Страница 4 из 47
* * *
Судя по Матвеевым часам, они шли ещё минут сорок, когда вдали показалась малая родина Кузьки – к месту и не к месту упоминаемая в народном фольклоре деревенька Гадюкино. Конечно же, в ней шёл дождь. Причём исключительно в ней: от первого до последнего дома по небу растянулась пушистая серая тучка, а сразу за околицей ярко и дразнящее светило солнышко.
«И всё мы виноваты, - невольно подумал Быков. – Треплем языками почём зря, а люди вон страдают…»
Встреченные гадюкинцы, вопреки ожиданиям, страдальцами не выглядели. Высоченная толстая тётка в сарафане а-ля русская крестьянка неторопливо шествовала по улице с коромыслом на плечах, три бабульки в цветастых платках сидели на скамейке под яблоней и вдохновенно точили лясы, а прямо посреди дороги, в гигантских размеров луже, рядом с парочкой уток и пребывающей в нирване свиньёй блаженно дрых тщедушный жидкобородый мужичок в одном лапте. Ничего сильно удивительного, ничего принципиально нового…
На Мотю с Кузькой косились, но, вопреки опасениям пришельца, с весьма умеренным любопытством. Может, всему виной была внушительная Мотина комплекция вкупе с лицевым знаком «кирпич», может, гадюкинцы и впрямь оказались на редкость тактичными, но до кособокого некрашеного домика на другом конце деревни парочка добралась без единой остановки. Ну уж тут началось…
Видимо, материнское сердце заранее предугадало возвращение блудного дитяти, ибо Кузю встречали уже во дворе. С длиннющей хворостиной. Не обращая внимания на Быкова, мамаша с воплем ринулась навстречу отпрыску, он с ответным визгом заметался вокруг дома, она за ним, он от неё… Наконец, Кузя догадался на бегу взлететь Моте на плечи – тот ещё и ускорения ему придал на чистом автомате – и с этой высоты гордо показал родительнице язык.
- Мам, охолонись! Не видишь – у нас гости!
Женщина только сейчас приметила «слоника»: тяжело дыша, отбросила хворостину и машинально поправила сбившийся на сторону платок. Матвей про себя ещё раз помянул «блин горелый» и подумал, что, пожалуй, тоже бы с удовольствием залез куда повыше. Неизвестно, как уж там выглядел покойный (видимо) Кузькин отец, но сынок походу в основном пошёл в мамочку. Просто форменная Баба-Яга! Нос крючком, чуть не до подбородка свешивается, на носу этом аж три бородавки, зубов во рту в два раза меньше, чем у Моти, и сами зубы жёлтые, как у потомственной курильщицы, и слегка выступают наружу. Кожа сухая, неровная, похожая на задубевшую от времени Матвееву косуху, глаза… А вот к глазам претензий нет – большие и пронзительно-голубые, как у сынки. Но общую картину не спасают, наоборот, от этого контраста только хужее. И волосы из-под платка торчат – чистая мочалка, и ручки-крючки, в смысле, кривенькие «птичьи лапки» с когтями. Фигуры в необъятном, видавшем виды сарафане не разглядеть, да и смысл? Бабкам-Ёжкам габариты Мисс Вселенной по статусу не положены… Матвей невольно вздохнул и поскорее отвёл глаза, всем своим видом демонстрируя, что он – как бы вот, но он тут ни при чём.
- Гости, говоришь? – подозрительно сощурилась хозяйка. – И откель же ты такой взялси, добрый человек?
- Откуда? Оттуда! - неопределённо махнул Мотя.
- Из похабного мира, чё ль?
- Почему это «похабного»? – обиделся он. – Вот у вас как раз тут и…
- Сказочное и невинное отражение вашей мерзкопакостной реальности! – отрезала тётка. – А он ещё спорит… Аффтор!
Произношение было до того современное, что Мотя не выдержал и тихонько хрюкнул. Кузька покачнулся, присел и на всякий случай ухватил его за ухо.
- Ладно, гость дорогой, заходи в дом, коли припёрся, - пригласила хозяйка и погрозила сыну кулаком. – Слезай уже с человека, охламон, ему же тяжело!
- Да не тяжело мне, чего там! Весу в нём на полторы курицы… - пробубнил Быков и помог мальчишке с удобствами расположиться на своей необъятной шее. – Только за уши не хватай, ок?
- Ок, замётано!
Баба-Яга усмехнулась и бодро заковыляла к дому.
В домике было скромненько, но чистенько. Вязаные половички, цветастые занавески, расшитая яркими птицами скатерть на столе, огромная белёная печь… Жить можно. Особенно если не знать, что такое телевизор и интернет. Перед крыльцом Матвей аккуратно ссадил с себя пассажира и тщательно вытер ноги. На всякий случай. Может, нежданному, но вежливому гостю всё же дадут пожрать, а?
Кузькина мать оказалась женщиной понятливой. Велела вымыть руки и садиться к столу. (Ура!) Мотя осторожно присел на деревянную лавку и чинно сложил на коленях лопатоподобные ладошки. Рядом с ним устроился Кузька, явно копируя его позу. Хозяйка хмыкнула и споро заставила стол типичной деревенской снедью. Голодный гость жадно набросился на варёную картошку с укропом, домашний холодец, малосольные огурчики и тушёные в сметане рыжики. К этому богатству ещё б стакан-другой самогону!.. Но здесь был всё-таки не рай, а Гадюкино: вместо водки Моте предложили ржаного квасу. Вкусного, душистого… А и вправду, к лешему самогон, и так хорошо! Удивил пришельца только необычный вкус хлеба, будто намазанного толстым слоем горчицы – он, как хватанул полкраюхи, так потом до слёз кашлял и вытирал слёзы.