Страница 72 из 82
Даже находясь рядом с человеком, которого обожал, он не мог убежать от мыслей, которые терзали его. В его больной голове они будто голодные бешеные псы напоминали о себе, пожирая гиперчувствительную нервную ткань, при этом не объясняя жертве, почему они выбрали именно ее и откуда они взялись. Быть может, это и не важно. Важно, что псы были знакомы с жертвой, терзая лишь те раны, которые когда-то невыносимо гноились и кровоточили.
Задерживаясь каждый вечер на пару часов, Альфред, удостоверяясь, что остался совершенно один, выключал свет, позволяя вечернему сумраку ворваться сквозь окна в кабинет, доставал ноутбук и, старясь понять себя и происходящее с ним, смотрел видео и фото, спрятанные в папке, подписанной именем Джейсон. Каждый раз от просмотра снимков и роликов с ним происходило практически одно и то же. Его начинало тошнить, а голова от боли и сдавленности разрывалась на куски. Но он не останавливался, стараясь преодолевать неприятную его сознанию болезненную эрекцию. Все-таки в нем любви к детям и сострадания было больше, чем похоти. И в то же время страха за себя и свое будущее было больше, чем страха за похищенных детей.
Федеральный агент спустя какое-то время уже не обращал внимания на лица детей, все равно среди маленьких бедняг не было пятерки из школы Норт-Вест-Централ. Он всматривался в фотографии и видео, глядя на стены, пол, застеленный черным целлофаном, на незатейливый полосатый рисунок матраса, повадки и движения двух хладнокровных обезумевших насильников. Каждый эпизод, каждый новый кадр Альфред мог предугадать, он каким-то неестественным чутьем понимал, по какому сценарию буду происходить события. При этом каждая деталь, за которую он мог зацепиться взглядом, казалась более чем знакомой. Он будто когда-то был в том месте, вдыхал его воздух и чувствовал жуткий отвратительный запах, пропитанный слезами и страданиями.
Будто пелена с глаз, с совести, которая раньше так много времени провела в самобичевании и страданиях, медленно сползала уверенность в том, что именно агент Хоуп должен довести это дело до конца. Уже не так сильно мучили сердце данные родителям обещания отыскать их детей во что бы то ни стало. Все это по-прежнему находилось в душе Альфреда, но не было столь всеобъемлющим и всесильным. Ныне же достающая до темных тяжелых облаков тень страха была необычайно сильна, она выжидала идеальный момент для того, чтобы наброситься на то хорошее, что было в нем, и сожрать это, давая дорогу ему настоящему.
Досмотрев последний жуткий клип, который заканчивался в том месте, где молодой мужчина с красивым телом достает нож из черной кожаной сумки, после чего подходит к рыдающему изнасилованному мальчишке, Альфред свернул видео. Предусмотрительно поставив сложнейший код и непробиваемый персональный фаервол, он выключил ноутбук и положил его в стол в нижний выдвижной ящик. Когда Альфред проворачивал ключ, в комнату вошла грустная поникшая Рита в накинутом на плечи бежево-коричневом плаще. Постукивая каблуками, она подошла к Альфреду и присела на край стола.
— Домой не собираешься? — тихо спросила она.
— К тебе или к себе?
Рита грустно улыбнулась.
— К сожалению, к себе.
Альфред устало откинулся на стуле.
— Да, еще немного и буду ехать.
— Я думала, надеялась, что все будет иначе, — грустно продолжала она. — Да, я предполагала, что с нашими характерами все будет непросто, но я и представить не могла, что будет настолько тяжело. Будто на тебе лежит тяжелая бетонная плита, и ты с ней существуешь каждый день, а она сжимает до невыносимой боли внутренние органы.
Альфред опустил глаза и посмотрел куда-то вниз.
— У тебя очень яркие образы. Но я не знаю, что сказать, прости.
— Ты очень изменился в последние несколько дней.
— Может, самую малость.
— Нет, — негромко возмущалась Рита. — В тот божественный уик-энд ты был не мужчиной, а мечтой. Теперь ты зажатый, нелюдимый и закрытый. Со стороны ты кажешься чернее меня. Будто эта чернота сочится из тебя. Тебя словно подменили после Чикаго, и оттуда прилетел злой брат-близнец.
— Спасибо, — холодно улыбался в ответ Альфред. — Ты меня очень поддерживаешь такими разговорами.
— А в чем мне тебя поддерживать? — настаивала на своем директор Коулмен. — Если я ничего не знаю, а каждый раз, когда я спрашиваю, в чем дело, ты поешь мне все ту же старую мантру: ничего особого не случилось, и вот-вот ты мне все расскажешь.
— Рита, — нехотя оправдывался тот, — я как раз работаю над этим. Дай мне еще немного времени.
— На что? На то, чтобы ты написал, наконец, рапорт, о котором говорил несколько дней назад?
Растерянный и поверженный в споре, Альфред пожал плечами и холодными глазами продолжал смотреть на Риту.
— Как твоя, судя по всему, уже бывшая девушка, — привстала она, застегивая на золотистую молнию плащ, — могу сказать, что ты причиняешь мне необычайную боль и рвешь сердце. Ведь, как мне показалось, я полюбила тебя, и эта любовь еще где-то очень глубоко не полностью мертва, — ее голос дрожал. — А вот как твой начальник я должна тебя предупредить: если ты знаешь о чем-то таком, что прольет свет на дело и, более того, поможет раскрыть его, но скрываешь это, мотивируя тем, на что мне наплевать, ты сильно рискуешь. И если сказанное мной правда, — кинула на согнутую руку перед уходом сумку Рита, — у тебя будут крупные неприятности. У меня они тоже будут, но твои будут более серьезными, вплоть до суда.
Очень печальная и мрачная директор Коулмен уверенной поступью прошла через кабинет и скрылась за дверью. Альфред смотрел ей вслед, раздираемый болью, которую еще никогда не испытывал. Нет ничего ужаснее, чем угрозы, исходящие от человека, к чьим губам, растворяясь без остатка, еще совсем недавно прикасался. Единственный, кого он мог винить в происходящем, — это себя. Альфред так и делал, понимая, что является катализатором такого поведения Риты. Но поделать ничего не мог. Хотя мужчина был в полной уверенности, что его эмоции, воспоминания и ассоциации — не больше чем игры травмированного некогда разума, но все же не хотел копаться в самом себе, чтобы не найти ответ, который может его разочаровать. Чтобы кто-то в нем копался — он тоже не хотел.
Сидя несколько часов в пустой тихой комнате, пронизанной темнотой, он принял сложное, но необходимое решение, которое поможет сохранить рассудок прежним — свободным от страха.
Альфред отыскал номер телефона в памяти смартфона и нажал на кнопку вызова. Спустя несколько коротких гудков на другой стороне отозвался абонент.
— Ей, — послышался сонный голос. — Альфред, ты чего в такое время не спишь? У тебя что-то срочное?
— Простите, сэр, — встал со стула Альфред, после чего начал прохаживаться в темноте меж столов. — Не хотел вас будить, но это и вправду не терпит отлагательства.
— Я слушаю тебя, — спокойно сказал собеседник, стряхивая с себя остатки сна.
— Мистер Блейк, — вздохнул Альфред, — я принял решение вернуться в Сиэтл.
— Почему? — удивился собеседник. — Совсем недавно Рита мне сказала, что вы неплохо ладите и ты отлично справляешься со своими обязанностями. Честно говоря, после окончания дела я даже думал оставить тебя в штате, хотел видеть тебя здесь, на холмах в Вашингтоне.
— Я не справляюсь, сэр, — настаивал на своем Альфред, испытывая чувство стыда из-за того, что врет. — Мне, как и тем, кто покидал оперативную группу в прошлом, не удалось совладать с напряжением и тяжестью, возникающими при работе с делом. Я понимаю, что подвожу вас, но здесь мне находиться ни к чему. Это только лишние ненужные затраты для агентства. Завтра вечером я собираюсь улететь домой.
С другой стороны повисла тишина.
— Как хочешь, — недовольно говорил директор Блейк. — Второго такого шанса у тебя больше не будет. Так что подумай еще раз хорошенько, прежде чем будешь садиться в самолет. Если завтра вечером Рита мне скажет, что ты улетел, то я буду знать, что ряды агентства покинул дурак, а если ты останешься, буду понимать, что нашел сильного профессионала, способного продираться сквозь тернии к звездам, — не став дожидаться ответа, Бенджамин положил трубку.