Страница 108 из 116
— Вот он, эликсир вечной молодости. Вот где спрятал ты его, несчастный травник, — прошептал полковник.
Также в сундучке была плоская металлическая коробка, но открыть коробку полковнику сразу удалось. Пашкевич потряс её. Судя по звуку, внутри находилось стопка бумаги. Совершенно очевидно, там лежала рукопись, раскрывающая тайну составления чудесного эликсира. Вернув железный сундучок на место, в нишу, Генрих Пашкевич опустился на постель. Он ни о чём в эти минуты не думал, просто лежал на постели, пока опять не уснул.
Ничто не указывало в склепе на движение времени, но проснувшись, полковник понял, что проголодался. Анна уже сидела за столом. Генрих поднялся, размял ноги, взглянул на свою жену.
— Откуда это у Вас? — спросил он и протянул руку к пятиугольнику, спрятанному под платьем.
Анна удивлённо взглянула на него.
— Ночью я хотел украдкой поцеловать Вас, — смущённо признался Генрих. — Я не хотел Вас даже разбудить, я увидел…
— Поцеловать?
— Но Вы же жена моя венчанная. Я соскучился по Вас. Мы очень давно не были вместе, я хотел Вас поцеловать и наклонился и увидел пятиугольник. Откуда он у Вас? Вы член тайного общества?
— Поцелуйте меня, Генрих.
Анна потянулась к нему, прикрывая глаза.
— Вы не ответили мне.
— А Вы хотите услышать ответ?
— Скажите, — он обнял Анну, прижался губами к её губам. — Скажите, умоляю Вас, скажите, — шептал он между жаркими поцелуями.
— Нет, я не член «Пятиугольника», — задыхаясь, отозвалась Анна. — Знак мне вручила Аглая, когда я собиралась бежать из Трипольского.
— Зачем же?
— Аглая думала, что это поможет мне сохранить жизнь. Это её собственный знак и, представьте, Аглая оказалась права, этот пятиугольник действительно сохранил мне жизнь.
После долгого молчания полковник спросил осторожно:
— Вы счастливы сейчас Анна Владиславовна?
Она кивнула.
— Счастлива, — прикусила губу, отвернулась, стала поправлять на ребёнке одежду. — Невозможно счастлива. Но, прошу Вас, Генрих, подождите немного, не торопите меня.
Дважды за ночь Генрих поднимался наверх. Он ошибся. На кладбище действительно появилось несколько десятков новых могил. Но кого хоронили здесь? Только свежие холмики, зарастающие снегом, ни креста, ни камня.
Ночью наверху было холодно и ветрено. Небо бездонное, звёздное просто сверкало над головою изогнутым чёрным бархатом. Запрокинув голову, Генрих Пашкевич помолился этому небу. Он благодарил создателя за то, что тот вернул ему жену. Когда он сошёл вниз по ступенькам, Анна Владиславовна сказала:
— Я должна выйти, разузнать, что творится в усадьбе.
— Может быть, всё-таки я? — возразил Генрих.
— Нет, Вы сразу привлечёте внимание. Вы не знаете этих мест. К тому же, если меня схватят, то вряд ли убьют, никому и в голову здесь не придёт, что на усадьбу напали именно из-за меня. Скажу испугалась взрыва, спряталась. Что мне сделают? Только умоляю Вас, ждите меня здесь, я вернусь через два-три часа.
Барский дом взрывом разворотило так, что на месте левого крыла, где располагался гарем, высились лишь дымящиеся обломки. На правах управляющего поместьем, сделав все необходимые распоряжения, Виктор обследовал разрушенную взрывом часть дома и ходил по руинам. Среди повсюду разбросанных мёртвых тел, он думал найти Аглаю. Он решил почему-то, что Аглая непременно участвовал в нападении, и погибла.
Тело Ивана Кузьмича, найденное в развалинах, положили в гроб и поставили в уцелевшей нижние зале. За Виктором повсюду маленькой тенью ходил карлик по имени Пит. Это был последний из трёх карликов, живших в розовом флигеле. Пит, также как и его хозяин, обследовал обломки. Если карлик находил что-то интересное, то громким мычанием привлекал внимание и показывал Виктору находку. При взрыве арсенала портрет Степаниды Михайловны, висевший в столовой, упал. Снег, проникающий в разлом стены, присыпал бархатное платье старой хозяйки. Снежинки таяли на золоте, смешивая свой блеск с блеском нарисованных бриллиантов. Виктор немного постоял возле портрета потом взял его и прислонил к стене, почистил ладонью.
Мёртвые тела складывали во дворе перед пулуразрушенным парадным крыльцом, и к исходу второго дня собрали, кажется, всех. Только убедившись, что Аглаи среди мёртвых нет, так же как нет среди мёртвых мёртвых и Анны Владиславовны, Виктор вспомнил о главном. Где-то в доме был спрятан необходимый документ. Как и всем своим преданным слугам, Иван Бурса после своей смерти обещал ему свободу. Тайник, где были спрятаны вольные завещания, Виктор нашёл только к утру. Вместе с карликом они разобрали завал в кабинете, вскрыли шкафчик, и в руках Виктора оказался большой пакет.
В пакете не оказалось ни одной вольной. Здесь было краткое завещание в пользу младенца Андрея и толстый пакет с закладными. Только теперь, увидев этот пакет, Виктор понял какой силой обладал хозяин. В пакете лежали закладные на землю почти что всех губернских помещиков: Чернобуров, Полоскальченко, Грибоядов да и все прочие находились в абсолютной зависимости от Ивана Кузьмича или от того человека в чьи руки, по смерти хозяина, попали эти закладные записки.
Правильно распорядившись бумагами, Виктор теперь мог бы купить, наверное, княжеский титул и дом в Петербурге, но находка почему-то не очень обрадовала его. Перепрятав бумаги, он позволил себе прилечь и заснул впервые за двое суток. Уже в полусне Виктор слышал голоса часовых во дворе, шаги, завывал в развалинах ветер.
Перепуганные атакой на усадьбу Бурсы, помещики собрали всё своё войско. Подобный отряд смог бы противостоять, наверное, и регулярным войскам. Усадьба была окружена тройным кольцом, внутри повсюду выставлены посты. Освобождённых наёмников Ивана Бурсы три помещика: Грибоядов, Полоскальченко и Чернобуров сразу разделили между собой. Англичанам оружие не дали, не доверяя, заперли в казарме. Раненых относили в деревню, убитых закапывали. Нужно было выяснить, кто пропал из дома, и таким образом узнать шпиона.
Из нападавших 53 человек в живых осталось всего 11 — четверо офицеров, остальные слуги. Всех вместе пленников заперли в подвале. Сами помещики, пришедшие на помощь Бурсе, обосновались в правом, уцелевшем крыле дома.
Разбудило Виктора мычание карлика, который спал у него в ногах. Виктор открыл глаза и почувствовал, как рука лилипута стягивает с него одеяло.
— Что? — спросил он.
Маленькая ручка указывала на тёмный проем двери.
— Кто здесь?
Виктор схватился за саблю, но разглядев посетителя, бросил оружие. В дверях стоял Микешка.
— Зачем пришёл?
— Пойдёмте, — сказал он очень-очень тихим печальным голосом. — Пойдёмте, покажу кое-что.
Светало.
Вслед за Микешей Виктор вышел из здания и двинулся по садовой дорожке. Карлик ковылял позади. Несколько раз дорогу им преграждали часовые, но разглядев лицо Виктора, пропускали.
— Зачем ты меня сюда притащил? — спросил Виктор, разглядывая дымящиеся уголья. — Что ты хочешь?
По какому-то фатальному совпадению в тот момент, когда сабля Пашкевича в четвёртый раз ударила Ивана Бурсу в грудь, здание театра вспыхнуло. Может быть, и от случайной искры, а может и от умышленного поджога, но театр сгорел дотла. Пожарище кололо глаза, но ещё более покоробили Виктора актёры. Они пришли сюда сами, полуголые, с остатками грима на лицах и телах. Сбившись в небольшую толпу, актёры шептали, как сумасшедшие, в разнобой слова из ранее сыгранных здесь пьес, и хотя не было у них ни одного зрителя, пытались даже что-то представлять.
Микешка потянул Виктора за рукав, и тот обернулся. В нескольких шагах от него стояла, одетая в чёрное женщина. Лицо закрыто платком, так что черт не разобрать.
— Уходи, — сказала она, и Виктор сразу узнал голос. — Уходи. Через несколько часов всех ваших перебьют. А кого не прибьют, поймают и будут судить. Уходи, Виктор. Много крови будет.