Нить на запястье

— Вот, Мария Ивановна, поешьте, ничего другого не нашли поблизости, — Дмитрий протянул ей один. — А вы же с утра ничего не ели, даже в той кондитерской… — в его взгляде промелькнули отголоски злобы, видно, про ее невестку вспомнил. Но слова резонные.

Маша кивнула в сотый, кажется, раз.

— Спасибо! — поблагодарив, аккуратно очистила, отломила себе кусочек, и только начав жевать, поняла, что в самом деле прилично голодна.

Все эти встряски истощили ее резервы основательно. Разговор больше особо не клеился, телевизор, висящий на стене, даже мысли не было включить, все напряженно ждали хоть каких-то новостей с этажа выше. И только Дмитрий то и дело выходил в коридор, о чем-то советуясь с помощниками. Но всегда при этом оставляя дверь открытой и не выпуская ее из поля зрения.

— Бдительный он, — хмыкнул Коля, наблюдая за этим, — даже мне не доверяет.

— У него распоряжение Олега на этот счет, — отмахнулась Маша. В связи… со многим. Да и Петр… тоже же брат… — тяжко выдохнула.

— И то верно, — не спорил Коля, помрачнев. Погрузился в какие-то свои мысли.

Так и сидели, пока на пороге комнаты ожидания не появился врач. Осмотрел всех не особо одобрительным взглядом, после чего, остановившись глазами на Марии (видно, заранее проинформированный Димой, кто есть кто), махнул ей рукой:

— Пойдемте, Мария Ивановна, он вышел из наркоза, уже можно.

Она тут же подскочила с дивана, да так резко, что голову повело. Благо Дима оказался близко, да и Коля тут же подстраховал сестру. Улыбнувшись им с благодарностью, Маша крепко вцепилась в руку своего охранника, и … буквально потащила его по коридору к лифту следом за врачом.

Так, что Дима даже пару раз напомнил, что ей вряд ли стоит бегать сейчас. Может, и прав был, да у нее выдержки не хватало идти медленнее.

Глава 22

А когда в палату влетела — словно споткнулась на пороге. Дима пока за дверью остался, сказав, что там ждать будет. А Маша рванула… и остановилась почему-то: растерялась от этих белых стен, пищащих мониторов, на которых что-то мигало, от писка и множества совершенно неясных для нее, тревожащих звуков. И кровать посреди этого всего, где простыни со стенами белизной сливаются. Бинты, поручни, какие-то лампочки… Совсем ее с толку сбило. Моргнула, даже прищурилась, жадно всматриваясь в любимого и при этом понимая, что толком ничего не видит — глаза вновь слезами затягивает.

— Машенька! — тихо, хрипло, напряженно, с рваными вздохами. На пределе сил и эмоций…

Голос Олега будто толчок, встряхнул, подтолкнул ее с места. И взгляд — глаза в глаза — за который словно «ухватилась», зацепилась умом, душой, как за путеводную нить… Точно как когда-то при первой встрече, и уже только на глаза Олега и ориентировалась в жизни.

Сама не поняла, как преодолела эти несколько шагов, и буквально рухнула на стул у кровати. Протянула дрожащую руку, но так и не решилась ничего коснуться, дико опасаясь ему боль причинить. Сжала свои пальцы в кулак. Но не выдержала, уткнулась лицом в ладонь Олега, лежащую на простыне. Едва ощутимо касаясь губами… кожей к коже, чтобы его тепло чувствовать, слыша пульс, всеми фибрами впитывая в себя это понимание — жив! Все равно предельно осторожно, дико боясь придавить, жадно вслушивалась в тяжелые натужные вздохи.

«Перелом ключицы, раскрошилась, ее и восстанавливали так долго на операции… Сотрясение, но вроде не особо тяжелое; кровотечение, которое вовремя успели остановить, не самая большая кровопотеря; «ушиб» грудной клетки и легких ударной волной, несколько трещин на ребрах…» Это врач ей по дороге сюда коротко его травмы перечислил. Сказал, что если бы охранник не дернул на землю, прикрывая собой, не спасли бы…

— А этот охранник? — обернулась тогда Маша на Диму, испытывая прилив дикой благодарности к человеку. Да, тот свою работу выполнял, и все же…

— Еще оперируют, — вместо Дмитрия ответил врач тяжелым голосом. — Там все сложно…

— Не волнуйтесь, Мария Ивановна, мы своих не бросаем, обо всем позаботимся, лучшее получит, — заметив, наверное, и распахнувшиеся глаза, и ее закушенные губы, поторопился тихо заверить Машу начальник охраны.

— Дима, кто-то погиб? — все же рискнула спросить у него, летя по коридорам следом за врачом.

Охранник на несколько секунд отвел глаза, помолчал, кажется, сжимая зубы.

— Водитель. Тоха… На месте. Ничего уже не смогли сделать, — отрывисто и резко, но все-таки ответил. И в каждом слове было слышно, что для него это личная потеря. Явно давно работали вместе и дружили…

Все что Маша могла в этот момент, это крепче пожать его руку, за которую так и держалась на протяжении всей дороги. Но ее мысли, душа и сердце были переполнены болью и волнением за Олега.

— Душа моя, не плачь, Богом прошу! Мне от твоих слез больнее, чем от всех этих чертовых царапин, — все так же хрипло, однако явно пытаясь скрыть, насколько ему непросто держать этот ироничный тон.

Пальцы Олега слабо дернулись, когда он попытался погладить ее щеку.

А Маша непроизвольно рассмеялась, хоть и сквозь слезы, которые в самом деле самовольно струились по лицу. «Царапины»…

— Любимый мой, — все-таки всхлипнула, сильнее прижавшись губами к его пальцам. — Олег…

Не могла сейчас говорить. Не хватало ни сил, ни дыхания, ни слов, чтобы передать то, что в душе пульсировало, разрывая грудную клетку на части. Повернула голову, глянула ему глаза в глаза, продолжая щекой лежать в его пригоршне.

И он ей в глаза смотрел. Так, что обоим те слова и не нужны были! Во взглядах читали все, душами говорили…

— Ты — моя жизнь, Олег, — хрипло прошептала Маша, целуя его пальцы, покрытые ссадинами и кровоподтеками, запекшимися корками крови. — Без тебя ничего не нужно, хороший мой…

— Не говори так… — прохрипел Олег, пытаясь нахмуриться. А у нее в животе что-то сжалось при виде синяков и ссадин на щеках, бровь разбита, губы… А он ещё и ей свою серьезность показать пытается! — Не смей! Ты важнее… и наш ребенок…

— Нет, — всхлипнула, прервав его натужные, вымученные слова. — Молчи. Отдыхай. Мы все — равно важны… А без тебя… Это не жизнь, — выдохнула, на секунду прикрыв глаза, вновь вспомнив то, что разверзлось внутри, когда Дима сказал, что взорвалась машина… — Мука, любимый. Говорил, что не вынесешь, если я… — не позволила ему вмешаться, едва ощутимо нажав пальцами на губы Олега. — Так и я не выдержу, запомни…

— Ты сильная… Спецназ позавидует, помнишь? — не обратив внимания на ее попытки облегчить ему состояние, вновь вытолкнул из себя Олег.

Он еще и иронизировать над ней пытается? Рассмеялась и заплакала сильнее разом.

— Давай, лучше, в таком контексте мою выдержку не проверять, пожалуйста, — попросила, вновь уткнувшись губами в его ладонь.

А Олег обхватил ее лицо своими пальцами так, как мог только в своем нынешнем состоянии.

— Люблю тебя… душа моя… — она каждой своей клеточкой ощущала, как ему тяжело разговаривать, умоляюще смотрела, словно прося поберечься теперь, а Олег все равно ее не слушал.

И видно же, что устал, глаза едва открытыми держит. Только-только же операция закончилась… Одно слово — губернатор.

— И я тебя, Олег. Люблю… — поцеловала его пальцы, заметив, что нити нет. Видно, врачи срезали, или во время взрыва…

Не важно сейчас, главное — жив, несмотря ни на что. Значит, все сработало.

— Отправляйся домой с Димой. Не вздумай тут торчать, — уже не шепот даже, едва слышно, а все равно командует. И так сурово глянул сквозь ресницы, явно стараясь не поддаться сну. — Толку здесь быть… я вырубаюсь… а тебе в комфорте лучше, чтоб самой легче…

— Хорошо, — не спорила с ним сейчас. Да и прав любимый — не дело ей, скрючившись, сидеть в интенсивной терапии, тем более что это может и на ребенка повлиять…

Как бы внутри все ни протестовало при мысли, чтоб Олега здесь одного оставить. Но у нее сейчас и еще одна душа на ответственности есть…

— Что Леха? — уже с хрипом, Маша даже не сразу поняла, что он про Алексея, который был с ним, когда рвануло.