Нить на запястье

Олег же взял бокал. Все это время просто слушал ее, даже тарелку пока отставив.

— Деталей не зная, сложно сказать… может, и правы были твои родные… Тем более, мне сложно представить, что бы подобное могло помешать тебя заполучить… — медленно и задумчиво заметил он. — Но подход… дикий, ей-Богу! — с явным осуждением и нотками презрения заметил в итоге. Сделал глоток вина, вернулся к своему ужину. — Сомневаюсь, что ты бы прям стремглав бросилась замуж… Или не боролась бы всеми силами за то, чего действительно хотела. Или кого…

— Может, тогда хотела и хоть как-то любила только я… — задумчиво хмыкнула, словно размышляя. — Или я так пыталась из-под опеки родных вырваться как раз? — с усмешкой заметила Мария, отодвинув тарелку. — Наелась, правда, — твердо заявила, заметив его взгляд.

— Характер у вас не тот, чтобы соглашаться с тем, что не по нутру, Мария Ивановна, — рассмеялся Олег, долив им вина. — Это я уже давно заметил.

— Зависит от того, для кого это делать, — не глядя на него, не согласилась Маша.

— Это я тоже просек, — словно специально напоминая ей, кто он и откуда поднялся, согласился Олег.

Но при этом поймал ее ладонь вновь и, переплетя их пальцы, «спрятал» ладонь Маши в своей руке. И ей уже не хотелось ничего обсуждать, только впитывать в себя эту ночь, это прикосновение, и вкус этого вина, вновь — одного на двоих… Да и не отпугивало это никогда, по сути. Противоречивый. И так много в Олеге для нее иное перевешивало…

И все же, он еще ел, и было бы неплохо слегка облегчить тягучую и вязкую атмосферу их общей потребности друг в друге, повисшую над столом.

— А ты? — сделав новый глоток, пока он продолжал есть, так и не отпуская ее руки, поинтересовалась Маша.

— Что «я»? — уточнил Олег с какой-то кривой улыбкой.

Понял вопрос, только отвечать не горел желанием.

— Ты обещал историю за историю, — напомнила Маша, и не пытаясь свою ладонь вернуть.

— Да не было никакой истории, — хмыкнул Олег.

Только смотрел не на нее, а куда-то мимо. И бокал с вином у нее забрал, отложив свою вилку.

— Просто дурной юнец, слишком гордый и эгоистичный, чтобы думать об окружающих, считающий, что весь мир должен ему подчиниться. Сумеет заставить…

Ей что-то совсем не нравились нотки, звучащие сейчас в голосе Олега, да и подоплека. Но она собиралась узнать все, раз уж он начал говорить. И сама же от него ничего не скрывала.

— И в чем он ошибался? — словно бы они действительно говорили о ком-то другом, уточнила Маша, не забирая вино.

Олег усмехнулся все той же кривой усмешкой, уловив ее маневр.

— В том, что на него не могут давить через других людей, которые ему близки… — все еще не встречаясь с ней глазами, отстраненно заметил Горбатенко.

У Маши почему-то холодно внутри стало. Она знала несколько таких историй. И ни единой со счастливым финалом…

— Олег… — действительно собиралась сказать, что не нужно больше ничего говорить. Достаточно.

Но Горбатенко именно сейчас глянул на нее, твердо и жестко. И хоть он все так же держал ее руку, пальцы его в данный момент ощущались холодными и напряженными, словно из бетона отлитыми.

— Была одна девушка, которая считала, что любит этого парня, — не позволяя ей прервать себя, заговорил Олег.

— А он ее любил? — само вырвалось.

И не с ревностью даже… Только все о нем знать и понимать хотелось. О человеке с таким непростым характером.

Олег же только хмыкнул, не отводя задумчивого взгляда. Наклонил голову к плечу, словно раздумывая.

— Непростой вопрос, Мария Ивановна, с нюансами, — будто ему так легче, отстраненно заметил. — Наверное, да. Так, как тогда умел. Давно ведь было. Двадцать лет, считай, прошло. Больше на страсти и удобстве строил тогда отношения. Но она была для него дорога. Очень. Хоть и не оформляли официально ничего. Даже не жили, по сути, вместе. Так, наездами. Не то тогда время было, другим заниматься нужно… Только это ничему не помешало. И как-то, чтобы отомстить тому парню за наглость, его враги убили эту девушку и их сына, которому полгода от роду было… Он отомстил, ясное дело. И поднялся ещё выше. Только и урок тот заучил на «отлично». Да и сильных врагов у него сейчас не меньше.

Скупо, жестко. Рублено.

Олег рассказал это все, так и глядя Маше в глаза. А теперь поднялся, взяв бокал со стола, и отошел к окну, отвернувшись от нее.

А она сидела пришибленная.

Все было очень плохо. Гораздо хуже, чем она могла себе представить еще вчера. И мыслей толковых — ноль. Да, стало куда больше понятно и ясно. Только… такая боль внутри! За него — невыносимо просто… До пропадающего дыхания и наворачивающихся слез, которые сдерживала изо всех сил, потому что знала — не нужно. Лишнее. И за ту девушку, которую не знала никогда, но которая тоже посмела его полюбить. Что бы там и как между ними ни было, и каким образом ни сложилось бы все сейчас между ними. А ещё за ребенка… ни в чем не виновного и не причастного же, по сути! Дети были ее болевой точкой, это да…

Вдохнула, сама испугавшись того, каким резким и прерывистым вышел звук. После чего отодвинула стул и встала, направившись к Олегу. Подошла впритык. И прижалась лицом к его напряженной спине. Что тот мрамор, ей-Богу! И через рубашку его «холод» изнутри ощущает.

Один вдох-выдох, второй. Будто его пытается согреть своим дыханием. Протянула руку, собираясь взять их бокал. Но Олег тут же перехватил ладонь, даже не оборачиваясь. Сжал своей рукой, как тисками. Сильно, с какой-то алчностью даже, до дрожи внутри, до слабости в каждой мышце от слишком сильных и чересчур насыщенных эмоций.

— Сам сказал, если я хочу с кем-то быть, меня не отпугнуть и не отвернуть так просто, — сипло выдохнула ему в спину, не забирая руки.

Олег молчал. Даже дыхание задержал, кажется. Мгновение. Второе, третье. И тут так резко, с каким-то отчаянием тоже выдохнул. Отставил вино на подоконник и стремительно обернулся, заключив теперь всю Марию не в объятия… в тиски, прижимая к себе так, что не могла ни сдвинуться, ни пошевелиться. Уткнута лицом теперь в его грудь. И только и может, что слушать, как лихорадочно стучит сердце Олега.

— Я не выдержу, душа моя… — у него голос настолько хриплый, что с ее больным посоперничать может. Опустил голову, зарылся лицом в ее макушку. — Тебя я похоронить не смогу… не выдержу, — снова сжал так, что кости затрещали. — Я ее и вполовину не настолько любил, как тебя, Машенька… Не умел еще так, может. Или человек не тот… Хотя и ребенок… — ещё один тяжелый и хриплый выдох, в котором физически ощущается боль. — Тяжело было, чуть башкой не двинулся, Машенька. И сейчас… это — живой кошмар для меня… — замолчал.

Это было страшно. Когда такой человек, как Олег… Человек, способный на очень многие и разные вещи, открыто признает свою слабость и боль. Почти невыносимо. Слишком силен он был в этой слабости, чересчур яростен.

Зато сразу понятна и объяснима вся его паранойя с охраной, слежкой и вниманием к малейшим деталям… Болевые точки есть у каждого, независимо от характера и избранного пути.

Да, она знала, что он совсем не святой. И к своему теперешнему положению тяжелой тропой шел. Но ей ли судить, учитывая, чем братья Маши, да и отец ранее, деньги зарабатывали? И… «своя рубашка» ближе к телу…

А он был «ее». Это они уже решили.

— Ты меня рано со счетов списываешь, любимый, — пусть с трудом, но сумела выдохнуть, несмотря на его тиски. — У меня знаешь какая закалка по выживанию? Спецназ позавидует. Сам же знаешь, на что мои братья способны. И клиентов всяких хватало — ничего, выдюжила. Да и ты же теперь над каждым вдохом моим, считай, бдишь…

Обхватила его за шею, как в гостиной недавно, обняла, сама к себе крепко прижав.

Олег только хмыкнул. Но промолчал и не спорил. И то счастье.

Глава 8

— Кстати, о клиентах, — как-то тяжело выдохнув, через минуту заметил Олег, явно не желая продолжать прошлую тему. Но при этом не ослабляя ни на йоту захват, которым держал ее. — Что по Шаховцу?