Страница 44 из 47
Зажатое в кулаке кольцо тишком скользнуло на палец – кажется, это был даже не мизинец, а как раз безымянный. Матвей слегка расслабился. И открыл глаза.
- Поздняк метаться, Мотька! Всё, ты теперь моя невеста, завтра в ЗАГС пойдём, или что там у вас есть…
Торжествующая ухмылка медленно сползла с его лица. Ошалело выпучить глаза, закрыть, снова открыть, потрясти головой… Не помогает. Но ведь это просто невозможно, невероятно! Даже для Сказяви. Так не бывает, просто НЕ-БЫ-ВА-ЕТ! Что за несвоевременный глюк, он же сегодня стопроцентно трезвый!!
Но женщина-мечта – та самая, которую он мимолётно увидел на постоялом дворе у Сидора, та самая, кого он не мог забыть до сих пор, как ни старался – она была сейчас здесь, с ним. Это её крепко обнимают его руки. Это она смотрит на него снизу вверх, напряжённо, неуверенно... Такими знакомыми синими глазами. Как у Кузьки.
- Что… это?
Припухшие губы тронула лёгкая улыбка.
- «Это» - я, Мотя. Всего лишь я. Яга, Кузькина мать… как ты там ещё меня называл? А по грамоте – Матрёна Васильевна Прекрасная, бывшая Гадина.
- И будущая Быкова, - твёрдо закончил Матвей. А в душе – мрак и ужас. Вот теперь точно откажет! Такая - точно.
- Уверен?
- Что сил хватит ухажёров твоих отгонять? Хватит, не сомневайся. Я сильный.
- И глупый, - вздохнула женщина-мечта и уткнулась лицом в Мотину грудь. – Зачем тебе бедная, вдовая да с ребёнком? Ты и получше кого найдёшь…
- Издеваешься?? Сама ты глупая, тыры-фуфыры! Мне хоть царевну какую подавай, и не взгляну даже. Ты мне одна нужна. Даже если обратно превратишься…
- Не превращусь уже, Мотенька, - улыбнулась она сквозь слёзы. – Раз ты меня настоящую увидел, значит, Злыднев сглаз навсегда развеялся. Он же, когда проклинал, хотел, чтобы ни один нормальный мужик мною больше не прельстится. Так и вышло. Для всех я с того времени просто жалкое страшилище. Даже зеркало только новое лицо отражать стало… Один Кузенька и видел меня прежнюю, и всё удивлялся, почему другие моей красоты не замечают.
- Почему же? Всякие придурки очень даже замечали! – запоздало заревновал Быков. – Особенно разные деды.
- Так ведь нет в том вины моей, Мотенька! Это у нас с сестрицами природное. У нас в роду все женщины красавицы были. И бабушка, и мама, и Вася с Елей… Только я в пору не вошла, Злыдень всё перечеркнул…
- Ты о чём?! Да я в жизни не видел девушки прекраснее тебя! Зуб даю! Наши фотомодели тебе и в подмётки не годятся! Только я всё равно понять не могу, почему я тогда тебя увидел? Вот эту?
- Не знаю. Наверное… наверное, потому что ты – первый и единственный, кто мне самой в сердце запал… - смутилась красавица.
Держите меня семеро… Мог ли он даже в самых смелых мечтах предположить такое!!
Успех необходимо было закрепить, углубить и расширить. Чем Матвей и занялся. С горячим энтузиазмом, встречая не менее горячий отклик…
- Эх, теперь каша точно остынет, - вздохнули за спиной.
Кузька, устав ждать, виновато водил ногой по половицам и на всякий случай смотрел туда же.
- Голодный, сынок? Прости! Увлеклись… - повинился первым Мотя.
Невеста подарила ему благодарный взгляд. А малой, поняв, что никто на него не сердится, с радостным взвизгом повис на бычиной шее.
- Ура, у меня будет свой папка, настоящий! Ура!
В этот самый миг Матвей окончательно понял, что такое счастье. Пронзительное и острое, необъятно-прекрасное, в точности такое, как описывалось в немногочисленных прочитанных им в юности книжках. Оказывается, оно всё-таки существует…
Да ещё какое!! С сумасшедшей бессонной ночью и таким вот тихим утром, когда мысли в голове все как одна лёгкие и радостные. И ещё ожидательные. Хоть и прекрасна фамилия Прекрасная, но Быкова как-то надёжнее. Ближе к телу, так сказать. Тем более, невеста совершенно не против. И Кузька тоже – говорит, за мамкину его иногда сверстники дразнили, девчоночья, мол. А теперь назовут Бычком – а он им раз! – и в глаз, надо же оправдывать! Козырная у него будет фамилия.
У Моти окончательно отлегло от сердца.
В общей комнате его встретила нежной улыбкой самая красивая на свете женщина и рыжий сорванец, который смирно сидел за накрытым столом и грыз сухарик, дожидаясь вместе с ней пробуждения «папки». Последний снова почувствовал себя хрюнделем.
- Почему без меня не поели? Или не разбудили?
- Так не положено, Мотенька. Ты в доме главный, пока ложку не возьмёшь, и мы есть не станем.
- Что это мне тут за домострой развели, а? – притворно нахмурился он. – Ещё, чего доброго, велишь теперь ремень из штанов вынуть и на видное место повесить. Не дождётесь, поняли? Раз уж я типа главный, мне и порядки озвучивать. У нас в мире давно между всеми равноправие, да и от вас я к другому обращению привык.