Страница 11 из 116
В гостиной, кроме них, не было никого. Хозяин смотрел прямо в глаза жандарма, не мигая.
— По делу, но без казённого предписания, — сказал Удуев, с трудом удерживаясь, чтобы не отвернутся. — Интересующее меня дело об убийстве семейства Турсовых прекращено столичным прокурором, но имеются серьёзные основания думать, что оно напрасно прекращено. В связи с этим, я хотел бы, ваше превосходительство, задать несколько вопросов.
— Помилуйте, — улыбнулся Бурса, — какие ж у меня могут быть дела со столичным прокурором? В прошлый раз, помнится, у него 200 руб. в штоссе взял. Может быть в этом дело? — Взгляд хозяина особняка потемнел. — Мне от чего-то кажется, милостивый государь, — сказал он, — что вы теперь более печётесь об интересе тайной экспедиции, нежели жандармского полка.
Удуев промолчал и постарался, чтобы ничего лишнего нельзя было прочесть по его лицу. Бурса был совсем недалёк от истины.
— Убийство, — сказал Удуев, упорно выдерживая взгляд, — весь город знает, что вы, ваше превосходительство, оплатили совсем недавно похороны этих двух молодых людей. Вы даже у себя в доме гробы выставляли…
— Ну так что же? — перебил Бурса, — это были, как вам может быть известно, — голос отставного генерала стал язвителен, — двое благороднейших молодых людей. Почему же я не мог их похоронить за собственные деньги, если больше сделать это было некому?
— Могли. А знаете ли вы причину их смерти?
Бурса пожал плечами.
— В бумаге говорится, что супруги Турсовы замёрзли до смерти, но у меня есть все основания предполагать, что они были отправлены.
— Хорошо, предположим, — не меняя язвительного тона, сказал Бурса. — Пусть они были отправлены. Но Михаил Валентинович, миленький, при чем же тут всё-таки я? Неужто Вы думаете, что это я их отравил?
Отвернувшись, Удуев вынул листок, и, развернув, протянул его хозяину особняка.
— Взгляните, прошу вас, — сказал он, — это я нашёл в кармане убитой.
— Это не моя печать, — принимая листок и разглядывая его, сказал Бурса. — Книга не из моей библиотеки, у меня совсем другой знак. Если хотите мы можем подняться в кабинет и я вам его продемонстрирую. Здесь полумесяц, а у меня пятигранник.
— Но фамилия ваша указана.
— Вероятно, эта книга из поместья моего брата, — задумчиво сказал Бурса. — Если позволите, я оставлю листок у себя?
Он вопросительно взглянул на ротмистра.
— Должен признаться, для меня эта страничка такая же загадка. — Удуев отрицательно качнул головой, и пряча его в карман. — Вы сказали, книга из поместья вашего брата, — зацепился за слово ротмистр, — а могу я узнать, далеко ли от Петербурга располагается это поместье.
Ответить Бурса не успел.
Распахивая одну за другой золочёные внутренние двери, с шумом разбрасывая по паркетному полу свои юбки, в гостиную ворвалась Анна. Не ожидая в этот час увидеть здесь чужого, девушка почти налетела на жандарма.
— Ох, простите!
Удуев отступил на шаг и выпрямился.
— Позвольте представить, — сказал Бурса, — племянница моя, Анна Владиславовна Покровская.
Ротмистр кивнул, Анна сделала реверанс. Жандарм ей не понравился — грубое лицо, хоть и без обычных оспин, кривые ноги, тугой живот выпирает.
С раннего детства Анна сторонилась некоторых мужчин. Они вызывали в девушке инстинктивное отвращение.
— Дядя, вы всё позабыли, — нарочито капризным голосом проворковала девушка. — Дядя, я читала роман господина Львова, и вдруг подумала, что осталось только две недели, а ничего совсем не готовится. Я даже книжку на пол бросила, так испугалась.
«Редкостная дура, — подумал Удуев. — Или это просто спектакль для домашних».
— Восемнадцать лет, — развёл руками Бурса. — Что ж поделаешь.
Он опять смотрел исключительно в лицо ротмистра.
— Придётся устраивать бал, — глаза Бурсы снова стали темны и неприятны. — Вы спрашивали, Михаил Валентинович, далеко ли поместье брата. Далеко. Но по случаю совершеннолетия нашей Анны, — он повернулся к своей племяннице и подмигнул, — брат вскоре появится в Петербурге. У вас будет возможность лично произвести дознание.
Проводив ротмистра до двери, и клятвенно пообещав племяннице теперь заняться организацией праздника, Бурса вернулся в свой кабинет. Мысль о причастности брата к смерти супругов Турсовых задела его сильнее, нежели он показал это ротмистру. Но теперь следовало вернуться к прерванной появлением жандарма работе, и Константин Эммануилович постарался на время выбросить из головы всё лишнее.
Перед ним на столе лежала рукопись принадлежащая перу некоего Н.Н. Ломохрустова. Трактат был озаглавлен «О тайных свойствах трав». Вот уже полтора года Константин Эммануилович охотился за этим документом. Целебные настои Ломохрустова, по некоторым данным, идеально заживляющие гнойные раны и возвращающие угасшие силы уже безнадёжно больным, казались чем-то невероятным. Но возможным.
Увы, все рецепты были утеряны, а сам Ломохрустов, действительный член императорской Академии Наук пропал. Поиски не дали ничего. След Ломохрустова терялся где-то в Новгородской губернии.
Накануне удалось, после долгих поисков, в архиве получить эту рукопись. Но, увы.
На столе перед Бурсой лежали только две первые вводные странички и одна из середины.
Основной текст был утрачен, и может быть, навсегда. Бурса читал сам себе вслух, негромко перечитывая, наверное, уже в десятый раз всё тот же текст:
«Опираясь на целебные свойства растений, привезённых с Востока, мы совершенно упускаем из поля нашего зрения цветы и травы средней полосы. Основными составляющими моих бальзамов и мазей стали именно они — растение, найденные на болотах и в лесах средней России. Например кувшинка, одолень-трава, она же цветок лотоса — символ Древнего Египта, его герб пять цветков лотоса. Скипетр — знак власти фараона, царя Египта, был сделан в виде цветка лотоса на длинном стебле.
Для составления моей чудодейственной мази требуется мука из корневища кувшинки. Для изготовления муки корневище очищают и, разделив его на узкие полоски, разрезают на мелкие кусочки. Кусочки высушиваются на солнце либо в печи, а затем их нужно растолочь на камнях либо в ступке»…
Со вздохом Бурса осторожно положил листки рукописи в ящик стола и запер его на ключ.
Он хотел уж заняться составлением списка приглашённых, когда узкая дверь, ведущая из библиотеки, без стука отворилась и вошёл его секретарь.
— Константин Эммануилович, — сказал он, склоняя голову, — приехала княгиня Наталья Андреевна.
— Давно?
— С час дожидается.
— Где она?
— Здесь в библиотеке. Наталья Андреевна прошли через чёрный ход и воспользовались лифтом.
— Не хотелось столкнуться жандармом, — также появляясь из библиотеки, и отталкивая секретаря, сообщила неожиданная гостья. — Ты же знаешь, Константин, как я не люблю жандармов.
Белая юбка без узора, синий женский сюртук с кроенным воротником, который только начинал входить в моду в мятежной Франции, ботиночки на шнурках. Всем своим обликом эта женщина говорила — у императора свои вкусы, а у меня свои. Исключение составляла только причёска из локонов, вполне в Павловском духе.
— Что случилось, Наташа, — спросил Бурса.
— Много чего случилось, — Наталья Андрианова вошла и, приподняв юбки, присела на диванчик против стола, за которым размещался хозяин.
В ответ на вопросительный взгляд Бурсы, она кивком указала на секретаря.
— Сергей Филиппович, не в обиду, — обратился к секретарю Бурса, — оставить нас наедине, будь так добр. Нам с Натальей Андреевной тет-а-тет поговорить нужно.
Когда секретарь покорно вышел, хозяин кабинета поднялся из своего кресла и, шагнув к окну, приподнял тёмную штору. Бурса не выносил дневного света, и обычно штора в кабинете была приспущена.
— Рукопись академика Ломохрустова у Вас? — спросила княгиня.
— И да и нет. В архиве нашлись столько три страницы. Я внимательно изучил их. Вполне вероятно, что бальзамы и целебные мази действительно существуют, но где теперь искать рецепт — совершенно не ясно.