Проклятие Пифоса

Оно распростерло руки, принимая мир в свои губительные объятия. Широко раскрыло пасть. Вздохнуло, упиваясь неописуемыми желаниями. Откинуло голову назад и уставилось пламенными глазами в пустоту в небе. Стоял полдень, но тьма поднималась от демона, словно пар, создавая завесу абсолютной черноты, что простиралась над поселением все шире с каждой секундой. Она была подобна чернилам, разлитым на полотне воздуха, но являла собой нечто куда более зловещее. Она была подобна кислоте, что разъедала реальность, не оставляя на ее месте ничего.

Уцелевшие культисты зашептали. Демон наклонил голову. Его язык лизнул звук и нашел его приятным. Монстр заговорил тем самым голосом, что мучил Гальбу с самой первой ночи на Пифосе. Звук был насмешкой над всеми принципами и всеми надеждами. Сильный, глубокий, шипящий — поползновение гор, громовые раскаты змиев.

— Назовите мое имя! — потребовал демон и рассмеялся, наслаждаясь собственным голосом. Он хохотал, и ночные кошмары отзывались ему.

— Мадаил, Мадаил, Мадаил, — зашептали давиниты. Толпа у ворота подхватила речитатив и многократно усилила его.

— Мадаил, — повторил демон. Он смаковал звуки, растягивая их: — Мадааааааааил.

Вторая половина имени превратилась в экстазный выдох. В ту самую форму синестетических теней, которые чувствовал Гальба. Но если раньше его осаждали лишь предвещающие отзвуки, то теперь, наконец, из тьмы ночи пришел сам звук. «Мадаил».

Демон воззрился сверху вниз на космических десантников.

— Я пастырь стада сего, — провозгласил он, обращая каждое слово в мерзость. — И я пришел, дабы ввести его в кущи райские.

Мадаил наклонился вперед, закатив глаза в предвкушении.

— Распахните врата! — приказал он.

— Сейчас! — крикнула Ске Врис.

У основания частокола грянули взрывы. Ворота исчезли в огненном урагане. Целый участок стены длиной в сотню метров рухнул, открыв поселение клыкам хищников с другой стороны. Слуги легиона отпрянули назад. Некоторых раздавило горящими бревнами. Но они сомкнули строй и начали стрелять по культистам. Невооруженные давиниты даже не пытались сопротивляться или уклоняться.

— Дароприношение, — произнес Мадаил.

Давиниты двигались, словно направляемые единым разумом. Они бросались прямо под лазерный огонь слуг, заливаясь безумным хохотом, даже когда обжигающие лучи обрывали их жалкие жизни. Остальная толпа ринулась сквозь уничтоженные ворота.

— И позже, — демон вновь вздохнул в предвкушении, — причащение.

Железные Руки и Саламандры обрушили всю ярость своих болтеров на Мадаила. Темный ихор хлынул из ран. Первые мгновения демон упивался яркими ощущениями. А затем он резко опустил острие своего оружия, пробил насквозь залитый кровью пол ложи и пронзил саму землю. Та взбурлила, словно озеро в бурю, и из точки удара поднялась мощная волна, расшвыряв космодесантников по сторонам. Гальба тяжело рухнул на спину, но без промедления вскочил и снова открыл огонь. Мадаил махнул свободной рукой, когтями вспоров воздух и скомкав реальность в складки. Снаряды, попавшие в них, исчезали без следа.

Гальба вдруг понял, что ему теперь трудно смотреть на демона. Мадаил наступал за щитом из поврежденного материума. Антону казалось, будто он смотрит сквозь растрескавшееся стекло. Вид чудовища распался на множество накладывающихся друг на друга фрагментов, и линии расколов до боли резанули по глазам Гальбы.

Слезы потекли по лицу сержанта. А когда они попали ему на губы, он понял, что это кровь.

— Брат-капитан, — вызвал сержант по воксу. Он явственно видел, что несут последующие секунды, и понимал, каким будет конец. Если он сможет предупредить Аттика, возможно, эти секунды не пропадут напрасно. Но в воксе лишь шипела статика. Он едва различал голоса воинов своего собственного отделения.

— Брат Галъба, — прорезался голос Кхи’дема. — Прости меня. Я ошибался.

— Как и все мы, — сердито рявкнул Гальба. Если это его конец, то он встретит его, как подобает воину X легиона. Он активировал цепной меч, ринулся на демона и изготовился к двуручному замаху. Боковым зрением он улавливал, как его братья рвутся в бой вместе с ним. Клинок взревел в его руках. Сержант слышал натужный рокот маневрирующих «Поборников». Откуда-то сверху доносился яростный рев «Громовых ястребов». Железные Руки приближались к монстру. Машина вышвырнет эту мерзость из мира разума. Таков был обет Гальбы.

Но не его надежда. Он больше ни на что не надеялся.

До демона оставалась всего пара шагов. Гальба был на острие атаки. Никакие искажения не остановят его — трещины реальности слишком малы. А он был гигантом, безжалостным и неумолимым, движимым праведным возмездием. Он не был плотью. Он был самой силой.

Мадаил ударил первым. Демон резко выставил свой трезубец вперед, маскируя свой выпад за зрительными искажениями. Оружие мрачно сверкнуло и вонзилось в доспех Гальбы. Расколов черный нагрудник и усиленную грудную клетку, лезвия пробили сердца космодесантника. Но внезапную боль и шок затмило иное чувство — чувство смертельного бессилия. Тело высвободилось из оков его воли. Он больше не чувствовал своих конечностей. Ставшие бесполезными пальцы выпустили цепной меч. Мадаил залился злобным смехом и поднял Антона в воздух. Дисплей шлема Гальбы вспыхнул целым каскадом критических красных рун, но уже в следующее мгновение погас.

Холодная тьма протянулась из раны, сжимаясь кулаком вокруг его тела. Она была сильна. Сильнее его.

В конце концов, он был всего лишь плотью.

На глазах Каншеля Мадаил поднял пронзенного Гальбу высоко в воздух. Космодесантник сопротивлялся, но все слабее и слабее, пока вовсе не замер. А демон не останавливался. Он двигался стремительно и грациозно, словно танцор, долго готовившийся к лучшему представлению в своей жизни. Убивая сержанта своим копьем, свободной левой рукой монстр сделал размашистый жест. Он сжал кулак, стягивая реальность тугой петлей. Остатки отделения Железных Рук приближались к демону и, казалось, они бежали тем быстрее, чем ближе тот сводил пальцы. Воины обрушили на него шквал ударов, и чудовище оступилось. Его руки задрожали от напряжения. Но слепая голова захохотала, а многочисленные глаза воззрились на легионеров с холодным, проницательным безразличием. Движения Железных Рук выглядели странными — несогласованными, дергаными, обрывочными, будто они перескакивали отдельные моменты времени, попав в какое-то невообразимое складчатое измерение.

Мадаил раскрыл кулак, высвобождая реальность из хватки.

Материум с хлопком вернулся на место. Ударная волна, поднятая жестоко изувеченными законами физики, разошлась на десяток метров от демона, ставшего эпицентром искажения. Космодесантники оказались в складках, и когда мир распрямился, они внезапно оказались сразу в нескольких местах одновременно. Словно острейшая нить, невозможность рассекла воинов на куски. Поднялся кровавый туман.

Каншелю хотелось закрыть глаза. Хотелось оградиться от зрелища полубогов, разорванных на части. Хозяин пифосских ночей явился, и его реальность была стократ хуже всех его темных обещаний. Впереди людей не ждало ничего, кроме исполнения кошмарных снов.

Но Иерун не закрыл глаза. Он видел, как расчлененные тела космодесантников падают, и знал, что если он сейчас сдастся, то обесчестит легион, служению которому посвятил свою жизнь. Он видел, как его соратники-слуги бьются с культистами, и понимал, что должен делать. И хотя и он, и любой другой смертный умрут в ту же секунду, как только Мадаил обратит на них внимание, это не освобождало его от долга.

И у него была вера. Сейчас она воспылала сильнее, чем когда-либо прежде. Прямо перед собой он видел доказательство существования божественных сил. И если темные силы могли входить в мир в форме плоти и костей, то как он может сомневаться в божественности Императора и Его света? Каншель потерял свою «Лектицио Дивинитатус». Но она ему больше не была нужна. Он принес свою клятву и теперь был дважды связан долгом. Он увидел пример и последует ему во что бы то ни стало.