Страница 5 из 9
Побывала костлявая и в тереме Заозерского правителя. От мора у Юрия скончалась жена и три взрослых сына. Сам князь тяжело заболел, но выжил. В подружьи откуда-то с юга он привез молодую деву Улиту, кроткую и тихую. Вскоре она родила ему сына Ростислава. А через три года Юрий внезапно преставился, и Улита преобразилась, показала себя иной: сильной и жесткой. Бояр быстро поставила на место, с неугодными расправилась без колебаний. Вся власть оказалась у нее в руках. Домашняя и богомольная при муже, теперь она устраивала пиры и охоты. Молодые да холостые соседи зачастили в гости. О княгине пошла срамная слава. Обеспокоенный епископ стал требовать от вдовы объяснений. Она написала ему длинное письмо. Что в нем было, никто не ведал, но епископ публично объявил, что княгиня Заозерская неповинна и оклеветана недоброжелателями. На этом все успокоилось. Но приглашения к соседям от имени молодого Ростислава по прежнему приходили, не было грамотицы только князю Чернореченскому. Это его удивляло и обижало, что же он хуже других, али слабее, али беднее. И вот весточка пришла, ну как здесь устоять. Любопытство пересилило, и теперь князь плыл по Бежскому озеру.
Бежск стоял на северо-западном берегу. Мощные деревянные стены и маковки церквей были видны издалека. Дозорные на башне подали сигнал о приближении каравана.
- Крепостица пожиже нашей будет, - с бахвальством заявил Пахомий, разглядывая черный сруб городни [12].
- Хозяевам то не говори, обидятся, - предупредил князь, - и вообще, меньше болтай да больше примечай, здесь зевать нельзя, те еще други...
Бежская крепость сурово смотрела на пришлых темными глазницами бойниц. Димитрию было тревожно: в малой дружине, да у бывшего врага. Мать ведь говорила: « Сиди дома». Да не поворачивать же назад. Вон уж к причалу толпа выходит, шапками машет. Вроде все благополучно.
Нищета здешнего края бросалась в глаза уже на пристани. Не было верениц расписных торговых корабликов, как в Чернореч-граде. Старенькие рыбацкие лодки выглядели унылыми развалинами. Бежский люд, вываливший из любопытства за городские ворота, одет бедновато. Еще долго Заозерской земле нести на себе печати неудачной войны и мора.
Встречавший чернореченский караван воевода князю сразу же не понравился, и, как видно, Димитрий ему тоже. Какая-то невидимая неприязнь тут же легла между ними. Статный высокий муж, лет тридцати, с резкими хищными чертами лица, гордо держался в седле, выгнув колесом широкую грудь. Богатая, расшитая замысловатым узором одежда выделялась ярким пятном среди окрестной голытьбы. Нетерпеливо бил копытом под хозяином красавец конь. Димитрий, как знаток, сразу определил: жеребец редкий, дорогой, не у всякого князя такой есть.
Слегка сощуренными глазами бежский воевода дерзко рассматривал Чернореченского правителя. Легкая усмешка скользила во взгляде. Он как бы говорил: «Уж знаю, чего тебе здесь надобно, какой грешок за тобой». Но вслух заозерский боярин вежливо сказал:
- Здрав буде, Димитрий Андреич, я Найден - дядька княжий. Будь гостем. Ждет тебя князь наш Ростислав Юрьевич да матушка его, - и он жестом указал на ворота. При этом Найден слегка поклонился, но, как показалось Димитрию, недостаточно низко для приветствия князя, словно воеводе тошно было услуживать пришлым и делал он это по великой необходимости.
- Спесив - то воевода местный, - подметил Пахомий, - а вид у него, аки у коршуна, у которого добычу хотят отобрать, даром, что крючконосый.
- Так тоже, небось, на ловы хотел, - подмигнул Димитрий дружку. Оба засмеялись. Найден, не расслышав, но догадавшись, что шутка о нем, нервно передернул плечами.
Перекрестившись на образ Богородицы Одигитрии на надвратной церкви, путники въехали в город.
радостно бросился гостям на встречу. Пухленький, но очень подвижный, с усеянным веснушками наивным лицом, мальчишка оказался балагуром. Он засыпал чернореченцев расспросами: как добрались, какие у них лошади, броня, мечи. С детской непосредственностью начал показывать свой новенький, еще не ведавший сечи меч. Силы били в нем через край, мальчонка не мог устоять на месте и скакал, как резвый козлик промеж гостей.
- Ну, я думаю, Пахомий, вы с ним сойдетесь, порода то одна, - поддразнил друга князь.
- Я вам комоней своих покажу, у меня тоже знатные комони, а соколы какие! Вы таких и не видели! Пойдемте же! - и Ростислав потянул Чернореченского князя за рукав.
- Уймись, Ростислав, оставь гостей в покое! Не видишь, устали в дороге, - раздался с крыльца мягкий женский голос. То была Заозерская княгиня Улита. Пришлые с любопытством вскинули головы.
Княгиня была совсем не такой, как писало пылкое воображение Димитрия. Он представлял, что увидит пленительную степную красавицу, дерзкую и гибкую, со смелым распутным лукавым взглядом и чувственными, зовущими к поцелую губами. Но перед ним стояла скромная, краснеющая от смущения молодая женщина. Она - то бросала на гостей робкий взгляд, то поспешно опускала глаза. На щеках алел румянец. Улита оказалась небольшого росточка, с округлыми плечами и выдающейся грудью, которую она прикрывала рукой с кружевной ширинкой [13]. Миловидное лицо, с правильными чертами, до роковой красавицы не дотягивало. Чернореченский князь был, с одной стороны, разочарован, а с другой - вздохнул с облегчением: ну ловы, так ловы, за тем и ехали.
Маленький князь обиженно надул губы:
- Да мы ненадолго, я только комоней покажу.
- В баньке попариться гостям надобно да откушать, а ты с жеребцами своими.
- Ничего, - улыбнулся Димитрий, - мы не устали. Пойдем, князь Ростислав, покажешь своих красавцев.
Чернореченский гость заговорщически шепнул:
- Ты, князь, что волю бабам даешь, аль не хозяин в доме своем?
Пахомий так и прыснул:
- Да кто б говорил! Ты, княже Ростиславе, мать слушайся, чай, вон у него уж у самого борода, а и то за материнский подол все держится.
- Кабы держался, так тут бы не хаживал, - огрызнулся Димитрий.
Первак, Пахомий и Чернореченский князь сидели в жарко натопленной баньке. После промозглого бежского ветра окостеневшие пальцы на ногах больно покалывали. От пара кружилась голова. Было приятно и блаженно.
- Ростислав говорит, завтра медведя травить пойдем, они там местечко приметили. Рогатины свои возьмем, оно надежней, и броню, князь, надо бы надеть. Весной зверь голодный, свирепый, в броне оно надежней, - Первак всегда все стремился продумать заранее.
- Заладил, надежней да надежней. Стану я на ловы броню на себе таскать, нас толпа какая, а медведь один, чего бояться? Вы, как хотите, - запальчиво заявил Пахомий, - а я в броне не пойду.
- Подумаем, - расслабленно промурлыкал князь,- до завтра еще дожить надо.
- И то верно, сегодня на пиру еще погуляем, хмельного их отведаем, - повеселел Пахомий.
- И на меды сильно нечего налегать, чай, не дома, - неугомонный Первак и здесь одергивал дружка.
- Ты, Димитрий, свету белому радоваться не умеешь, - пробурчал Пахомий.
- Зато ты больно весел, на двоих хватит, - не уступал Первак.
- Ну, будет вам, опять сцепились попусту. Как княгиня-то здешняя вам?
- Баба как баба, ничего особенного, я-то уж думал ..., - и Пахомий пренебрежительно махнул рукой, - правда, грудастая, может, она этим и берет.
Боярин для смеха толкнул грудью князя в плечо, оба расхохотались. Первак лишь кисло улыбнулся, он с детства стараниями матушки имел искренний страх перед грехом, и похабные разговоры не любил.
- Гляди, ты, праведник-то наш весь наморщился, - поддразнил Пахомий, - надо было с чернецом в скит идти, а не с нами на ловы.
- Ежели можно было б с таким балаболом, как ты, князя оставить, так, может, и ушел бы. Душе на ловы за благодатью завсегда лучше, чем телесам - за зверьем.
- Как тебя дома терпят такого нудного, подружью небось заучил? Покуда с десяток молитв не прочитает, на постель с собой не кладешь. Вот деток у вас и нет, когда вам - у вас то посты, то молитвы.