Проклятие Пифоса

— Объяснись, — потребовало чудовище войны.

— Мой главный порыв — сжечь руины. Разрушение в таком случае неизбежно, но я хочу именно сжечь их. Я должен так поступить, капитан. Это все, о чем я могу думать. Но…

— Но ты избрал такой способ разрушения, не исходя из каких-то логичных заключений.

— Совершенно верно.

На несколько мгновений Аттик погрузился в раздумья.

— Это разумная стратегия. Действительно, наиболее эффективным способом уничтожить эту постройку было бы использование того или иного вида пламени. Сержант, когда у тебя возникло это желание сжечь?

— Прошлой ночью.

— Понятно. Тебе приходила в голову мысль, что руины могут быть источником помех, до того, как об этом сообщила госпожа Эрефрен?

— Никак нет.

— Что может быть источником твоего наития?

— Не могу знать.

— Неужели?

В бионическом голосе Аттика практически не осталось интонаций. Капитан только менял уровень громкости и по желанию растягивал некоторые слова и звуки. Но и этих вариаций сполна хватало, чтобы передать все богатство его эмоций. Гальба без труда уловил скептицизм в этом единственном слове. Но он продолжал настаивать на своем.

— Я не знаю, что является источником. Но знаю, что не является. Я не псайкер. Как бы я смог скрывать это от вас и от остальных братьев так долго? Капитан, — воззвал он, — разве давал я вам хоть когда-нибудь повод усомниться в моей верности?

Голова Аттика на долю градуса склонилась направо.

— Нет, не давал, — признал он. — Но порой твое поведение на этой планете трудно объяснить.

— Разделяю ваше недоумение.

Электронное ворчание прозвучало уклончиво. Оно не было враждебным. Равно как и не было снисходительным.

— Пойми меня правильно, сержант. Какова бы ни была природа слабости, что одолевает тебя, сейчас меня заботят только возможные ее последствия. Навредишь ли ты нашей операции? Навредишь ли роте?

— Я бы никогда…

Аттик вскинул руку, отсекая любые возражения.

— Если ты сам в полной мере не понимаешь, что с тобой происходит, да еще и против твоей воли, значит, твои намерения роли не играют. Следовательно, твоя верность — тоже.

Гальбе на это нечего было ответить. Логика была непрощающей. И неопровержимой.

— Как вы намереваетесь поступить со мной? — спросил он.

— Не уверен. Я не люблю неопределенность, брат-сержант. Особо я презираю ее в себе. Но мы оказались в непростом положении. Каким бы ни был источник твоего знания, ты смог предупредить нас об атаке этих паразитов в руинах. Это было полезно, хоть и необъяснимо. — Капитан стукнул пальцем по столешнице. — Опиши мне в точности все, что произошло.

— Я почувствовал, как что-то приближается.

— Почувствовал как? Интуитивно?

— Нет, — Антон выдержал паузу. — Я слышал шепот.

— В ночь первой атаки ты утверждал, что чуешь запах шепота.

Гальба кивнул.

— Именно так.

— Тогда я списал все на вызванные варпом галлюцинации. Последующие события показали ошибочность этой теории. Значит, шепот. Он говорил что-то разборчивое?

«Тук-тук-тук», — отстукивал палец.

— В руинах — да.

— Что именно?

— «Предупреди их. Оно идет. Посмотри направо».

Постукивание прекратилось.

— Весьма разборчиво. Их произносил твой голос?

— Нет, — с отвращением бросил Гальба, вспомнив тот голос. Ржавчина. Черепа. Камни.

— А теперь? Этот шепот говорил с тобой снова?

— Не так, как в прошлый раз. Но тяга сжечь руины по-прежнему сильна. Само это слово не выходит у меня из головы.

Тишина. Неподвижность. Воин-машина в глубоких раздумьях. И наконец:

— Отчетливость этих посланий соотносится с предположением о присутствии на планете разумного врага. Природа технологии, позволяющей их передачу, мне непонятна, но сейчас это не главная проблема. Содержание посланий — вот на чем следует сосредоточиться. В руинах этот шепот нам не навредил. Наоборот, помог.

— Думаете, у нас здесь есть не только враги, но и союзники? — спросил Гальба, сам понимая, что это не так.

— Я устал слышать об этих невидимых сущностях, — протянул Аттик.

— При всем уважении, капитан, вы устали и в половину не так сильно, как я — слушать их самих.

Теперь звук, раздавшийся из ничего не выражающего черепа Аттика, напомнил Антону смешок.

— Могу представить, — сказал капитан.

Короткое предложение перекинуло мостик через пропасть, что стремительно росла между двумя легионерами. Гальба почувствовал, что ему стало легче дышать.

— Что мы предпримем? — спросил сержант.

Аттик снова замер, а затем в последний раз, словно вынося окончательный вердикт, ударил кулаком по столу. Металлическая поверхность прогнулась.

— Моих опасений прорва. Но первое послание в руинах оказалось полезным. Игнорировать второе может оказаться глупо, тем более что его посыл совпадает с моей собственной стратегической оценкой ситуации.

— Мы уничтожим постройку?

— Мы сожжем ее.

Каншель подозревал, что это его последний визит в поселение. Раскопки в срочном порядке свернули. Он понятия не имел, что нашли в глубинах — если вообще нашли хоть что-то, — но, судя по всему, у X легиона больше не было причин здесь оставаться. Среди слуг ходили слухи, что дальше колонистам придется справляться только самим. Частокол прочен, а людям выдали достаточно лазерных винтовок, чтобы те могли защитить себя. Теперь им придется доказать, что Железные Руки не напрасно их спасали.

Такая информация обрывками фраз долетала до Каншеля в последние предвечерние часы. Обычный поверхностный треп, но за ним скрывались важные мысли. Ночные страхи смертных обитателей базы тесно переплелись с надеждами, разожженными проводимыми в поселении церемониями. Слуги наблюдали за ними со стороны — осторожно, но завороженно. До сих пор только Каншель осмелился войти в одну из лож. Теперь оставался последний шанс принять участие в ритуале поклонения, и разговоры накалились от невысказанных сомнений и тревог. Иерун подозревал, что большинству слуг, даже последователям «Лектицио Дивинитатус», не хватит духа сделать решительный шаг. Страх перед столь явным нарушением атеистических доктрин Имперской Истины слишком силен.

Каншель знал, как на его месте поступила бы Танаура. Он слышал ее голос, призывающий отважно принять правду, какое бы наказание за этим ни последовало. Иерун чувствовал себя в духовном долгу перед Агнессой. Она не оставила его в трудный час, и теперь он не мог отступиться. Истинная вера в Бога-Императора сопряжена с ответственностью, и он намеревался доказать, что достоин нести ее.

Наступил вечер. Рабочая смена закончилась, но транспорты еще не прибыли. Каншель вообще не видел вокруг ни одного легионера. Даже Саламандры ушли вскоре после того, как Железные Руки с астропатом вернулись из глубин. Поселение, наконец, обрело полную независимость. Джунгли взревели, словно ящеры поняли это и возликовали. Стража на стенах стала более многочисленной и, похоже, начала лучше справляться с особо ретивыми животными, пусть и всего лишь за счет более плотного огня. Впрочем, некоторым летающим рептилиям время от времени все же удавалось урвать себе визжащую добычу.

Колонисты приступили к своим церемониям. В этот раз ритуалы были самыми масштабными и самыми восторженными. Все четыре ложи полнились празднующими толпами. Напевы разносились в воздухе, будто окутывая поселение. Каншель направился прямиком к главной ложе. Свою копию «Лектицио» он спрятал в рабочем комбинезоне. Сегодня он войдет в центр паутины света. Он примет приветствие и всецело предастся поклонению.

В командном центре базы Аттик обратился к своим офицерам. Гвардия Ворона и Саламандры тоже присутствовали, но Кхи’дем не обманывался подобной обходительностью. Он знал, что никакого совещания не будет. Их позвали только для того, чтобы выслушать распоряжения командира Железных Рук. Решение уже принято. Готовилась операция, но Кхи’дем не мог взять в толк, какая именно. Война зашла в тупик. Он опасался, что отчаяние толкнуло Аттика перейти к действиям ради самих действий.