Сторонний взгляд (ЛП)

— Да, — выкрикиваю, когда он оставляет дорожку укусов на моей груди, мои соски резко выпирают, требуя внимания и прося его зубов, но он избегает их. Вместо этого он пирует, заполняя рот моей мягкой плотью. Его пальцы работают над верхней кнопкой моих джинсов, и как только она отскакивает, открываясь, его рука погружается за пояс, пальцы крепко цепляют мои трусики, его ладонь прижимается к небольшому комочку нервов, который пульсирует в такт биению моего сердца. Он трёт рукой там, создавая ощущение, заставляющее моё лоно сжиматься, пальчики ног подгибаются. Его пальцы прижимаются к влажной ткани, покрытой моими соками, подталкивая хлопок всё дальше и дальше внутрь меня, пока я не хочу закричать на него, чтобы он убрал барьер, так чтобы он смог погрузить свои пальцы глубоко. Моё лоно нуждается в нём, чтобы быть заполненным, чтобы облегчить давление, созданное в моей сердцевине.

Его губы находят мои соски и сосут — жестко, стон срывается с моих губ от ощущения его рта на мне, в то время как тыльной стороной ладони он трёт и трёт мой холмик, заставляя меня потерять всю последовательность мыслей. Когда его рот отпускает мою грудь, чтобы двинуться к другой, холодный воздух прилепляет влажную ткань моей футболке к коже, и мурашки разбегаются по моим голым рукам. Затем он берёт другой сосок в свой горячий рот и почти проглатывает мою полную грудь, прежде чем отпускает её и кусает набухший пик.

Это чересчур, удовольствие — острое жало изящной боли, настойчивое потирание, давление пальцев, но чего-то не хватает внутри меня. Я откидываю голову назад, задыхаясь, когда всё моё тело жестко сжимается, спина выгибается на стуле, подталкивая мои бедра сильнее в его руку, и я взрываюсь с криком. Волны и волны наэлектризованного удовольствия исходят за пределы моей сердцевины, украв моё дыхание, почти болезненное в своём бурном темпе.

Когда я внезапно возвращаюсь в своё тело, его движения начинают замедлятся. Его пальцы и ладонь скорее ласкают, чем протирают или подталкивают, его зубы на моём чувствительном бюсте скорей щиплют, чем кусают, и на доли секунды, когда я открываю глаза, клянусь, что вижу его улыбку в ярком калейдоскопе цветов, вспыхивающих позади моего мёртвого пристального взгляда.

Он поднимает голову, прижимаясь лбом к моему лбу, и прерывисто говорит, почти касаясь моих губ:

— Вот, что мне нужно было дать тебе прошлым вечером.

— Эй, Кал, — голос Фей зовёт из дверного проёма передней двери. Грим стонет возле моих губ, прижимаясь одним последним поцелуем, прежде чем поднимает меня вместе со стулом и ставит нас обоих обратно на пол. Я вожусь с кнопкой моих джинсов и поправляю одежду, когда она заходит на кухню.

— О, прости, я ээээ… думала, что ты одна, — выдаёт она, хотя я могу расслышать ложь, срывающуюся с ее губ. Плюс, я знаю о её даре, и нет ни малейшего шанса, что она не знала, что Грим был здесь со мной, или о том, что только что произошло между нами. Даже я всё ещё могу ощущать это в густом воздухе, так что для её чувств это, должно быть, явно и очевидно.

— Как всегда, бл*дь, вовремя, госпожа Хантер, — выдаёт саркастическую реплику Грим, затем потрясает обеих — меня и Фей — целуя меня в лоб, прежде чем начинает тихо говорить только для меня.

— Я должен идти, но я присоединюсь к тебе на винограднике, как только всё закончится, Кал. Мы не закончили, и я не сбегаю.

Затем с единственным заключительным прикосновением его губ к моей брови, он уходит.

Фей слегка закашлялась несколькими секундами позже, привлекая моё внимание к факту, что я забыла о том, что она всё ещё в комнате.

— Ты, скорей всего, захочешь переодеть рубашку, прежде чем мы уедем, — указывает она, совершенно неспособная сдержать смех. — Она, э-э… немного сыровата в некоторых областях.

В смущении я перекрещиваю руки на груди, прежде чем встаю и хватаю сумку с пола.

— Спасибо, ага… спасибо, — заикаюсь я, когда мчусь в ванную. Это действительно смешно, я провела большую часть моей жизни обнаженная и выставленная напоказ другим, и два влажных пятна на моих прикрытых грудях ничто в сравнении с этим, но всё же я могу ощутить румянец, горячо обжигающий мои шею и щёки.

— О… и, возможно, ты также захочешь надеть шарф — у меня есть один в моей сумке, если хочешь, — зовёт она, юмор в её голосе тяжеловесный и оскорбительный.

Я осторожно пробегаюсь кончиками пальцев по укусам на моей шее, чувствуя воспаленную, но сладкую боль свежего синяка. Он сказал, что собирается пометить меня, и он это сделал. Я не собираюсь скрывать это.

Быстро плеснув воды себе в лицо, я протираю его своей теперь уже уничтоженной рубашкой, натягиваю чистую майку через голову и возвращаюсь обратно к Фей, мои отметины видны и не скрыты.

— Я не стыжусь, — смело заявляю я, ожидая её реакции.

— Я никогда и не ожидала, что ты будешь, — отвечает она, соглашаясь.

— Я прикрою их, когда мы приедем на виноградник. Я понимаю, что они могут быть спусковыми механизмами для других из моего мира, и что они могут видеть эти отметины не так, как это делаю я.

Она кладёт лёгкий шифоновый шарф в мою руку, пока берёт мою ладонь в свою, и мы направляемся к двери.

— И как ты рассматриваешь их? — с лёгкостью выясняет она.

Когда мы выходим на скрипучее деревянное крыльцо на звук подъезжающего автомобиля, я знаю, что Грим там, среди мужчин, забирающих нас к реактивному самолету, и честно отвечаю ей.

— Как обещание.

Глава 24

Грим

Два дня, как она уехала.

Два дня — это слишком долго.

После того как я заставил её кончить на мою руку, слушая, как у неё перехватило дыхание от удовольствия, я жаждал большего.

Я оставил её, сидящей за столом с отметинами от укусов на её шее, её светлая рубашка восхитительно влажно прилипла к твердым соскам, щёки покраснели от возбуждения, а её аромат словно прилип к моей коже. Затем я ушел, и с тех пор мне тяжело.

И вот теперь я протискиваюсь в заднюю часть двенадцатиколёсного грузовика, заполненного собачьими клетками, полными связанными с заткнутыми ртами девочками. Зловоние мочи и страха обжигает ноздри и взывает к моему внутреннему Дьяволу.

Обмен с террористической сетью ячейки группировки прошел без помех, тот ублюдок стремился получить в свои руки оружие и не обратил внимания то, что происходило прямо перед их носами. Мы оставили голландский порт Роттердама с контейнером, наполненным собственностью, чтобы направиться к Эйндховену. После почти двухчасовой поездки грузовик, наконец, замедлился, и, в соответствии с планом, въехал на пустой участок, расположенный в десяти минутах от «Королевства».

Задние двери со скрежетом открываются, и луч прожектора бьёт меня в лицо.

— Тут, кажется, комфортно, брат, — вслух размышляет Люк.

— Пошёл на хер, брат, — глумлюсь я в свою очередь. — Я хотел бы посмотреть на тебя втиснутого между всей этой грязью в течение двух часов.

Несколько девочек вокруг меня начинают хныкать, когда они предполагают, что мы прибыли в их новой дом. Я не буду их успокаивать, даже если б я мог, поскольку в моём наборе навыков нет починки сломанных кукол. На самом деле, нам нужно, чтобы они верили, что по-прежнему находятся в опасности для того, чтобы разыграть всё то, что мы спланировали.

Люк игнорирует моё нытьё и сообщает мне:

— Мы получили сигнал от Джеймса. Обе цели на месте.

— Бл*дь, давай-ка за дело, — восклицаю я, демонстрируя свое рвение ударом кулаков по клеткам вокруг меня и взамен получая сладкие звуки хныканий и рыданий.

— Успокойся на хрен, — приказывает Люк, выключая прожектор и погружая заднюю часть грузовика во тьму.

— Довольно скоро ты получишь своё веселье. Не обязательно и дальше терроризировать собственность. Кроме того, я не могу переносить это зловоние.

Затем дверь с хлопком закрывается, замок запирается. Мгновением позже возобновляется грохот двигателя, и мы несёмся вперед, навстречу нашей миссии.