Хэппи Энд

Третье. "Официальная версия". Ща, так они мне и сообщат! Знаю, что было вскрытие или что-то в этом роде - и все. А пока что телефон и мои уши разрываются от догадок и сплетен. Такие версии предлагаются, что и лысый еще раз облысеет. Вплоть до точечного попадания нейтронной бомбы. Потому что, говорят, палатка же цела, значит, бомба была не атомная, а нейтронная. Вот так! Нравится? Я сам, честно говоря, пока что просто не в состоянии ни на чем сконцентрироваться, и в голову приходит только одно: "ищи, кому выгодно". Давай послезавтра, после всего, к этому вернемся. Конечно, если я не употреблю все содержимое своего багажника. А хочется употребить. Страсть как хочется! Чтобы в стельку, в сиську и чтобы ни одной мысли! А то ощущение такое, что мои полушария разъезжаются. Прямо Африка с Южной Америкой. И ведь допросы будут, ты права... Замкнутое пространство, ограниченный круг подозреваемых, "кто?" и "за что?"... Бедные мои полушария!

Насколько я знаю, убили их между двумя и тремя. А мы с тобой уехали до двух часов ночи: без десяти или без пяти. Помнишь, у палатки Кофманов мы с Йоськой "принимали на посошок" (на наш с тобой "посошок") и время еще друг у друга сверяли, как заговорщики, а ты молча, но заметно закипала у меня за спиной? Так вот, сошлись мы и с Йоськой, и с Лизой его на том, что время было час тридцать пять, Помнишь, мы еще колыбельную по этому поводу спели, что-то типа "час тридцать пять - пора всем спать"?

Четвертое. Кирюшки на полянке не было. И вот почему. Накануне вечером Зинка, как я понял с Кирюшкиных, слов, устроила "сцену". При отце, Олеге то есть, требовала от мальчишки признания в том, что у него со мной были "отношения". Ну, что мы с ним трахались (извини за термин). И не просто признания самого факта, а деталей, чуть ли не позиций. Обзывала его, Кирюшку, такими словами, что я тебе не могу повторить, и требовала, чтобы Олег был, наконец, мужчиной и отцом и разобрался со мной, совратителем, по-мужски. Вот так. Теперь мне понятен их настойчивый интерес в плане моего присутствия на полянке. И понятно отсутствие Кирилла: он умолил их разрешить ему остаться дома, не хотел проходить через этот кошмар еще раз. Сидит, вон, сейчас, мультики смотрит... Мать его еще маленьким на Олега бросила (Олег мне сам рассказывал, та тогда совсем еще девчонкой была) и испарилась в неизвестном направлении. Что и как с ним теперь будет?

Пойду ему постелю. А то вдруг усну раньше его? До завтра, старушка.

Павел. 7 июля, пятница, 23-50

Тук-тук, это снова я. Ты хоть успеваешь читать мою писанину? Я-то который уже день тунеядствую, работу прогуливаю, а ты же работаешь. Плюс рыдаешь - а это тоже много времени отнимает.

Извини, но просто не могу с тобой не поделиться: крыша моя все дальше и дальше отъезжает к туманному горизонту. Отправил я тебе предыдущую и-мейлу (ты, кстати, ее получила?), постелил Кирюшке в гостиной на любимом его диванчике (на котором он столько вечеров по-турецки просидел), выдал парню полотенце и отправил под душ. Нацедил себе полстаканчика своего фирменного (у меня это стало ритуалом, обозначением границы между дневным "you must" и ночным "you may"). Сигареты кончились, пошел в спальню за новой пачкой, прохожу мимо ванной комнаты и вижу: дверь нараспашку, и в ванне за стеклянной дверцей Кирилл, мокрый, под душем фыркает. Обложка порножурнала, блин! Я прибалдел, не зная, что и подумать. Поглазел с отвисшей челюстью на него, голенького, потом не выдержал, кашлянул и поинтересовался, почему он дверь не закрыл? И еще пошутил, что-то вроде, не просквозит ли? А он, вынырнув из-под воды, совершенно серьезно спрашивает: а что, разве можно было закрыться? Потому что, дескать, дома ему закрываться не разрешали. Кроме как на пожать плечами, у меня сообразительности ни на что более не хватило. Сказал только, что буду ждать его на кухне.

Откопал свой самый теплый свитер - пуховый, я его еще оттуда привез, свитер этот вместе со мной пережил и застой, и перестройку, и развал державы, - натянул его на полумокрого Кирилла, жестко пресек его поползновения дотянуться до очередной кока-колы и заставил пить горячий чай. И вот мы пьем - он чай, я, ну, то, что обычно, - и он рассказывает. Дома ему не разрешали запираться в ванной комнате. Точнее, Зинка запрещала, а Олег не вмешивался. Ее аргумент: мы - семья, нам стесняться друг друга нечего. Она и сама не запиралась и каждый раз звала кого-то спину себе потереть. Этим "кем-то" всегда оказывался Кирилл. Я так понял, что Зинка нарочно все это устраивала до того, как Олег домой возвращался. И к Кириллу врывалась, когда хотела, и спинку терла. На мой вопрос: "Только ли спинку?" - ответ был: "Не только". Дальше спрашивать у меня язык не повернулся. Вот тебе и дитя "невинное, нецелованное"...

Ладно, прости уж, Кла, опять я обмочил твою жилетку... Но ты сама виновата. Ибо первая начала: и про плечо, и про жилетку. Так же, как с объяснениями "по пунктам". По-видимому, я действительно не творец, не в состоянии генерировать идеи. Зато с удовольствием краду чужие (твои, например) и нагло ими пользуюсь. Давай назовем меня "разработчиком". Ну, не "плагиатором" же!

Выгляни в окошко: погодка-то разыгралась, холодно, ветер мерзкий, разве что дождя пока нет, а нам на завтра только этого и не хватало. Их привезут из морга на кладбище в час дня, мне к этому времени надо там быть. За тобой заехать, старушка? Для нас обоих день будет нелегким, но, увы, придется через это пройти... Постарайся хотя бы выспаться. У тебя коньячок тот еще остался?

Клара. 9 июля, воскресенье, 1-03

Паша, последнее твоё письмо заставляет меня немедленно взять себя в руки... Или, по крайней мере, попытаться. Прости, что не отзывалась в эти дни: загрызла тоска, хоть сама стреляйся. Любимый человек погиб, понимаете? Не знаю, как меня за это время с работы не попросили, столь мало я там соображала. Никогда даже в голову не приходило, что могу так долго не спать - сколько уже ночей. Слава Богу, сегодня суббота. Вернее, "уж полночь бьёт", значит, - воскресенье. Если бы не твои последние откровения, я, может быть, забылась бы, заснула, наконец. Но тебе сейчас, кажется, ещё хуже, чем мне, поэтому я чувствую, что мне пора приходить в себя. Что случилось, то свершилось. Когда-то, маленькая, я не понимала, что такое "быльём поросло". Вот и теперь то, что произошло, не укладывается в голове. И странно, что жизнь продолжается. Не моя (моя кончена, что бы ты об этом ни думал), а вообще.

Слушай, как ты отважился ночевать там? Герой! Мне и подумать страшно, не то чтобы ночевать, а даже подъехать к гаражу. Забыть хочу! Чтоб ничего не мучило память. Вот так, головой под одеяло, - и никогда больше не проснуться. Паша, ничего не помогает! Как же спастись от проклятых мыслей! А теперь ещё твой последний рассказ. Час от часу не легче!

Ты, как будто, не и-мэйл, а романы тискаешь. С продолжением. Павлуша, умоляю тебя, не верь Кириллу! Держись, как только можешь, не поддавайся на его провокации. Он, конечно, красавчик, но всегда был какой-то порченый. Это мне надо было приютить мальчика, да я сама-то в таком состоянии... Даже не сообразила забрать мальчика, эгоистка. Думала только о собственной боли, ненавижу себя за это.

Чувствую, что подошёл момент, когда правду, только правду и ничего, окромя. Так вот, история с Олегом тянется не два года и не три, а как в сказках: семь лет. Вряд ли кто здесь об этом знает: Олег старался не афишировать, а я - что я? Всё и всегда было, как считал нужным или, ежели угодно, желал он.

Мы с Олегом познакомились ещё в Москве. Вот такая я у нас загадочная-страстная, тебе небось и не снился сей вираж моей судьбы? Ах, как давно состоялась эта первая встреча! В другой жизни, где не было ничего, кроме надежд. А здесь - всё. Только надежда испарилась. Итак, познакомились семь лет назад. Олег мечтал уехать, я уезжала. Помнишь анекдот: еврейская жена не роскошь, а средство передвижения? Ну вот. Договорились о фиктивном браке. Кирюшке теперь пятнадцать, значит, тогда было восемь лет. Всё правильно: мы поженились двадцать пятого сентября, ещё шутили, "двадцать пятое - первый день", а тридцатого сентября у мальчишки день рождения. Исполнилось ему тогда восемь лет. Ребёнок был худенький, прозрачный и постоянно врал. Даже если говорил правду, то казалось, что сочиняет. Знаешь, голова всегда опущена... Взгляд исподлобья...