Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 12 из 40



Я думаю, что для Кирилла ничего не стоит тебе с три короба наврать, хотя бы ради удовольствия опорочить Зинку, а рикошетом попасть в отца родного, главного обидчика.

Ну, а теперь держись: самое интересное, поскольку из разряда последних известий.

Вчера вечером Мишка добрался и до меня. После ваших совместных бдений. Ты ко мне не приехал, а он не поленился. Был трезв; мой последний коньяк не выпил, а вылил (!!!) и объявил, что мне спиться не даст. Между прочим, вспомнил, что сам он последний раз выпил на пикнике. Пить сначала не хотел и не намеревался, но не сдержался, потому что угощал его Кирилл. И он, Мишка, от сознания того, что такой нежный мальчик ему "водяру наливает", напился "как шакал". Не знаю, пьют ли шакалы, но если верить Мишке, то Кирилл был на пикнике. Нам осталось выяснить, кто из них врет. В конце концов, и Мишку эталоном честности не назовёшь: поэт, фантазёр, к тому же, по его собственному признанию, он был до такой степени пьян, что и перепутать мог всё на свете.

P.S. Хотела ещё что-то написать, но прервалась, потому что у меня гость. Явился Кирюшка! Собственной персоной. Как ты и изображаешь, встрёпанный и несчастный. Голодный как зверь. Подмёл все мои остатки. Ты что, не кормишь его, что ли? Молчал, как покойный отец, вздыхал, дёргался. Бедный мальчик! Извини, но уходить, если не ошибаюсь, он не стремился.

Сказал, что сейчас живёт у тебя и что ты очень хорошо к нему относишься. Как бы невзначай спросил, пыталась ли я усыновить его ещё во время жизни с Олегом. Облизывал губы. Я честно сказала, что об этом разговора не было, и Кирюшка весь сжался. А у меня рвётся дыхание, как вспомню. И чувствую себя последней дрянью: ведь я во многом виновата. Мальчик пропадал у меня на глазах, а я думала только о том, переспит со мной его отец ещё раз или уже всё. Павлуша, мне нет прощения. Я в тысячу раз хуже Зинки. Забыть не удаётся ничего: ни одного взгляда, ни даже самой крохотной слезинки маленького Кирюшки.

Боже мой, что с нами будет? Об одном прошу тебя, Павлик, если можешь, держись и если не можешь, всё равно, держись. Я не знаю, что у Кирилла на уме, но только держись. Не соблазняйся. Стисни зубы, прими холодный душ и держись. Не говоря уже о том, что это подсудное дело (я-то тебя не выдам), но мне кажется, что мальчишка пережил уже столько, что ещё и это будет уже чересчур подло.

Господи, как я устала! Почему, почему проклятый пистолет выстрелил в Олега, не в меня? Это мне надо было уйти. Всё равно, я жить не смогу, даже если переживу весь этот кошмар физически, это уже не будет жизнь. Нельзя зацикливаться на себе, Пашка. Только сейчас я это поняла, но, к сожалению, слишком поздно. А может, Кирюшка хочет меня убить? Вот бы хорошо! Ах, как я перед ним виновата!

Павлик, меня вот ещё что теперь мучает: боюсь, как бы ты меня неправильно понял. Я ни в чём Олега не обвиняю. Просто он меня не любил. Просто его самого так же воспитывали. А вот полюбил Зинку. Ей даже особо работать над этим не пришлось.

Павел. 9 июля, воскресенье, 10-45

С добрым утром!

После твоего последнего послания мое "с добрым утром" звучит, как насмешка, но ничего не поделать: меня так воспитали - вежливым. Я его (не утро, а послание твое) распечатал на принтере, чего обычно стараюсь не делать, ибо я жмот и экономлю бумагу. Ну, что тебе сказать, кроме "м-да-а"?.. Клар, я ничего, ничегошеньки же не знал!!! Окончательный удар по уехавшей моей крыше. Знаешь, интересное такое состояние: сижу вот, улыбаюсь сам себе, прям как этот, ну, тот, у которого крыша того - как это называется... вот видишь, даже слова, которое во всех анекдотах, вспомнить не могу!





Значит так: откладываю распечaтанное до лучших времен, то есть, до возвращения крыши: сколько ни перечитываю, все равно не въезжаю до конца. Сейчас пойду будить мое любимое юное чудовище (он от тебя вернулся поздно, излучал сытость и умиротворенность, - можешь скромно называть "остатками" то, чем ты его кормила, знаю я эти твои "остатки по-королевски", - и уснул сразу, как будто щелкнули выключателем), и едем за тобой. В четверть первого мы у тебя.

Просьбы к тебе: а) прекратить рыдать и накраситься чем-нибудь несмываемым, потому что обещали дождь и потому что не обещали, что ты больше не будешь рыдать; б) быть по возможности более-менее готовой вовремя - обрати внимание: я не сказал "быть готовой", ибо знаю, это невозможно, но хоть до какой-то степени!; в) последить за мной, ибо после твоего письма я знаю точно, что нажрусь, но, пожалуйста, проследи, чтобы это случилось со мной не до похорон, а после; и, наконец, г) если пункт "в" мне действительно удастся, забери на ночь Кирилла к себе (убедившись, разумеется, что он обойдется без ручек очаровательной еврейки, трущих ему похотливую его спинку...).

А в смысл написанного тобой мне еще вдумываться и вдумываться. Но это не сейчас. Сейчас - суровая реальность. Завтра утром у них (язык не поворачивается сказать "покойников") собирается родня с обеих сторон (я так и не знаю точно, сколько той родни прилетает) и семейный "си-пи-эй": я нашел его телефон с помощью Кирилла, и он обещал быть со всеми последними раскладками. И мы с Мишкой - в качестве черт нас знает кого, ну, скажем, близких друзей семьи. Он, Мишка, звонил мне полчаса назад, мялся, извинялся, и при всем при том задавал мне такие вопросы, как будто я - нет, даже не следователь, а Господь Бог, всеведущий и вездесущий. И на участие в сугубо материалистическом завтрашнем мероприятии согласился. Что принесло мне несказанное облегчение. Ибо ты же меня знаешь: это я выгляжу так солидно и уверенно, а на самом деле тряпка, о которую только ноги вытирать. Клар, не желаешь присоединиться к этому действу в качестве "близкого друга семьи"? Не к вытиранию ног, конечно, а к завтрашнему мероприятию? Повторюсь: после того, что ты мне написала и о чем ни я, ни кто другой, похоже, понятия не имел...

Все. Ставлю чайник. Иду будить Кирилла. Сяду на край дивана и буду шептать его имя. Пока чайник не убежит или пока Кирилл не проснется. До скорого, старушка моя...

Клара. 9 июля, воскресенье, 23.47

Нельзя мне было ехать на эти похороны так же, как нельзя было ехать на проклятый пикник, им предшествовавший. Пашик, завтра я там быть не желаю. Деньги Олега мне не нужны: лишь бы Кириллу хоть что-нибудь досталось. Жалко мальчика. Я же - никто. Меня даже по-настоящему не было: так, покрутилось нечто эфемерное на горизонте да и пропало. Ну, а из сердца призраки испаряются легко. Ещё до того, как с глаз долой.

Ты говоришь о крыше... Не упоминаешь, не повторяешь, - твердишь. Ну, может, не совсем, как заклинание, зато трижды. Если не ссылаться на твой предыдущий и-мэйл, где речь идёт о том же. Значит, крайне взволнован, даже, пожалуй, напуган. Причины твоего волнения легко объяснить. Но, собственно, чего ты боишься? Это мне крышка. А ты соберёшься, разберёшься... Кстати, ты не так плохо выглядишь. Хочется надеяться, пройдут для тебя эти страшные дни и жизнь наладится. Комплексуешь только чересчур. И пьёшь, конечно, тоже через край. Но тут я тебе не указчик.

Ну что ж... Мне очень стыдно, что не оправдала. Я чувствовала, что сорвусь, да было бы странно, если бы мне удалось без напряжения выдержать ещё и это. Всё-таки я не статуя, а живой человек. Всегда считала себя маленькой, тихой, незаметной... И вдруг - такое навалилось! Да ещё в качестве бесплатного приложения ко всей этой семилетней эпопее с Олегом, измотавшей меня до последнего предела.

Вот. С самого начала мне было ясно, что на похоронах истерики не миновать. Не знаю только, на что надеялась. Когда я увидела его там... Внутри... А потом ещё гроб опустили и стали бросать землю... Паша, я ведь никогда не могла такого выдержать. Независимо от того... Ну, кто - покойник в общем... Там же так страшно, так темно должно быть. И ещё эта змея рядышком. Не она - я мечтала лечь рядом с ним. При жизни не получила этого счастья, и после смерти - опять то же самое. И винить, кроме себя, некого.