яростным, сметающим всё на своем пути, в том числе и сам объект этой любви.

Монстр. Чудовище.

Я.

***

Я в тебе, а ты со мной. Наши тела стали прилажены друг к другу, как частицы механизма. Мы оба вместе — чудовище еще хуже. Давай разрушим мир, дава создадим его. И вот мир родился; умер.

Вменят мне меня? Вменят мне мир? Вменят мне войну?

Грохочущий мир. Безгласную же войну.

И тело твое: я бы его уничтожил, разодрал на части, сожрал всё мясо, обглодал все кости, напился крови. Яремная вена или же бедренная артерия. Я еще не определился. Я просто целую тебя. Я просто кусаю тебя.