Луна-16

Опять наступила тишина. Бабочкин не знал каким образом расценивать слова профессора- как защиту или как нападение. Скорее, первое. А потому промолчал, не стал обелять ни себя, ни и своих коллег, тем более что Миловидов был во многом прав. А Поликарп Матвеевич, видно, понял, что перегнул палку. Извинился:

-Я не хотел вас обидеть, Феликс Николаевич. Поймите и меня. Если камень после моей смерти каким-то образом окажется в государственной лаборатории, то по микрочастицам сразу же установят его принадлежность к "Луне-16". А, значит, будет очернено мое имя. Да, я тогда смалодушничал, поступил нечестно, но ведь и немало полезного я сделал для отечественного космоса. Не хочу, чтобы мое имя вымарали из учебников космической истории, как какого-нибудь врага народа в 1937. Выбросить камень или где-нибудь закопать, я тоже не могу. Мы с ним за десятки лет сроднились. К тому же...хм. Впрочем, если примите его, сами все поймете.

-Что пойму?

Но Миловидов не ответил на вопрос. Опять выпил.

-Петр Васильевич Керн умер через два дня после того, как мы вскрыли с ним капсулу.

-Не может быть,- вырвалось у Феликса.

-Именно так. Скоропостижно. Вроде как оторвался тромб. После похорон, я осторожно поинтересовался у вдовы, не находила ли она в вещах мужа нечто необычное. Она сказала что нет, и я больше не мучил Анну Петровну Керн вопросами. Да. Собирался переговорить с ней на эту тему через несколько дней. Но...

-Неужели и она умерла?-догадался Бабочкин.

-Да, так же скоропостижно. Сердечный приступ. Любопытно, что их дочь тоже Анна Петровна Керн. Ей уже за сорок. Так вот я недавно был у неё.

Бабочкин, разумеется, не стал спрашивать по какому поводу и так было ясно. Он лишь поторопил с ответом профессора, который закурил сигарету и опять надолго замолчал:

-Ну и...?

-Сначала она сказала, что ничего про камень не знает. А потом, когда я уже собирался уходить, предложила купить его за 20000 долларов. Сами понимаете, Феликс Николаевич, я и в глаза таких денег никогда не видел. Поэтому откланялся и ушел. Не квартиру же в Королёве продавать. Есть и дача, но она-память о моей жене, где мы провели с ней самые счастливые годы своей жизни. Кстати, продал бы квартиру, если б не внуки - Ирина и Илья, как лишишь их такого наследства? Мои единственные наследники по завещанию. Дочь моя Ксения, их мать, погибла двадцать лет назад в автоаварии, отец же был неизвестен никогда. Впрочем, они не бедные, теперь работают за границей...Один я здесь, как заблудившийся луноход в Море Дождей...И во мне исчерпаны изотопные источники тепла. Да..Очень боюсь, что рано или поздно этот второй осколок Луны где-нибудь всплывет. Возьмет да и вывезет Анна Петровна его за рубеж на какой-нибудь Сотбис. Всё же первый лунный ильменит, доставленный автоматической станцией. И опять позор обрушится на мою голову. А поверьте, под занавес чувствуешь, что посмертный позор гораздо страшнее прижизненного, потому что он вечен, его не исправишь. Только когда два камня с "Луны-16" окажутся в ваших руках, я буду спокоен. Я почему-то вам верю, как себе.

Теперь Феликс всё же взял коробочку, повертел перед глазами. Ему показалось, что "антрацит", переливаясь разными цветами радуги как бриллиант, издал высокий, словно комариный писк. Он даже огляделся- нет ли где насекомого.

-Я знал, что вы согласитесь, Феликс Николаевич,-облегченно вздохнул профессор, хотя Бабочкин еще не сказал возьмет ли он камень.- Кому как не вам обладать этим реликтом. Вы ведь тоже немало сделали для космонавтики, освещая ее успехи и проблемы в новостях и документальных фильмах. Только...не доверяйте камню слишком, особенно в полнолуние. В эти дни он дает странные советы. И вообще, не глядите на него долго. Я это недавно понял.

А-а, подумал Феликс.- Ну теперь наконец всё прояснилось. Дед окончательно спятил под занавес. Ему наверняка мерещатся голоса зеленных лунных человечков, которые он слышит из этого осколка. Понятно, старческий маразм на почве длительного самобичевания из-за похищенного лунного камня. Бывает. А он- то, легковерный, отнесся по началу ко всему серьезно. Ну ладно, пора откланиваться, еще можно успеть заехать в Останкино к шеф-редактору.

-Если долго глядеть на луну, можно стать идиотом,- процитировал Феликс генерала Иволгина из "Особенностей национальной охоты".

-Мне пора,-поднялся Миловидов и сразу же ухватился за спинку стула.- Расслабился. Не будете ли так любезны, Феликс Иванович, довести меня до автобусной остановки? Сейчас я живу за городом, на даче.

Однако Бабочкин не стал рисковать- вдруг Поликарпу Матвеевичу станет плохо в общественном транспорте. Вон сколько коньяка выпил. Хоть и очудачился конструктор, но это не повод его осуждать и поступать по отношению к нему непорядочно. Еще неизвестно, что станется с Феликсом в таком возрасте. Если конечно доживет. Если из него раньше времени не выпьют всю кровь всякие Алисы Бурцевы.

Вызвал такси и вскоре они уже были в предместье города. Возле одного из деревянных домов под ? 15, заросшего за забором соснами и яблонями, а перед ним сиренью и боярышником, профессор попросил остановить машину. Дом был розового цвета, с высокой, покатой крышей, крытой зеленым андулином, большими окнами и двумя башенками по бокам. Он напоминал теремок из какой-то сказки. Широкая, плоская веранда была увита диким, а может быть и настоящим виноградом. Когда Феликс довел профессора до калитки, Поликарп Матвеевич взял его за руку.

-Знаю, Феликс Николаевич, вы думаете, что я сошел с ума. Возможно и так. И всё же поговорите с Анной Петровной, это очень важно не только для меня. Сами потом всё поймете. Объедините осколки камня. Дачный дом Кернов через две линии отсюда, с синим резным крыльцом и широкой, как шляпка шампиньона, мансардой. Не ошибетесь. Скоро увидимся.

После этих слов профессор крепко обнял Феликса. Только бы целоваться не полез, подумал журналист. Нет, нельзя пожилому человеку пить столько крепких напитков. Но целоваться Поликарп Матвеевич не стал. Он внимательно поглядел на Феликса и Бабочкину показалось, что на глаза старика навернулись слезы.

Профессор почему-то вдруг поморщился, будто надкусил зеленый лимон, резко развернулся и скрылся в густом, благоухающим свежестью и наливающимися плодами, саду.

Неделю к ряду Феликс писал "кирпич"- черновой вариант нового сценария о процессе над советскими валютчиками 1960 годов и совсем забыл о профессоре. А в субботу утром он открыл ноутбук и обомлел. В первых строках ленты новостей сообщалось о смерти "одного из выдающихся конструкторов космической техники в СССР, создателя буровой установки для межпланетных космических станций "Луна-16, 20 и 24" Поликарпе Матвеевиче Миловидове. Бабочкин даже нервозно зачесал коленку.

Конечно, если разобраться, думал Феликс, в этом нет ничего странного, конструктор сам говорил, что скоро его корабль войдет в плотные слои атмосферы, поэтому и назначил встречу, передал ему камень. Камень...

Он открыл ящик письменного стола, вынул коробочку с кусочком "антрацита". Вспомнил слова Миловидова- "не доверяйте камню слишком, особенно в полнолуние. В эти дни он дает странные советы. И вообще, не глядите на него долго".

Рассмеялся грустным смехом. Да, какими бы великими не были люди, какими бы грандиозными делами не занимались, а финал у большинства смешной и жалкий. Вообще, нет ничего великого, все это лишь человеческие фантазии. Бабочкин часто вспоминал, как брал интервью у известного ученого Самойлова в институте Молекулярной генетики по поводу царских останков, найденных под Екатеринбургом. Только что в Англии закончилась их генетическая экспертиза. Она подтвердила их принадлежность императору и его семье. Самойлов вывалил на стол из обычной обувной коробки груду костей, взял одну из них в руки. "Вот эта часть бедренной кости, а теперь нет никаких сомнений, принадлежала императору Николаю Александровичу,- сказал он.- А эти останки,- открыл ученый другую коробку,- Александры Федоровны и царевны Марии". Тогда Феликсу стало дурно. Нет, не от вида человеческого праха, а от того, что нечто великое, непостижимое, грандиозное, о чем и ком он с трепетом читал в учебниках истории, стало тленом, мусором, валяющимся теперь на лабораторном, пахнущим химикатами, железном столе. Вот она, история человечества от "а", до "я", от рассвета до заката. Да, нет ничего великого, наверняка и наша вселенная ничем, по сути, не отличается от других вселенных. Великое только одно - физико-химические процессы, происходящие в пространстве. Движение ради движения, жизнь ради жизни.