Легкие шаги

Кушай сам, хихикнула лестница. И дверь за нами закрылась. А Димка проснулся и с любопытством оглядывался. Оказывается, тут было не так уж и темно.

Глава 5. На дне

Представьте себе великанскую свалку. Палки, куски проволоки, пружины, ветки, какие-то жестянки, спутанные верёвки. И ещё много-много чего - а вы, размером с крошку-муравейчика, затерялись в середине этой кучи. Между завалами - довольно много пространства, воздуха, потому что хлам этот очень растопыренный. Свалке не видно границ, только сверху что-то вроде хлипкого дощатого потолка, сквозь который сочится сумеречный свет. Внизу всё как будто мутное, может быть, от пыли и паутины, или дело в самом воздухе, заполненном особого рода туманом - некоторые вещи словно расплываются, повисая между настоящим и призрачным существованием.

Лестницы везде. Не то чтобы их нарочно строили, иногда это именно лестницы, а чаще - они просто соглашаются "поиграть в лестницы" для нас. Будь это стена или балка - на ней обязательно окажутся ступени.

Таким было пространство за стенами. Или в стенах. Этого вам никто не скажет точно. Иногда дорога шла довольно свободно, а порой завалы теснились, мгла сгущалась, и мы упирались в преграду уже в виде натуральной стены - дощатой или каменной. Её можно было обойти, а можно притвориться, что уходишь, а потом вернуться - во второй раз стены, обычно, не оказывалось.

Если присмотреться и подумать, становилось ясно, что место это так перепутано вовсе не из-за того, что в него накидали всякий хлам. На самом деле, тут соединились, перепутавшись, разные времена, пространства... Они исказились в размерах и проросли друг в друга. Я не удивлюсь, если они ещё и сделались чуть-чуть живыми.

Где-то далеко, на самом краю различимости, копошились какие-то путники. Я показал на них Димке, и он схватил меня за рукав и хотел что-то сказать, а потом то ли забыл, то ли передумал. Путники ползли вверх по смятой соломинке и казались ожившими запятыми.

-Так книжка останется без запятых... - пробормотал я.

-Они тащат какие-то мешки?

-Торбы...

Мы пробежали по редко уложенным доскам, на которых остались клочки сена. Внизу, в душной темноте, кто-то утробно дышал. Дальше лестницы не было - какие-то столбики с плашками, длинная, дрожащая доска, карниз с осыпающейся штукатуркой, обляпанные резко пахнущими кляксами насесты, разлохмаченные верёвки, рваные одеяла и размочаленные ватники лежали грудами, все с запахом прели, и что-то шебуршалось и сопело.

Мы спрыгнули в тёмный проём, на сенную труху, и тут она провалилась под Димкой, он ушёл вниз по грудь, я еле успел его ухватить за шиворот, мы пыхтели и возились, но труха ползла и ползла вниз, и всё-таки мы упали.

Неглубоко.

Я чихнул.

Димка высунул голову из трухи - на волосах шапочка из паутины.

-Тьфу! Бэ...

-Дай, я тебя распутаю...

Мне стало смешно.

Где-то над нами тихо журчала вода. Плеск затихал, удалялся, и, когда я поднял голову, совсем исчез.

За дощатой перегородкой утробно дышал большой и спокойный зверь.

Резко запахло навозом. Потом ветер дунул с другой стороны, повеяло горячими запахами земли, запахи будто ошалели - они менялись, как будто кто-то перебирал таблички с ними, пробуя и соображая, какую поставить на передний план. Пахло травяным соком, пахло клубникой, полынью и протухшей водой в канаве. Пахло жмыхом и куриным помётом. Пахло жареными сырниками и карасями. Пахло парным молоком и овечьей шерстью. И когда зацвела акация, и аромат её разбавили прозрачные прохладные сумерки, я вздрогнул и помотал головой.

-Ну, пойдём! - Димка тянул меня за рукав. Я с удивлением повернулся к нему, но оказалось - он ничего не говорил и не двигался, сидел, так же, как и я. Померещилось, странно.

Я приотворил дверку сарая. Солнце вспыхнуло, и сразу стало жарко. У стены были пышные заросли калачиков, там была тень, и я тут же представил, как плюхаюсь туда животом и ногами, и руками, в прохладу, и лежа срываю тугие, ребристые плоды, почти безвкусные, травянисто-мучные, наверно, их надо испечь, я сделаюсь совсем маленьким и зашагаю по тропинке к крошечному домику у трухлявого пня, в другой руке сжимая травинку, чтобы отгонять несообразительных муравьев...

-Вечером...

-Что? - спрашивает Димка.

-Когда станет прохладно. Можно развести костёр.

...Тумбурли! Тумбурли! Тум-Тум-Тум!

Тум-бум-бах! Тум-бы-ба! Тум-Тим-Ба!

Кажется, ещё немного, и звёзды вплывут в окно. Они приближаются, как будто занавес втягивает сквозняком, тёмный занавес с крошечными золотистыми искорками. Я приподнимаюсь на постели и дую на них. Искры превращаются в мотыльков. Мотыльки пляшут под музыку.

Тум-бум-ба!

Костёр у ручья, у самого склона холма. Там сидят какие-то люди, и я, к своему удивлению, их не боюсь. Кажется, один из них - кузнец, у него огромные руки, тёмные от огня, пахнущие какими-то смазками и растворами, и каким-то нечеловеческим, прокопченным потом. Этот человек может сломать меч, просто согнув его руками.

Я очень хочу, чтобы кузнец рассказал Историю. Уж этот человек не станет говорить что попало, потому что даже в руках его живёт чудовищная сила...

Но кузнец молчит. Я нетерпеливо верчу головой - где та музыка, которая заставила меня выбежать ночью из дома?

Наконец, я вижу его - огонь вспыхивает ярче, освещая скрюченную фигуру - она пристроилась поодаль, у глинистого козырька. Фигура неподвижна, но из-за пляски света и тени мне мерещится, будто существо то подносит к губам флейту, то шлёпает ладонью в маленький, но гулкий барабан.

Люди у костра перекинулись парой коротких фраз, разливали по кружкам пиво. Кто-то сунул прохладную и огромную кружку мне, кто-то коротко засмеялся. Я понял, что ужасно хочу пить.

Голова легко кружилась. Я сделал шаг от костра, стало светлее, и существо у холма кивнуло мне. У него были маленькие, тёмные глазки, но когда оно смотрело прямо в меня - эти глаза делались огромными и прекрасными. Я задохнулся ароматами ночи и шагнул к нему.

Утром ты решишь, что всё приснилось, Альфи. Тебе станет грустно и обидно... Ничего, так должно быть. Главное - запомни это место, малыш. Это место под холмом - когда-нибудь оно тебе пригодится, и ты беги сюда, беги, не оглядываясь!

И он то ли засмеялся, то ли заплакал.

Тумбурли! Тумбурли! Тум-Тум-Тум!..

-Мастер Альф, куда вы подевались?!

-Не шуми, паренёк пошёл отлить...

-Будет вам утречком от хозяина...

-Мастер Альф нас не выдаст...

Смех. Звёзды падают, падают... Как хороша прохладная трава!

Ночь отколыхнулась назад. Я то ли уснул, то ли проснулся, я снова с Димкой. Мы стоим на тропинке посреди малинника. Жарко. Кажется, тут июнь - кусты малины цветут, и над ними мечутся с тяжким, знойным гудом пчёлы. Солнце плавит день, куском жёлтого сливочного масла зной растекается всюду, и везде это сияние... только слева, в гуще малины, у стены какого-то невысокого домика - тень и темнота. Я хочу туда забраться, но Димка тянет меня за рукав:

-Там крапива!

Я не боюсь крапивы, я проложил бы дорогу, но Димка идёт по дорожке дальше, к маленькому сооружению, похожему на уборную, только с железной бочкой наверху. Димка на ходу сдёргивает рубашку и впрыгивает в пахнущую горячими и мокрыми досками и мылом тень, я ступаю за ним и только внутри соображаю, что быть вдвоём тут неудобно, и выхожу, и сразу понимаю, что делаю что-то неправильное...

-Я быстро! - говорит Димка через журчание воды. Я чувствую, ему неловко, что он кинулся в прохладу, а я остался.

-Не спеши. Я пока... кое-что разведаю.

И снова я делаю неправильно. Тогда, будто приподнимаясь, оглядываю тропинки и понимаю, что правильных тут нет. И мне немного страшно, но просыпается азарт. Я раздвигаю кусты малины, шагнув к затенённому углу. Крапива высоченная, и, кажется, её не одолеть.