Тени сгущаются

Келл запахнулся в новый плащ и сунул письма глубоко в карманы, вместо шелка подбитые мягкой шерстью. Вздохнул, выпустив изо рта теплое белое облачко, начертил на заиндевелой стене знак кровью. Но потом, коснувшись шнурка с амулетами, вдруг задумался. Замер, оглянулся по сторонам. В этом саду он был один, совершенно один, и наслаждался этим. Если не считать единственной поездки на север, когда они с Раем были еще мальчишками, Келл никогда не забирался так далеко от города. За ним всегда следили, но в последние четыре месяца присмотр становился все строже. За двадцать лет на службе у королевской семьи он привык ощущать себя вещью, но сейчас все больше чувствовал себя узником.

Наверное, надо было сбежать, пока была возможность.

«Ты и сейчас еще можешь сбежать», – послышался внутренний голос, подозрительно напоминавший голос Лайлы.

Она ведь сбежала. А он? Ему-то не надо скрываться в другом мире. Достаточно просто уйти. Подальше от сада, от деревни, прочь из города. Можно сесть в дилижанс, или выйти в океан на корабле, и… что потом? Далеко ли он доберется без гроша в кармане и с черным глазом, выдающим в нем антари?

«Ты можешь добыть все, что тебе нужно», – возразил голос.

Мир очень велик. А он его даже не видел.

Если остаться в Арнсе, его рано или поздно найдут. А если уехать в Фаро или Веск? Фароанцы считают его глаз признаком силы, и больше ничего, но Келл слышал, как вескийцы сопровождают его имя словом «крат’а» – «столп». Как будто арнезийская империя держится на нем одном. И если он попадет в плен в любой другой империи…

Келл посмотрел на окровавленную руку. Боже, да как ему могло в голову такое прийти – убежать?

Разве он может покинуть свой город? Сама мысль об этом – чистое безумие. Покинуть короля и королеву? Брата? Однажды он уже предал их – и даже не раз, и это едва не погубило его. И как бы ни было трудно, он не может подвести их снова.

«Ты можешь стать свободным», – настаивал голос.

В этом-то и дело. Келл никогда не станет свободен. Как бы далеко он ни убежал. Он отказался и от свободы, и от жизни, вручив ее Раю.

– Хватит, – вслух сказал он, заглушая сомнения, вытащил из-под воротника нужный шнурок и стянул через голову. На шнурке висел серебряный шиллинг с лицом короля, сильно истертым за долгие годы. «Хватит», – повторил он про себя и прижал окровавленную руку к садовой стене. Надо заниматься делами.

– Ас траварс.

«В путь».

Мир изогнулся, вбирая в себя эти слова, и магию, и кровь. Келл шагнул вперед, надеясь оставить все свои тревоги в этом Лондоне, обменять их на несколько минут с королем.

Но, едва его ноги ступили на дворцовый ковер, как стало ясно: худшее впереди. В этом Лондоне что-то случилось.

В Виндзоре было слишком тихо. И слишком темно.

Чаша воды, обычно поджидавшая его в прихожей, была пуста, свечи не горели. Он прислушался и услыхал шаги – очень далекие, они эхом отдавались в бесчисленных залах. А в покоях верхнего этажа его встретила тишина.

Содрогаясь от дурных предчувствий, он направился в королевскую гостиную, надеясь увидеть иссохшую фигуру, дремлющую в кресле, услышать тихий мелодичный голос. Но внутри никого не было. Огонь в камине не горел, окна – плотно затворены, чтобы не намело снега. Здесь было темно, холодно и затхло.

Келл подошел к камину, протянул к нему руки, будто желал согреть их, и через мгновение языки пламени лизнули пустую решетку. Этот огонь долго не продержится, ему нужна пища более существенная, чем воздух и магия, и в его свете Келл огляделся, ища хоть какие-то следы… Остывший чай или сброшенную шаль. Но в комнате царило запустение, она казалась нежилой.

И тут его взгляд упал на письмо.

Если это можно назвать письмом.

Всего один листок хрустящей кремовой бумаги, свернутый и подсунутый под поднос у камина, и на нем твердым почерком регента написано его, Келла, имя.

Келл взял записку, заранее зная, что в ней увидит, и все-таки мир поплыл перед глазами, когда при свете магического пламени он прочитал страшные слова.

«Король умер».

Эти два слова обрушились на Келла, как удар.

«Король умер».

Келл пошатнулся; он не привык к потерям. Он всегда боялся смерти, а теперь, когда был связан с жизнью принца, стал бояться еще сильнее. Но до Черной ночи Келлу не доводилось терять тех, кого он знал. Кого любил. Ему всегда нравился немощный король, даже в последние годы, когда слепота и безумие лишили Георга и величия, и власти.

И вот короля не стало. Сумма распалась на слагаемые, как сказал бы Тирен.

Внизу виднелась приписка.

«Выйди в вестибюль. Тебя проводят ко мне».

Келл неуверенно окинул взглядом пустую гостиную. Потом неохотно сжал руку в кулак, погасив пламя в очаге, погрузив комнату во тьму, и вышел. Наружу, через прихожую, в длинные коридоры.

Он словно попал в другой мир.

Виндзор был не так роскошен, как Сент-Джеймсский дворец, но и отнюдь не так мрачен, как можно было подумать в покоях дряхлого короля. Гобелены и ковры дарили тепло. Канделябры и посуда сверкали золотом и серебром. На стенах горели лампы, издалека доносились голоса и музыка.

Рядом кто-то кашлянул, Келл увидел хорошо одетого слугу.

– Рад вас видеть, сэр. Сюда, пожалуйста. – Он поклонился и, не дожидаясь ответа, зашагал по коридору.

По пути Келл с интересом смотрел по сторонам. Он никогда не бывал дальше покоев старого короля, но не сомневался: здесь не всегда было так. Теперь тут явно распоряжался новый король.

Во всех помещениях, через которые они проходили, ярко пылали камины, наполняя дворец неприятной духотой. Ни одна комната не пустовала, и Келла не отпускало чувство, что его нарочно выставляют напоказ, ведут мимо шепчущихся дам и любопытных джентльменов. Он стиснул кулаки и опустил глаза. Когда Келла наконец привели в главный зал, его щеки пылали от жары и раздражения.

– А, мастер Келл.

Регент – точнее, король, поправил себя Келл, – сидел на диване в окружении суровых мужчин и смешливых дам. Он стал еще толще и заносчивее, чем раньше, пуговицы едва не лопались, нос и подбородок торчали вверх. При появлении Келла в черном походном плаще свита замолчала.

– Ваша светлость. – Он склонил голову с едва заметной почтительностью. Густая челка приоткрыла его черный глаз. Он понимал, что следует, наверное, выразить соболезнование, но, вглядевшись в лицо нового короля, не заметил никаких признаков горя. – Я бы прибыл в Сент-Джеймс, если бы…

Георг властно махнул рукой.

– Я приехал сюда не из-за тебя. – Он неуклюже поднялся на ноги. – Заглянул в Виндзор на пару недель уладить дела. Привести их, так сказать, в порядок и покой. – Он, видимо, заметил, что Келла передернуло, и спросил: – Что с тобой?

– Мне кажется, потеря вас не печалит, – заметил Келл.

Георг фыркнул.

– Мой отец отдал богу душу три недели назад, а, будь у него совесть, должен был сделать это гораздо раньше. Как только заболел. Для его же блага, и для моего тоже. – По его лицу, словно рябь, пробежала мрачная улыбка. – Но для тебя, сдается мне, потрясение еще слишком свежо. – Он подошел к бару и налил себе выпить. – Все время забываю, – добавил он, глядя, как плещется в хрустале янтарная жидкость, – что, пока ты в своем мире, то не получаешь никаких известий из нашего.

Келл насторожился, окинул взглядом аристократов, наводнивших зал. Они перешептывались, с интересом поглядывая на юношу.

Келл обернулся к королю, сдержавшись, чтобы не схватить его за рукав.

– Что знают эти люди обо мне? – спросил он вполголоса.

Георг взмахнул рукой.

– Не тревожься. Кажется, я сказал им, что ты иностранный дворянин. Строго говоря, это правда. Но беда в том, что чем меньше они знают, тем больше судачат. Может, просто представить тебя?..

– Я бы хотел отдать дань уважения покойному королю, – перебил его Келл. Он знал, что в этом мире людей хоронят. Этот обычай (класть тело в ящик) казался ему странным, но он означал, что король – то, что от него осталось, – находится где-то здесь.