Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 6 из 14



– Суньте деньги под тарелку.

Он повиновался.

– Ладно, – говорю. – Утром выправлю разрешение на выход, а с темнотой выйду. Так, где грузиться будем?

– Как насчет пляжа Бакуранао?

– Годится. У вас там все подготовлено?

– Разумеется.

– Теперь по погрузке, – говорю. – В нужном месте ставите два фонаря, один над другим. Я зайду на них с моря. Вы подходите ко мне на лодке и грузитесь с воды. Сами, лично, подниметесь ко мне на борт с деньгами. Человечка не возьму, пока не получу плату.

– Нет, – отвечает он. – Половину перед погрузкой, а вторую когда закончите.

– Ладно, – киваю я. – Это справедливо.

– Значит, по рукам?

– Да вроде бы, – говорю. – И чтоб никаких вещей и никакого оружия. Ни револьверов, ни ножей, ни бритв; ничего. В этом я должен быть уверен.

– Капитан, – сказал мистер Синг, – вы мне не доверяете? Разве наши интересы не совпадают?

– Обещаете проверить?

– Вы ставите меня в неловкое положение. Разве вы не видите, что у нас общие интересы?

– Ладно, – говорю. – В котором часу вы там будете?

– Ближе к полуночи.

– Ладно… Ну, как будто все.

– Вам какими купюрами?

– Можно сотнями.

Он поднялся, и я проводил его взглядом. На выходе ему улыбнулся Фрэнки. Синг не удостоил его и взглядом. Говорю же, лощеный был типчик. Тот еще китаёза.

К столу подошел Фрэнки.

– Ну? – спрашивает.

– Откуда ты знаешь мистера Синга?

– Он переправлять китайцы, – сказал Фрэнки. – Большой дело.

– Давно он здесь?

– Два года, – отвечает Фрэнки. – Раньше другой переправлять. Кто-то его убивать.

– То же самое ждет и мистера Синга.

– Конечно. Разве нет? Такой пребольшой бизнес.

– Тот еще бизнес, – говорю.

– Большой, – твердо кивает Фрэнки. – Китайцы на лодка уже никто не видеть. Другой китайцы писать письма, говорить все-все хорошо.

– Просто великолепно.

– Такой китайцы не уметь писать. Какой уметь писать, все богатый. Еда нет. Только рис. Здесь живет сто тысяч китайцы. Только три китайская женщина.

– Отчего же?

– Правительство не пускать.

– Однако, – говорю.

– Ты и он иметь дело?

– Не исключено.

– Хороший дело, – кивает Фрэнки. – Лучше чем политика. Много денег. Пребольшой бизнес.

– Возьми бутылочку пива, – говорю ему.

– Ты уже не унывать?

– Да ну, к черту, – говорю. – Пребольшой бизнес. Весьма обязан.

– Хорошо, – кивает он и хлопает меня по плечу. – Я теперь рад. Лишь бы ты довольный. Китайцы – хороший дело, а?

– На редкость.

– Я так рад, – говорит Фрэнки, и я вижу, что он готов слезу пустить от умиления, что все так славно складывается. Теперь пришлось мне хлопать его по спине. Тот еще Фрэнки.

С утра я первым делом изловил агента и попросил оформить мне разрешение. Он потребовал представить судовую роль, и я ответил, что команды вообще нет.

– Собрались возвращаться в одиночку, капитан?

– Совершенно верно.

– А что с вашим помощником?

– Он в запое.

– Одному очень опасно.

– Да всего-то девяносто миль, – говорю. – Думаете, пьяница на борту что-то изменит?

Я отвел лодку к стандардойловскому причалу, что расположен на той стороне бухты, где и заправил оба бака. Вышло порядка двухсот галлонов. Очень мне не хотелось брать столько топлива по двадцать восемь центов за галлон, но еще толком не ясно, куда доведется идти.



С той самой минуты, как я встретился с китайцем и взял у него деньги, вся эта история не выходила из головы. За ночь почти глаз не сомкнул. А когда вернулся к причалу «Сан-Франциско», там меня ждал Эдди.

– Здорóво, Гарри, – крикнул он и помахал рукой. Я швырнул ему бакштов, он закрепил его, потом поднялся на борт. Все такой же долговязый, мутноглазый и полупьяный, если не сказать больше. Я по-прежнему молчал.

– Слушай, – говорит. – Хорош гусь, а, этот Джонсон? Взял да свалил. Ты случаем не в курсе, где его найти?

– Шел бы ты отсюда – сказал я ему. – Видеть тебя не могу.

– Братишка, да разве мне легче? Я точно так же огорчен.

– Вон с лодки, – говорю.

А он только уселся поудобнее и даже ноги вытянул.

– Я слышал, мы едем сегодня, – продолжает. – И то верно, нечего тут больше делать.

– Ты не едешь.

– Что случилось, Гарри? Чего ради тебе со мной ссориться?

– Чего ради? Пошел вон.

– Да брось ты.

Я врезал ему по лицу, он поднялся и слез на причал.

– С тобой, Гарри, я бы никогда так не обошелся.

– Еще бы ты посмел, – говорю. – А с собой все равно не возьму. И точка.

– Бить-то зачем?

– Чтоб проняло.

– Как же мне теперь? С голоду пухнуть?

– А ты не пухни, – отвечаю. – Пойди вон матросом на рейсовый пароход. Отработаешь обратный путь.

– Не по-людски ты со мной, – пожаловался он.

– Ты сам-то с кем по-людски поступаешь, забулдыга? – говорю я ему. – Ты же мать родную обжулить готов.

Что, кстати сказать, было правдой. Но мне стало неприятно, что я его ударил. Бить пьяного всегда неприятно. Хотя на такое дело его все равно брать нельзя; даже если б я и хотел, все равно нельзя.

Он захромал к воротам, длинный, как день без завтрака. Потом остановился и побрел обратно.

– Гарри, ты бы не одолжил мне парочку долларов, а?

Я дал ему пятидолларовую бумажку из денег китайца.

– Я всегда знал, что ты мне друг… Гарри, почему ж ты меня не берешь?

– От тебя одни несчастья.

– Ты просто злишься. Ну ладно, старина. Еще будешь рад со мной свидеться.

Теперь, с деньгами, он пошел куда быстрее, но, право, на него даже смотреть тошно. Он ступал так, словно суставы у него были вывернуты задом наперед.

Я сходил в «Жемчужину», встретился там с агентом, и он передал мне бумаги, а я угостил его пивом. Потом я сел завтракать, и тут пришел Фрэнки.

– Просить тебе передавать, – говорит он и сует мне какую-то трубочку в бумажной обертке и с красным шнурком. Когда я снял бумагу, там оказалась фотография, и я ее развернул ее, ожидая увидеть, к примеру, снимок моей лодки, сделанный кем-то на причале.

Не тут-то было. Оказывается, это голова какого-то мертвого негра с перерезанным от уха до уха и затем зашитым горлом, а на груди плакатик с надписью по-испански: «Вот как мы поступаем с ленгуас ларгас».

– Просили передать, говоришь? – спросил я Фрэнки. – Кто?

Он показал на парнишку, который околачивается возле порта и давно связан с местным жульем. Парнишка стоял у стойки с закусками.

– Скажи ему, пусть подойдет.

Тот подошел. Он сказал, что это ему дали двое молодых людей сегодня утром, часов в одиннадцать. Спросили, знает ли он меня, и он ответил, мол, да. Потом он отдал это Фрэнки, чтобы тот передал мне. Получил за это доллар. Они были хорошо одеты, добавил он.

– Политика, – понимающе кивнул Фрэнки.

– Не иначе, – сказал я.

– Они решили, вы заявите в полицию, что вчера утром встретили здесь тех ребят.

– Не иначе.

– Плохой политика, – сказал Фрэнки. – Хорошо, что ты уезжать.

– На словах что-нибудь просили передать? – спросил я парнишку.

– Нет, – отвечает. – Только вот это.

– Мне пора, – сказал я Фрэнки.

– Плохой политика, – повторил он. – Очень плохой.

Документы, что дал мне агент, я сгреб в стопку, уплатил по счету, вышел из кафе, пересек площадь, затем нырнул в ворота и был очень доволен, когда миновал склад и выбрался на пристань. Эти мальчишки нагнали-таки на меня страху. У таких вполне хватит ума вообразить, будто я кому-то чего-то сболтнул про тех парней. Они все что давешний Панчо. От испуга сами себя заводят, а как заведутся, их тянет на мокрое дело.

Я поднялся на борт и взялся прогревать двигатель. Фрэнки стоял на пристани и смотрел. Он улыбался все той же странноватой улыбкой глухого. Пройдя к нему ближе, я сказал:

– Слушай, – говорю. – Как бы тебе из-за этого в беду не влипнуть.

Он не слышал. Пришлось орать в голос.

– Мой хороший политика, – сказал Фрэнки. И отвязал причальный конец.