Стальное крыло ангела

– Капитан Наумов, отдельная бригада Росгвардии по охране Крымского моста…

– Майор Томилин, Центр специального назначения ФСБ, – я показал документ, – это я вас вызвал. Ну и что вы наделали, капитан? Зачем вас прислали? Убить их я и сам мог.

– Так это, товарищ майор… – Наумов сконфуженно почесал затылок. – Кто же знал? Они стрелять по нам начали, была реальная угроза падения вертолета…

Я печально смотрел ему в глаза. Из пистолета сбить вертолет? Это каким же должен быть вертолет? Бравый капитан походил на растерянную девочку, пролившую борщ и получившую по затылку от мамы.

– То есть других способов не было? Отогнать вертолет, высадить людей, подключить к работе снайперов…

– Простите, товарищ майор, – он опустил голову, – но зачем они стрелять начали? Может, они просто идиоты?

– Может, и так, – согласился я. – Но вам-то зачем им уподобляться? Был приказ, вы его нарушили. Эти люди могли владеть информацией о подготовке терактов в Крыму.

– Приказа не было, – дерзнул капитан, – были пожелания вашего дежурного взять преступников живыми. Но я считаю, что создалась критическая ситуация, я не мог подвергать опасности своих людей…

Разговаривать с ним было бессмысленно. Формально приказа не было. Жаловаться тоже глупо – каждое ведомство в этом споре будет тянуть одеяло на себя. И неважно, что все мы служим одному великому делу.

Я обыскал тела, вытряхнул, превозмогая тошноту, денежную мелочь, сигареты российской фабрики «Погар», зажигалки, парочку нереализованных обойм. У диверсантов имелись неплохо выполненные российские паспорта с регистрацией в городе Пскове. Некто Валентин Мурышкин и Аркадий Сивец. Паспорта могли быть подлинными, требовалась экспертиза.

– Не трогайте ничего, – буркнул я. – Сидите здесь, пока не прибудет следственно-криминалистическая группа.

Наумов пожал плечами, отвернулся. Я отошел в сторону, позвонил полковнику Мостовому, пробился через его «фирменное» ворчание и доложил только правду и ничего, кроме правды. Про убийство продавшегося агента, про убийство убийц продавшегося агента.

– Вот черт, потеряли Ломаря… – не на шутку расстроился Мостовой. – А что касается этой шустрой парочки и доблестных вояк из Росгвардии… Вот так прямо прилетели и расстреляли? – не поверил Игорь Борисович.

– Ага, – согласился я, – самым циничным образом.

– Ну и денек, – посетовал Мостовой, – даром, что выходной… Давай суммировать неприятности: мы потеряли своего человека в украинской разведке – это раз. Его провал может повлечь провал других. Под ударом окажутся люди, имевшие с ним контакты, например, ты, майор. Но ты позаботишься о своей безопасности. Второе: мы потеряли убийц нашего двойного агента – утрата, конечно, тяжелая, но не досадная, – ты сам-то веришь, что они могли много знать? Пусть не криминальный элемент, нанятый за деньги, а подготовленные спецы, канающие под блатных, но все равно это не та публика, что располагает серьезными сведениями. И третье: с твоих слов, а вернее, со слов Ломаря явствует, что на день открытия автомоста наши украинские «друзья» планируют что-то подлое. Угроза серьезная, чтобы от нее отмахиваться, считая, что мост неприступен. Не существует ничего неприступного, майор. А посему жди прибытия оперативно-следственной группы – я немедленно распоряжусь, чтобы она выехала из Керчи. Как прибудет, обрисуешь ситуацию – и ко мне. Нам есть о чем поговорить. Своих людей – тоже… впрочем, об этом я уже говорил. И не ссорься с Росгвардией, прошу тебя. Там не Сократы, но они нам еще пригодятся…

Глава третья

Лишь в четвертом часу пополудни, расстроенный, уставший как собака, я подъехал к паромной переправе порта «Крым». Здесь все было нарядно, окрашено, готово к наплыву туристов в наступающем курортном сезоне.

Имелось смутное опасение, что с вводом в эксплуатацию нового моста поток желающих воспользоваться Керченской переправой сильно не уменьшится. Как ездили по старинке, так и будут. Разве что потом, постепенно, как всегда и происходит с появлением чего-то нового…

У причала возвышался здоровенный бело-синий трехпалубный паром, зафрахтованный в прошлом году в одном из греческих портов. Парковки были забиты легковым транспортом, толпились люди с вещами. Рабочие в оранжевых жилетах закатывали в асфальт новые площади под автостоянки.

Я не стал заезжать в порт – ждать своей очереди, грузиться на паром, а потом через Чушку добираться до Тамани – стемнеть успеет. В половине седьмого вечера в наших местах – уже глухие сумерки. Убедившись, что за мной никто не следит (для этого пришлось оставить машину у гаражей, погулять и вернуться), я поехал окольными дорогами на север от порта, миновал гаражный кооператив, складское хозяйство и у самого края городской черты выехал к разрушенному пирсу.

От него остались только сваи, да и то не везде. Странная конструкция, похожая на челюсть гигантского крокодила, вдавалась в море. Она смотрелась устрашающе. Здесь даже дети не играли – после того, как несколько лет назад произошел несчастный случай. Из воды торчали прутья арматуры, расколотые плиты. Местечко было нелюдимое, люди сюда почти не забредали. Купаться в море было невозможно – слишком много камней и железа. Вповалку лежали бетонные плиты – этим «скульптурным композициям» было лет сорок.

Я ехал по дорожке краем кустарника, мимо заброшенной водонапорной башни, бетонных заборов. В стороне от людских глаз приютилось что-то вроде «ведомственного» причала с небольшой парковкой для автомобилей. Заведение охраняли два сторожа и две собаки – сущие дьяволы. Сторожа радением не отличались, нехватку их трудолюбия окупали свирепые «друзья человека», прикованные к будкам.

Под истошный лай я проехал открытые ворота, кивнул высунувшемуся сторожу. Он тоже кивнул и ушел к себе, смотреть телевизор. Ключи от машины я оставил за щитком на ветровом стекле. Своеобразный «каршеринг»: прибудет на лодке другой сотрудник, сядет на «Субару» и поедет по делам.

Дощатым тротуаром я выбрался к причалу, нашел свою лодку, прикованную канатом к чугунному кнехту. Помимо этой штуки, здесь находились несколько других маломерных суденышек. Роскошных яхт офицерам спецназа, к сожалению, не выдавали. Но это было не старье.

Моторная лодка именовалась катером, хотя была обычной лодкой. Марка изделия – Wyatboat 3DC, выполнена из стеклопластика. Остроклювая, сравнительно белоснежная, в современном дизайне, отсек для пассажиров напоминал салон легковушки – два кресла впереди, три сзади. Современная панель управления, руль. Запуск двигателя, подвешенного сзади, осуществлялся поворотом ключа. Лодчонка была неприхотливая, мощность – всего 60 «лошадей», выдерживала не больше двух баллов штормового волнения, но сотрудникам хватало. Средство из разряда «тупо доехать». В Керченском проливе редко поднимались высокие волны, а для перемещений на других участках имелся иной транспорт.

Мотор гудел размеренно, не раздражал. Подошел зевающий сторож, отвязал канат от кнехта, забросил его на корму и пожелал счастливого пути. Я кивнул, направил «клюв» суденышка в море.

Инструкции повелевали швартовку и выход из «гавани» только под прямым углом – в акватории было много мусора и отмелей. Я отмахал под заунывный треск пару кабельтовых, развернул посудину на девяносто градусов к югу и начал по касательной удаляться от берега.

Мне нравилось море, нравилась быстрая скачка по умеренным волнам, хлесткий ветер, выдувающий из головы все лишнее. Это успокаивало, настраивало на нужный лад – до тех пор, пока не становилось холодно…

Весна в этот год выдалась мягкой. С оговорками можно считать, что пришло лето. По воде бежали барашки, ветер дул в спину, с Азовского моря. Слева тянулась 15-километровая коса Чушка, вдающаяся в Керченский пролив с северной части Таманского полуострова. Там находились восточные терминалы Керченской переправы, мощный грузовой порт «Кавказ», благополучно добивающий экологию пролива. Возвышались краны, теснились портовые строения, в прибрежных водах было тесно от грузовых судов. По траверзу медленно двигался тот самый трехпалубный паром, набитый людьми и автомобилями. Наши траектории не пересекались, я успевал проскочить раньше.