Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 28 из 31

Ничто и нигде. Ни тьмы, ни света, ни звуков, ни запахов, ничего. Мир позабыт, все оставлено позади, там за чертой смерти, которая уже не волнует и не страшит. Нет тела, нет мыслей. Ангелы не пели, встречая меня, не видела я и счастливых райских садов, так же как и адское пламя, коим пугают живых, не лизало мне пятки, никто не кидал меня в котлы. Трудно описать словами то, что я чувствую. Даже нет, не так. То, что я не чувствую. Ни одному живому человеку не под силу это понять. И все мои описания здесь абсолютно бессмысленны. У меня даже нет сознания. Кажется, что я знаю все и ничего одновременно. Это длится уже вечность, не меньше. Одно я знаю точно – я мертва. Воспоминаний о смерти у меня нет, равно как я не помню и свою жизнь. Есть лишь здесь и сейчас. 

Ни усталости, ни голода, ни желаний. Прекрасное спокойствие. 

И вдруг, спустя вечность смерти, на меня накатывает волна боли. Такая мощная, что хочется кричать. Но ведь я не могу. Я мертва. Меня снедает невиданное доселе чувство. Острая резь раздирает все мои несуществующие жилы. Несуществующие кости ломит от жара и жажды. 

Жажды чего? 

Постойте! Это все как-то неправильно! Спокойствие и незнание мне нравились больше чем это. Верните все, как было! 

Но что это? Я чувствую что-то еще. Оно теплыми ручейками разливается во мне, наполняя каждую клеточку силой. У меня есть тело. Это я понимаю спустя какое-то время. Не знаю, должно ли быть так. 

В голову врывается противный белый шум, словно кто-то включил радио мимо волны. Затем появляется свет. Теперь мне интересно, что может таиться за той стеной белого сияния, прожигающего мне глаза. Мне все еще хочется вернуться в то спокойное «ничто», но любопытство берет верх. И я плыву/иду/лечу к свету, сгорая в нем. 

Собственный крик чуть не оглушает меня. Я резко сажусь, часто дыша, будто только что очнулась от кошмара. Вспоминаю последнее видение в своей жизни, и судорожно хватаюсь за горло, ощупывая его. Ничего. Долго и не веря, мои пальцы скользят по коже в поисках смертельной раны, но тщетно. Губы вытягиваются в облегченной улыбке. Неужели все это было просто сном? Какое облегчение! 

Я кое-что чувствую у себя во рту, что-то чужеродное, как бы странно это не звучало. И замираю, когда касаюсь языком острых клыков. Моих охрененно больших клыков! 

Неужели…? 

Оглядываюсь. Место, где я оказалась, мне абсолютно не знакомо. Небольшое помещение без окон, с каменными стенами и массивной металлической дверью. Один источник света – лампа на другой стороне подвала (иначе это место не назвать). А под ней на узкой кровати, в окружении нескольких датчиков лежит он. Тот самый старик, на которого три года назад напал сумасшедший младший братец Джеймса Элроя. Худой, с истонченной кожей, испещренной сетью глубоких морщин. Они покрывают все его вытянутое лицо с мясистым носом и высоким лбом. Тощие руки с крючковатыми пальцами, покрытые темными пятнами, лежат поверх светлого покрывала с замысловатым узором. 

Между нами метров пять или шесть, но я четко вижу каждую его морщинку, каждый седой волосок на его голове, как расширяются ноздри при выдохе. Он смотрит на меня бесцветными, водянистыми глазами и чего-то ждет. 

Мучительно болезненный спазм сжимает мои внутренности, во мне рождается та же сухая ломота, что я чувствовала в тот момент, пока была мертва. И источником моих мучений является ни кто иной, как этот старик. 

Он и я знаем это. Стоит мне только подумать, как я уже стою рядом с его кроватью. Сомнений не осталось – я стала бессмертной. 

— С доброй ночью, девочка, — губы мужчины неожиданно вытянулись в улыбке. — Прости, что не могу поприветствовать тебя стоя. Я – Бенджамин, если угодно, зови меня Бен. 

Он говорит сипло и очень слабо, но каждое его слово четко долетает до моих ушей. 

Я закрываю рот руками, силясь не наброситься на вожделенный кусок мяса. Именно так он мне и видится. Сплошной, пропитанный сладким кровавым соком, вкусный кусок. Откуда я могу знать, каков он на вкус? Ведь до этого мне удалось лишь попробовать собственную кровь и кровь Йоана, тогда перед смертью. Может, все это заложено в каких-то вампирских инстинктах? 

Боже, какой бред. 

Молчание затягивается. 

— Не волнуйся, я сам так решил. Иначе, думаешь, хозяин оставил бы тебя рядом со мной? 

— Но, почему? — Еле выдавливаю я. 

Размыкать рот больно, челюсти жаждут сомкнуться на его шее. 

— Устал, вот и все. Я инвалид и в тягость своему господину. 

— Это так не похоже на него, — честно признаюсь я, борясь сама с собой. 

Бен прикрывает глаза, глубоко вздыхает и улыбается. 

— На самом деле, иногда, он много человечнее большинства людей. Хозяин этого не показывает, но мы с тобой яркое доказательство. 

Так значит, вот куда делся тогда Йоан во время нашей первой встречи! Он спасал этого старика. Его не было примерно час, за который я, заключенная в наручники на невероятно неуютном заднем диване его машины, нервно ерзая юбкой по черной кожаной обивке, уже успела проститься с жизнью. 

— Бен, вы его слуга? 

— Да, и последний. Так и не удосужился обзавестись потомством, к сожалению. 

Я молчу, не зная, что еще сказать этому мужчине. Что там говорить, я не знаю, что мне думать самой. Мир, где я воскресла, кажется чужим, нереальным, но невероятно красочным. Теперь я понимаю, насколько ущербны человеческие чувства. Мы, как слепые котята, шарящие вокруг, в поисках сами не знаем чего, и даже не подозреваем, насколько глухи и слепы. Я слышу биение сердца смертного человека рядом со мной, знаю, как быстро бежит по его венам кровь, чувствую тепло его тела, даже на таком расстоянии. 

Невероятно. Кем я стала? Уж точно не простым вампиром. От мысли о собственной возможной могущественности мне становится не по себе. 

— Я не хотела становиться такой. — В сердцах я взмахиваю руками, чувствуя горький привкус во рту. — Бессмертие? Да ладно! Честно, я на самом деле планировала состариться, а теперь, даже не представлю, что со всем этим делать. 

Зачем я говорю все это старому человеку? Ему ни к чему мои откровения и проблемы. 

Он перебивает меня насмешливым кашлем. 

— Мир велик и прекрасен, ведь так? Так почему бы не потратить вечность на изучение его чудес? — Он лукаво улыбается, и под его взглядом я чувствую себя маленьким и глупым ребенком. — У той стороны, неоспоримо, есть огромные плюсы. 

— Да, но… — горькая усмешка. — Что я скажу близким? Мама и так пилит меня на счет внуков, а теперь ей придется перестать рассчитывать на старшую дочь… 

— Не нужно ничего решать, девочка. — Водянистые глаза пристально следят за мной. Мне кажется, что старик видит то, что еще скрыто от меня самой. — И не надо объяснять. Тебя похоронили около двух месяцев назад. В мире смертных напротив твоего имени теперь стоит дата смерти. 

Надо же, все считают меня мертвой. Путь в отчий дом закрыт, о разговорах с сестрой можно забыть. В одночасье я лишилась того светлого мира, где меня ждали и любили. И о чем думает человек, вмиг осиротевший и вырванный из прежней жизни? 

Ни о чем. Да, это странно, но в голове вспыхивают и тут же гаснут воспоминания, а мысли… их просто нет. Ты плывешь по реке, в спокойной глади которой видишь картины, казалось, давно забытые, принадлежавшие детству. Вспоминаешь ненужные мелочи. И только. Может, до меня еще просто не дошло? Скорее всего, осознание потери придет позже, когда я справлюсь с мучающей мои внутренности жаждой. 

Бенджамин молчит, устремив свой взор в никуда, размышляя о чем-то своем. Старик дает мне время принять эту новость. Что до меня, то подступающая волна нового приступа жажды заставляет на время забыть об этом. Все сводится к контролю. 

Еще немного и я просто не выдержу, но перед тем, мне хотелось бы узнать кое-что еще. 

— Как я смогла стать…такой? — Облизываю пересохшие губы, во рту сушит так, что даже слюна не выделяется. — Ведь было поздно. Я умерла. В этом я уверена на сотню процентов. 

Мне хочется поежиться от того воспоминания безграничного холода во всем теле, когда я знала, что согреться больше не удастся.

— Спроси чего полегче. — Мужчина улыбается, и в уголках рта паутиной залегают глубокие морщины. — Я только знаю, что хозяин пожертвовал многим, чтобы ты могла и дальше быть в этом мире. Он не говорил, но я заметил, что некоторых своих способностей он лишился. И это, девочка, самое лучшее признание, которое он может дать. 

Да. Я поняла это почти сразу, как очнулась от долгого сна. Матэй еще никогда не делал подобного для кого-то и то, что я теперь присоединилась к рядам клыкастых кровопийц, говорит о многом. Но я подумаю об этом позже. 

Сил, сдерживать инстинкт, уже нет. Я готова прямо сейчас кинуться на больного мужчину. Да, это дико, но преодолеть соблазн нереально. Его кровь заставит боль отойти назад. Знание этого заставляет забыть о привитых обществом рамках морали. 

— Ты была на грани два месяца. Мы не знали, удастся ли тебе вырваться. Думаю, Он скоро появится здесь. Так что уважь старика. От этого не сбежать, — замечает мое состояние мужчина. — Когда вампиры впускают тебя в свой мир, не стоит надеяться на счастливый конец. Мы оба были глупы, когда думали уйти от всего этого, эти кровососы так просто не отпускают. 

Он ждет своего конца, закрыв глаза, но не от страха. Он встречает смерть как старую подругу. Мне осталось только лишь помочь ему. 

Медленно, словно через клепсидру, нависаю над ним. Бледное лицо расслаблено. Ничего его больше не волнует. И я понимаю, что такой смерти мне не видать, а я надеялась. 

Мои губы прикасаются к его теплой коже, я выдыхаю и в тоже мгновение, впервые в жизни, вонзаю свои клыки в яремную вену. Мужчина судорожно хватает меня за предплечье, вонзая короткие ногти в мою мраморную кожу. Я поздно осознаю, что, наверное, стоило его как-то загипнотизировать, но уже поздно. Я не могу остановиться, заставляя человека биться в агонии. 

На секунду я поднимаю взгляд и вижу отблеск алых огоньков в металлической спинке кровати. Мои глаза. 

Быстро и лихорадочно я иссушаю Бена, позабыв обо всем на свете. Кровь не только избавляет от боли и дает чувство насыщения, ты еще и чувствуешь невероятное, безграничное удовольствие. Горячая и сладкая жизнь вливается в тебя, питая все твои нервные окончания, тело бьет током. Волны удовольствия хлещут по тебе, заставляя выгибать спину и впиваться еще сильнее. 

Он уже не сопротивляется, даже не дышит. А я хватаю последние глотки, жадно, как голодная собака, вгрызаюсь и не отпускаю. 

То, что я сейчас испытываю, трудно описать, но больше всего это похоже на оргазм. И очень странно получать его от какого-то старика. 

Я отстраняюсь, тяжело дышу и облизываю губы. 

Как же чертовки вкусно! Просто невероятно. Вот почему вампиры так брезгуют обычной пищей – ни одно изысканное блюдо не сравнится с прекрасным вкусом живой крови. И я уже никогда не стану прежней. 

После мук жажды, что я испытала за те минуты после пробуждения, меня переполняет легкость и блаженство послевкусия. Закрыв глаза и наслаждаясь этим, я провожу несколько минут. Затем нега спадает, и я опять способна мыслить ясно. 

Оборачиваюсь к Бенджамину. Глаза его широко раскрыты, щеки впали, а кожа побелела, как высохший пергамент. И, честно, мне немного жаль. 

За несколько секунд до того, как тяжелая дверь открылась, я чувствую его. По коже бегут мурашки, нос улавливает запах, такой приятный и странно родной, на моем внутреннем радаре он светится яркой точкой. 

Скрип. 

Я уже стою напротив и жду. Металлическая штуковина открывается очень медленно. 

Замираю, когда створка полностью распахивается. Йоан держится за ручку двери и пристально смотрит на меня. За два месяца, что показались мне вечностью, он неуловимо изменился. Нет, он все так же красив, на лице ни следа усталости, ни единой раны после встречи с Элроем не осталось, внешне невозможно заметить произошедшие изменения. Но вот другим, новым чутьем я «вижу», как он ослабел и устал. На несколько мгновений мне даже кажется, что его волосы потускнели. Я моргаю, прогоняя наваждение. 

Одному дьяволу известно, сколько мы так стоим, просто глядя друг на друга и запоминая каждым атомом наше новое состояние. 

Он кидает короткий взгляд за мою спину, и в нем отражается сожаление. 

Ничего не говоря, я просто бросаюсь вперед и крепко прижимаюсь к Йоану, вмиг обретая счастье от ощущения его рук на своей спине и от того, как сильно он сжимает меня в своих объятиях.