Страница 24 из 47
– Всеволод с Ратшою, – божились другие, не обладавшие зорким глазом, но нахальные в своём видении.
– Отколь Всеволоду в Курске взяться? В Киеве он, – смеялись над самоуверенными.
– В Поле ходил. Окольным путём к Курску вышел. Знамо дело, – упорствовали те.
– Мели, Емеля, – махнул рукою на пустобрехов поднявшийся на стену посадник Святозар.
Уже и без спора ясно, кто прав.
– Ударьте в колокола встречу, – сказал посадник и заспешил прочь на соборную площадь, куда стекалась городская дружина.
– Айда, братие, молодших князей встречать, – садясь в седло, весело сообщил новость Святозар. Отлегло с души у дружинников: не ведали пока, собравшись по сполоху, чей полк катит на Ольгов.
Хлебосольно, с душевной радостью принял Ольговичей город, но застревать в нём не стали. Князья с воеводой выслушали доклад посадника, не шибко широко потрапезничали и отошли на отдых. Решено было утренней ранью выйти в путь. Но Игорь, залучив после застолья к себе посадника, долго пытал его расспросами о былом. Святозар, один из самых близких людей Олега Святославича, знал многое. Был хорошо образован, ведал по-гречески, и не токмо речь, но и письмо, и чтение. Мальчиком обучался в школе Святослава Ярославича, а по смерти его был безотлучно с Олегом. Вместе с князем продали его в неволю на остров Родос. О том времени боле всего и пытали посадника Игорь с Венцом.
Ничего о том неизвестно на Руси, хотя и было записано предание со слов самого князя.
Где оно, это предание? В какую неть98 кануло? И что за напасть такая – стирать в прах память о житии Олега Святославича?
Расшевелили молодцы Святозара, разгорячили вопросами, умилили вниманием своим, не скупился посадник на слово. Говорил красно и умно. Далеко за полночь затянулась их беседа, и только когда и сказать уже нечего было боярину, до пода очистил душу, отпустил его Игорь. Но ещёе долго сидели с Венцом, перебирая услышанное, складывая, как обучены были, в память, чтобы потом доверить слово пергаменту.
Сам Господь благоволил их делу, послав для зачина столь многопамятливого и разумного человека. Тогда и порешили, что, кроме интереса к давним писаниям, древним книгам и листвицам, должно им вести и свои списки с изустных преданий.
На заутрие улеглись истомленные, но и двух часов не поспали, как поднял их походный рог.
Тяжко было проснуться, а встали – как собаки воду, стряхнули с себя усталость. За ночь нападало на воле белых пуховиков по щиколоть. Утопая в них босыми ногами, по пояс голые, растирались первым снежком дружинники. Усидеть ли в светлице? Выкатились Венец с Игорем и Святославом на широкий двор, взялись друг с другом въемки99, всласть валяясь по снегу, задирая и дружинников в потеху.
Но зовёт труба воина, ещё и не рассвело в полную силу, а уж выходил их полк из города. Правил Пётр Ильинич путь на север. Меркли звёзды, но яркой крохотной слезинкой сверкала впереди, в синем небесном запределье Полярная звезда.
В этом утреннем переходе поведал Игорь Святославу обо всём услышанном от посадника Святозара. Ох как клял себя тот, что ране всех улез в ложницу, ведь и у него было о чём спросить боярина.
– Ничё, в другой раз спросишь, – успокаивал брата Игорь.
Но другого раза не даст им Господь.
Шли неготовыми дорогами, тропами, ведомыми только Петру Ильиничу да малому кругу путезнатцев. Зима споро валила им встречу, крепчая изо дня в день морозами, соря малыми пока ещё снегами. Спешили миновать лесную непроходь, яружную непролазнь, застывшие болотные чаруси100, все выше и выше забираясь строго на север по великим, вздыбленным в небо покатям101.
Чернолесье становилось все гуще, все темнее и угрюмее. Вовсе исчезли людские поселения, и уже не наносило на путников домовитым запахом дыма, услышав который, резвее идут кони, а ратники охотно затягивают весёлую походную песню.
Реку Свапу пересекали уже по льду; малое время, как по тороке, шли глубоко промёрзшим руслом, вспугивая по берегам тетеревов и куропаток. В неглубоком пока ещё снегу в попутке им пятнели крупные волчьи следы, жёлтые поссати, точно такие же, какими метят свой путь собаки. Тропила близко от берегового уреза совсем недавно рысь, лезла на песчаный свалок росомаха, уходила широким прораном в чёрную табалу102 лосиная тропа. На неё и поворотил коня Пётр Ильинич.
Леса за Свапой вовсе оттеснили чистую землю, неба не видно. Путь долго шёл круто на взъём, и чем дольше поднимались, тем выше и могучее становились деревья. На водоразделе, где протопь полого легла под ноги, обзорно открылись в синей сквозной дымке красные боры.
Остановив коня, любуясь возникшим внезапно простором, Пётр Ильинич, суживая в пристальном погляде глаза, указал на белую, широко и вольно стелящуюся долину:
– Нерусь-река.
– Не Русь? – переспросил Игорь.
Воевода понял, о чём он.
– Предки наши считали эту реку рубежом своей земли, дале, дескать, уже чужая земля. Ан вон как рассудил Бог – стало быть, и о ней печься русскому человеку.
За Нерусью с незапамятных былинных времён селились вятичи, соседствуя тут с сиверой и кривичами. Два последних рода перемешались между собой, вобрав и пришлых из степей Причерноморья, с берегов Русского моря103. Но вятичи всё ещё длили в чистоте род свой по глухим, вовсе диким углам, живя по исконной вере и законам.
Перейти реку Нерусь доныне считалось приходом не куда-либо – в Вятичи.
Принимая в наследство от отца Черниговское княжество, Святослав Ярославич получал по завещанию и земли в Вятичах.
Уже при Ярославе Мудром возникли за Нерусью русские города Карачев, Дедеславль, Неренск, Лопасня, Свирельск… Многие селища и поселения средь дремучих лесов, на берегах прозрачных чистых рек и речушек.
Одно из них, Бодева, раскинулось в верховьях реки Навлы, широко и привольно. Считалось, что сели тут русские люди ещё при Владимире Красно Солнышко, будучи поклонниками старой русской веры.
Многие из тех землепроходцев, не желая от меча принимать новую веру, двинулись далее, к северу, уходя прочь от вторгшегося в Вятичи с крестом и копьём великого воителя Добрыни, на реки Нерету, Протву, Лопасню и даже вовсе недоступную Москову.
При Ярославе Мудром возникшие там городища, сёла и заимки по своей охоте помалу принимали Христову веру, платили исправно дани киевскому князю и сами взимали по договорённости с вятичей.
Мирное вселение в родственную славянскую семью незаметно, но верно лепило особый на Руси народ, помнящий и свято хранящий не токмо своё давнее, но и былое вятичей. Удивительные предания возникали тут, переложенные в слово письменное. Сюда, в лесные схороны, сносила древняя Русь первые книги и летописи, писанные порою на никому уже не ведомом языке прапраславян, на санскрите и пракрите, на греческом, латинянском и многих других, кои жили в мире и кои ведал мудрый русский книгознатец.
Стремление Всеволода Ярославича переиначить подлинную историю Руси, подхваченное и расширенное до всегосударственного размаха Владимиром Мономахом, породило мощное переселение книг на Север, предвосхитившее почти на два века исход русских людей из южных пределов Руси, из Великой Киевской, Владимирской и Галицкой земель.
Бодева встретило походников не враждебно, но с опаской. С последнего посещения селища Олегом Святославичем утекло немало времени. И вот уже не менее как пять лет не платили бодевские дани. Жили в большом достатке, своим хозяйством, хваля Бога, что забыл о них весь сущий мир, общаясь только с себе подобными поселениями, высватывая невест и отдавая своих не только в русские семьи, но и вятичам, что нет-нет, да возникали в сватье из глухих медвежьих углов. Выйти в вятичи, взять от них жениха либо невесту считалось у бодевских делом добрым.
98
Неть – небытие.
99
Взялись въемки – взялись бороться.
100
Чаруси – непроходимые болотные топи.
101
Покати – покатый склон, косогорье.
102
Табала – глухой лес.
103
Русское море – Чёрное море.