Страница 7 из 36
- Я, разумеется, британец, - продолжал голос Хейнса, - и мыслю я соответственно. К тому же мне вовсе не хочется увидеть свою страну в руках немецких евреев. Боюсь, что сейчас это главная опасность для нашей нации.
Двое, наблюдая, стояли на краю обрыва - делец и лодочник.
- Плывет в Баллок.
Лодочник с неким пренебрежением кивнул на север залива.
- Там будет саженей пять, - сказал он. - Туда его и вынесет после часу, когда прилив начнется. Нынче девятый день.
Про утопленника. Парус кружит по пустынной бухте, поджидая, когда вынырнет раздутый мешок и обернет к солнцу солью беленное вспученное лицо. А вот и я.
Извилистой тропкой они спустились к неширокому заливчику. Бык Маллиган стоял на камне без пиджака, отшпиленный галстук струился по ветру за плечом. Поблизости от него юноша, держась за выступ скалы, медленно по-лягушачьи разводил зелеными ногами в студенистой толще воды.
- А брат с тобой, Мэйлахи?
- Да нет, он в Уэстмите, у Бэннонов.
- Все еще? Мне Бэннон прислал открытку. Говорит, подцепил себе там одну молоденькую. Фотодевочка, он ее так зовет.
- Заснял, значит? С короткой выдержкой?
Бык Маллиган уселся снять башмаки. Из-за выступа скалы высунулось красное отдувающееся лицо. Пожилой мужчина вылез на камни, вода блестела на его лысине с седоватым венчиком, вода струилась по груди, по брюху, капала с черных мешковатых трусов.
Бык Маллиган посторонился, пропуская его, и, бросив взгляд на Хейнса и Стивена, ногтем большого пальца набожно перекрестил себе лоб, уста и грудную клетку.
- А Сеймур опять в городе, - сказал юноша, ухватившись снова за выступ. - Медицину побоку, решил в армию.
- Да иди ты, - хмыкнул Бык Маллиган.
- На той неделе уже в казарму. А ты знаешь ту рыженькую из Карлайла, Лили?
- Знаю.
- Прошлый вечер на пирсе с ним обжималась. У папаши денег до черта.
- Может, она залетела?
- Это ты Сеймура спроси.
- Сеймур - кровопускающий офицер! - объявил Бык Маллиган.
Кивнув самому себе, он стянул с ног брюки, выпрямился и изрек избитую истину:
- Рыжие бабы блудливы как козы.
Встревоженно оборвав, принялся щупать свои бока под вздувшейся от ветра рубашкой.
- У меня нет двенадцатого ребра, - возопил он. - Я Uebermensch [сверхчеловек (нем.)]. Беззубый Клинк и я, мы сверхчеловеки.
Он выпутался из рубашки и кинул ее к вороху остальной одежды.
- Здесь залезаешь, Мэйлахи?
- Ага. Дай-ка местечко на кровати.
Юноша в воде оттолкнулся назад и в два сильных, ровных гребка выплыл на середину заливчика. Хейнс с сигаретой присел на камень.
- А вы не будете? - спросил Бык Маллиган.
- Попозже, - отвечал Хейнс. - После завтрака не сразу.
Стивен повернулся идти.
- Я ухожу, Маллиган, - сказал он.
- А дай-ка тот ключ, Клинк, - сказал Бык Маллиган, - мою рубашку прижать.
Стивен протянул ему ключ. Бык Маллиган положил его на ворох одежды.
- И двухпенсовик на пинту. Кидай туда же.
Стивен кинул два пенса на мягкий ворох. Одеваются, раздеваются. Бык Маллиган, выпрямившись, сложив перед грудью руки, торжественно произнес:
- Крадущий у бедного дает взаймы Господу. Так говорил Заратустра.
Жирное тело нырнуло в воду.
- Еще увидимся, - сказал Хейнс, повернувшись к уходящему Стивену и улыбаясь необузданности ирландцев.
Бычьих рогов, конских копыт и улыбки сакса.
- В "Корабле"! - крикнул Бык Маллиган. - В полпервого.
- Ладно, - ответил Стивен.
Он шел по тропинке, что вилась вверх.
Uliata rutilantium
Turma circumdet.
lubilantium te virginum.
Седой нимб священника за скалой, куда тот скромно удалился для одевания. Сегодня я не буду здесь ночевать. Домой идти тоже не могу.
Зов, протяжный и мелодичный, донесся до него с моря. На повороте тропинки он помахал рукой. Голос донесся снова. Лоснящаяся темная голова, тюленья, далеко от берега, круглая.
Захватчик.
2
- Кокрейн, ты скажи. Какой город послал за ним?
- Тарент, сэр.
- Правильно. А потом?
- Потом было сражение, сэр.
- Правильно. А где?
Мальчуган с пустым выражением уставился в пустоту окна.
Басни дочерей памяти. Но ведь чем-то и непохоже на басни памяти. Тогда - фраза, сказанная в сердцах, шум Блейковых крыл избытка. Слышу, как рушатся пространства, обращаются в осколки стекло и камень, и время охвачено сине-багровым пламенем конца. Что же нам остается?
- Я позабыл место, сэр. В 279 году до нашей эры.
- Аскулум, - бросил Стивен, заглянув в книгу с рубцами кровопролитий.
- Да, сэр. И он сказал: еще одна такая победа - и мы погибли.
Вот эту фразу мир и запомнил. Утеха для скудоумных. Над усеянной телами равниной, опершись на копье, генерал обращается с холма к офицерам. Любой генерал к любым офицерам. А те внимают.
- Теперь ты, Армстронг, - сказал Стивен. - А каков был конец Пирра?
- Конец Пирра, сэр?
- Я знаю, сэр. Спросите меня, сэр, - вызвался Комин.
- Нет, ты обожди. Армстронг. Ты что-нибудь знаешь о Пирре?
В ранце у Армстронга уютно притаился кулек с вялеными фигами. Время от времени он разминал их в ладонях и отправлял потихоньку в рот. Крошки, приставшие к кожице на губах. Подслащенное мальчишеское дыхание. Зажиточная семья, гордятся, что старший сын во флоте. Викс-роуд, Долки.
- О Пирре, сэр? Пирр - это пирс.
Все засмеялись. Визгливый, злорадный смех без веселья. Армстронг обвел взглядом класс, дурашливая ухмылка на профиле. Сейчас совсем разойдутся, знают, что мне их не приструнить, а плату их папаши внесли.
- Тогда объясни, - сказал Стивен, касаясь плеча мальчугана книжкой, что это такое, пирс.
- Ну, пирс, сэр, - тянул Армстронг. - Такая штука над морем. Вроде как мост. В Кингстауне пирс, сэр.
Кое-кто засмеялся снова, без веселья, но со значением. Двое на задней парте начали перешептываться. Да. Они знали: никогда не изведав, никогда не были невинны. Все. Он с завистью оглядел их лица. Эдит, Этель, Герти, Лили. Похожи на этих: дыхание тоже подслащенное от чая с вареньем, браслеты звякают во время возни.
- Кингстаунский пирс, - повторил Стивен. - Да, несбывшийся мост.
Их взгляды смутились от его слов.
- Как это, сэр? - спросил Комин. - Мост, он же через реку.
Хейнсу в его цитатник. Не для этих ушей. Вечером, среди пьянки и пустословия, пронзить, словно пирс воду, ровную гладь его ума. А что в том? Шут при господском дворе, благоволимый и презираемый, добился от господина милостивой похвалы. Почему все они выбрали эту роль? Не только ведь ради ласки и поощрения. Для них тоже история - это сказка, давно навязшая в ушах, а своя страна - закладная лавка.