Страница 56 из 76
— Это твой ресторан, да? — как раз в этот момент Старков открыл дверь кабинета. Калинин, видимо, слышал ее слова.
— Вы посмотрите на него, — Алексей закатил глаза, — он уже и здесь все себе приписал.
— Это наша с ним совместная развлекаловка, — объяснил, помогая Вере снять пальто, — садись, — повесил то на стоящую в углу вешалку.
— Спасибо.
Пока Вера устроилась на небольшом диванчике, Артем сел за стол напротив Калинина.
— Вы голодные, нет? Давайте хоть пожрем, а то я с утра мотаюсь, так и сдохнуть можно.
— Вер, — Артем обернулся, — будешь что-нибудь?
— Я только вот…
— Да ладно тебе, — перебил Леша, — шеф тут десерт замутил, попробуй, тебе можно, ты вон — килограммов сорок пять весишь…
— А ты, — Артем оскалился, — будешь так жрать, за две сотни перевалишь.
— Ценителя обидеть может каждый. Ладно, шутки шутками, я вообще тебя по делу дернул…
В ресторане они пробыли около часа. Вера не прислушивалась к разговорам, почти все время проведя в телефоне.
Дом, ключи от квартиры в котором она сжимала в руках все время пути, они нашли быстро. Этаж оказался седьмым, что ее немного порадовало. Любила она это число.
Открыв дверь, Кораблева включила свет, даже как-то странно вышло, она интуитивно потянула руку в нижний правый угол от двери, где и располагался выключатель. Пройдя вглубь, Кораблева внимательно оглядывала достаточно просторную прихожую. Которая медленно выливалась в кухню. Кухня так же плавно переходила в гостиную. Квартира была полностью меблированной. Небольшой кухонный гарнитур
ярко-фиолетового, с небольшим оттенком лилового, цвета, металлический островок, большое окно, ведущее на лоджию. В гостиной — огромный белый диван, пушистый коврик, привинченный к стене телевизор, стеклянный книжный шкаф, плетеные корзины, убранные в длинный низкий белый стол, делящийся на три части внизу, встроенный во всю стену шкаф-гардеробная. Отделанная кафелем ванна.
— Уютненько, — подал голос Артем, и Вера вздрогнула, даже забыла о его присутствие, слишком увлеклась.
— Да, — довольная уселась на диван, сложив руки на колени.
Артем замер у окна, немного отодвинув штору. Посмотрел во двор.
— Родители в разводе?
— Да. Я еще маленькая была, когда отец ушел. Он врач, кардиохирург.
— Это его оправдание? — посмотрел ей в глаза.
— Наверное, — пожала плечами, — мы с ним общаться начали вот только, как я сюда поступила. До этого почти и не виделись…
— А та квартира, где ты сейчас живешь?
— Это Алькина. Она меня приютила. Не поладили мы с новой папиной семьей.
— Ну, — задернул штору, — это нормально.
— А твои родители здесь живут?
— Нет. Двести километров отсюда. Отец у меня профессор, доктор философских наук, — подметил, как изменилось Веркино лицо, — кстати, был деканом социально-философского факультета в твоем универе.
— Ничего себе. А теперь?
— А теперь они с мамой сажают картошку и закручивают по сто банок борща ни зиму.
— Ой, у меня мама тоже этим болеет. Все нам с Алькой баночки — скляночки пихает, — рассмеялась, — а почему ты именно сюда переехал?
Артем почти раздавил ее своим взглядом. Холодным, отрешенным, словно и не было это непринужденной беседы. В глазах — пустота и лед. От него веяло холодом, он студил жилы, останавливал кровь в венах.
— Тебя отвезти домой? — даже не смотря на нее.
— Да.
Возвращались они молча. Но теперь она прекрасно чувствовала эту черту. После ее вопроса он изменился, снова стал далеким и безразличным. Хотя, если подумать, ну что она такого спросила, сущие пустяки…. Но эти мысли не давали покоя. Всю дорогу она терзала себя, совесть просто сжирала все ее существо. Она даже не понимала, что послужило причиной сменить милость на гнев, но все равно продолжала подсознательно себя корить за свой, вероятнее всего, длинный язык.
— Артем, — все же решилась, коснулась ладонью его запястья, когда он остановил машину под окнами Алькиного дома, — я что-то не то сказала? — пыталась заглянуть ему в глаза, но он продолжал отгораживаться от нее невидимой стеной, — прости, я не хотела, — почти шёпотом, прижимаясь щекой к его плечу.
Он слышал ее шепот. Слышал, но никак не мог погасить в себе этот пожар, отравляющий дым уже пропитал его тело, и ему не оставалось ничего, как медленно стараться душить в себе это пламя. Она действительно ничего не сказала, но все ее вопросы… Сегодня он понял, что когда-нибудь она непременно доберется до главного, не может не добраться. Она с каждым разом будет все больше и больше копаться в нем. Хотеть узнать, понять…но ему не нужно ее понимание. Не нужны эти лишние и бестолковые разговоры о прошлом, его прошлое и так все время с ним, по крайне мере, пока. А она лишь усугубляет ситуацию…
— У меня еще дела сегодня, — ответил гораздо резче, чем сам того хотел.
Вера сразу отпрянула, и уже потянулась к ручке двери, но потом замерла. Обернулась, смотря прямо ему в глаза.
— Тем, — устало улыбнулась, придвигаясь в этот раз гораздо ближе. Пальцы несмело коснулись его щеки, — не отталкивай меня. Если ты не хочешь чего-то говорить, то и не нужно… Я понимаю, что есть вещи, которые меня совершенно не касаются.
— Я не позволил убить тебя тогда, потому что ты показалась мне похожей на мою девушку, которую убили девять лет назад, — четко произнес каждое слово, не отрывая взгляда от ее глаз. Видел, как посекундно меняются ее черты лица, приоткрываются губы, расширяются зрачки… слышал, как учащается дыхание, — только поэтому, — словно контрольный в голову.
Кораблева немного пошатнулась, прикусывая подрагивающие губы. Пальцы, мирно покоившиеся на его щеке, пробирала дрожь, сжав руку в кулак, она медленно отняла ее от его лица. Сердце билось, как бешенное. Сглотнув, ощутила дикий приступ тошноты. В глазах вновь встали эти страшные картины той ночи. Они мелькали-мелькали, а она продолжали сидеть с застывшей в воздухе рукой.
Артем смотрел на ее подрагивающие веки, на застывшую маску ужаса на лице, и не мог пошевелиться. Он четко отдавал себе отчет в том, что ей сейчас сказал. Он все равно бы это сказал. Они бы непременно пришли к этому разговору, возможно, спустя время, но она бы все равно все узнала, так зачем оттягивать. Для чего?
— Мне, — дернулась, опуская руку, — мне нужно идти, — нахмурилась, смотря на дверь парадной.
Царящий в голове хаос медленно выстраивался в логическую цепочку. Все недосказанности, все вопросы, медленно отпадали. Все становилось явным. Все. Каждый его поступок, все, что она принимала за милосердие, гуманность, доброту…все упиралась лишь в одну деталь. Ее схожесть с покойной девушкой. Схожесть с человеком, которого больше нет. Схожесть с той, кого он, вероятно, любил. Только и всего. Это не она особенная, и это не он герой, спасший ее от смерти — нет. Это всего лишь оптический обман его зрения. Некие черты ее лица. Ходящий двойник трупа. Вот кто она. Жалкая замена. Пародия. Копия, к которой проявили жалость в момент небольшого диссонанса, растерянности…только и всего. Осознание убивало ее сущность. Закрыв рот ладонью, она пыталась сдержать зарождающуюся истерику.