Страница 4 из 9
- Сам пойду, уважу.
Пахомий был вертляв, долго на одном месте, даже за чаркой сидеть не мог. А из дома бежал как чумной, хоть и любил жену и двоих сынков. «Тошно мне долго дома сидючи», - жаловался он по-приятельски князю. Пока плыли на ладье, все время сновал меж гребцов. «Да сядь ты, все мельтешишь, перекинемся из-за тебя!» - покрикивал Димитрий. Пахомий вздыхал, чинно садился, но через мгновение уже вскакивал под каким-либо предлогом.
И сейчас ноги сами выдавали коленца. Вприпрыжку, плескаясь медом, боярин отправился угощать караульных.
- Идет там кто-то через луг, - указал в южную сторону один из воев.
Пахомий напряг зрение.
- Старец али муж, не вижу?
- Старик, - сощурился караульный.
Через мокрый луг, напрямки, не обходя лужи, тяжело расплескивая мутную воду босыми ногами, к стану подходил человек, невысокого росточка, с растрепанной седой бородой, в полинялой хламиде. В вытянутой правой руке он бережно нес лыченицы [4]. Через плечо были перекинуты ленты обмоток, которые развевались на ветру, как стяги.
Видя, как старичок при каждом шаге по колено погружается то правой, то левой ногой в луговую воду, Пахомий пошутил:
- По морю аки посуху.
- Не святотатствуй! - весело прокричал старик, хотя их с боярином еще разделяло довольно приличное расстояние.
- Вот это слух!
Странник приблизился и низко поклонился:
- Дозвольте, добрые люди, обогреться у костерка. Продрог весь.
- Эй, Пахомий, веди его сюда! - прокричал князь.
Вся дружина с любопытством разглядывала путника. Возраст его на глаз определить было сложно: можно было дать и пятьдесят, и за семьдесят, с виду еще крепкий и шустрый, но с обветренным древним лицом. В жизни своей он должно быть много улыбался, потому что борозды морщин залегли в тех местах, где они обычно образуются у смешливых, благодушных людей. Кроме лаптей и обмоток, у него с собой не было никакой поклажи.
- Здрав буде, княжич Димитрий Андреич, - поприветствовал он.
- Гляди-ка, признал. Только не княжич я, три года уж как князь Чернореченский.
- Умер, значит, князь Андрей, царствие ему небесное, - старик перекрестился, - добрый был князь.
- Садись, старче, грейся, - молодой князь протянул руку к костру, - местный?
Старец кивнул.
- Что же ты дома давно не был, коль не знаешь, кто князь у тебя?
- Да уж давно! И не помню сколько. Вот помирать на родину иду.
- Так уж и помирать, ты вон по лужам-то как резво бежал, и молодым не угнаться.
- Ну, все мы под Богом ходим.
- Откуда ж путь держишь?
- Так из Святого Града Иерусалима.
Раздался дружный хохот.
- Так уж из самого Иерусалима в лыченицах добрел? - с усмешкой спросил князь.
- В каких лыченицах, княже! Он вон, вишь, босой из града Божьего идет, так сподручнее, - вставил Пахомий.
Дед и бровью не повел, беспечно улыбаясь. Его сильные сучковатые руки тянулись к костру. Вои подали ему ложку.
- От чарки не откажешься?
- От ушицы не откажусь, а чарки не надобно, мне и без чарки свет Божий весел.
И дед, перекрестившись и прошептав молитву, быстро замахал ложкой.
- Значит, ты в Святой Земле был?
- Был, княже.
Вои стали перешептываться: «Заливает, во как заливает!»
- Как же ты попал-то туда?
- Да с Божьей помощью путь не сложен. Дошел до Киева, до Выдубицкой обители. Там со старцами подвизался на Афон.
- Гляди-ка, и на Афоне был?! - слушатели сомневались в словах рассказчика.
Князь бросил на воев укоризненный взгляд, мол, пусть сказывает, но и в его глазах плясали веселые искорки. Он явно не верил страннику.
- Что ж на Афоне?
- Везде Божий свет, - уклончиво сказал старец.
Это вызвало новый взрыв хохота.
- А в Иерусалим-то как попал?
- Где с рыбаками, где вдоль берега пешочком. Где подаяние просил, где на работу подвязывался. Магометане [5] меня кормили.
- Что ж ты из рук магометан еду принимал?
- Грешно не брать, коли тебе люди милость оказывают. Все мы от одного корня Адамова, под Богом ходим.
- Да ты, дед, еретик.
- Ну, это ты зря, нешто я от Христа отрекаюсь. Правитель тамошний, магометанский, дозволил грекам в Граде Святом жить. Вот я к еллинам и прибился.
- И что никто тебя не тронул там?
- Так кому старик - то нужен, и чего у меня брать? Побывал у Гроба Господня да на Голгофе, где Иисус страдания принял. Землицы святой набрал.
- Ну-ка, покаж, - все с любопытством стали тянуть шеи.
- Так нет ее, тати [6] под Черниговом отобрали.
- Что ж тати на землицу соблазнились? - еле - еле сдерживаясь от хохота, выдавил Пахомий.
- Так землица святая, Божия, каждому при себе иметь хочется, а они, грешники - душегубы, пущай берут, мне не жалко, может, к раскаянию та землица их приведет.
- Дед, а ты слонов видел? - спросил один из воев.
- Тьфу ты, я ему про душу, а он мне про слонов, - путник с укоризной покачал головой. - Пойду я, засиделся, спасибо за ушицу, знатная.
- Куда ж ты, дедушка, идешь?
- На полуночь [7], княже, в Михайлов скит. Будет время, навести.
- Так ты ж вон на санях сидеть сбираешься [8].
- Ну, тебя-то я дождусь, к тестю на хлеб - соль поедешь, так заходи. Князь помрачнел.
- Значит, дед, больше не увидимся, я к Мстиславу гостить не собираюсь.
- Поедешь. И долго не затягивай, я ведь, сынки, еще Владимира знавал, уж устала земля от меня.
- Какого Владимира, - прыснул Пахомий, - Красно Солнышко?
Хохот раскатистым эхом полетел вдоль реки.
- Эх, зубоскалы, - без злобы сказал старичок, - Мономаха своими глазами видал, вот это князь был, так князь. Не чета нынешним, измельчали нынче князья, за удалью молодецкой ничего-то и нету.
- Но-но, ври да не завирайся, на князей-то хулу городить негоже, - посерьезнел Пахомий. - Чем тебе наши князья не угодили, наш разве не хорош?
Все разом примолкли и протрезвели, ожидая ответа старца. Старичок с видом плотницкого мастера, оглядывающего новенькую ладью, окинул взглядом Димитрия.
- Хорош, лицом красен [9], очами грозен, ратник славный. А князем добрым научится быть.
Пахомий уже вскочил, чтобы схватить трепача за хламиду, но князь жестом остановил его.
- Кто ж научит меня?
- Так через водимую [10] свою и научишься.
Тут князь расхохотался, слезы выступили на глазах.
- Ох, повеселил ты меня, старче! Ты подружью-то мою знаешь? Ей и семнадцати нет, чему она меня научить может? Али у меня другая скоро появиться? На грех, дед, подбиваешь. Али ты еще про чего...
И князь опять закатился.
- Ну, что грех, а что не грех, то ты и сам ведаешь, чай не отрок безусый, - впервые обиделся дед. Он быстро перевязывал лыченицы.
- На берег другой давай перевезем, - посерьезнел Димитрий.
- За то спасибо.
Глядя, как лодочка причаливает к северной стороне, Пахомий с раздражением бросил:
- Развелось тут вещунов, шастают по Руси, нелепицы [11] травят да людей смущают.
- Негоже мы поступили - чернеца на смех подняли, грех это, - задумчиво произнес Димитрий Первак, он единственный за все время разговора не улыбался, со смирением принимая все слова старца.
- Да с чего ты взял, что он чернец? - с раздражением отозвался Пахомий. - Вон на нем и ризы-то иноческой не было!
- Ветер стих, давай сбираться, - успокаивающе похлопал дружка по плечу князь, на деда он не серчал.
После ночевки на заставе в устье Чернавы ладьи вышли в широкое Бежское озеро. Там, на другом берегу, лежало Заозерское княжество. Тонким клином с запада втиралось оно между землями Чернореченскими и Залесскими. Прежний князь Юрий Заозерский тщетно пытался расширить клин, самонадеянно начав войну с соседями, и быстро получил по зубам и от Мстислава, и от Андрея. С жалобами на обоих ездил к Великому, но ничего не добившись, притих. Вскоре в Бежском княжестве случился мор, соседи тут же решили, что это божье наказание. Спасаясь от смерти, народ стал разбегаться в разные стороны, край обезлюдел. Чтобы не допустить заразу к себе, Андрей велел усилить заставы и организовать сторожи вдоль озера, плывший к восточному берегу народ разворачивали восвояси. Долго потом еще лодки с мертвецами кружили по бежской воде, наводя ужас на осмелившихся выйти на озеро рыбаков.