Страница 12 из 24
Пока усатые эллины воевали с османами, мода примиряла греческий стиль с турецким, и получалось неплохо. Из турецкого бархата, к примеру, шили берет и украшали его «в греческом вкусе», то есть гирляндами золотой мишуры. Или могли надеть увесистый «османский» тюрбан из атласа «наваринско-голубого» оттенка. Столичные денди ловко смешивали османские и греческие мотивы даже в домашнем костюме. «Для мужчин мода на шлафроки[106] столь утвердилась, – отмечала «Молва», – что изобретены нарочно материи и узоры. Шали более всего к тому пригодны – пунцовые, голубые, зеленые, с турецкими пальмами или китайскими разводами»[107]. Эти шлафроки, очень похожие на османские халаты, рекомендовали носить с греческой шапочкой: «Из белого кашемира, вышитая золотом», а также туфлями-мюлями, «вышитыми по белой земле золотыми букетами».
Турция оставалась популярной и сама по себе, без острых греко-повстанческих ноток. Дамы носили «турецкие плащи» из кашемира, с рукавами и двойной пелериной, украшенной вышивкой, а также пальто из турецкой шали с меховой опушкой. Завершившаяся война с османами и начавшийся поход французов в Алжир возбудили интерес к храбрым и злым мамелюкам из баснословных времен Бонапарта. В их честь были названы рукава особого кроя: «Первый тип – очень широкие от плеча до кисти, поддерживающиеся цепочкой. Другой тип – разделенный на два буфа браслеткой на локте. Третий вид мамелюка – рукава, чрезвычайно широки кверху, разделяются пятью узкими застежками от локтя до кисти»[108].
Кстати, шлафроки в османском вкусе, столь полюбившиеся мужчинам, носили и дамы. Эти стеганые халаты стали особенно популярны незадолго до Восточной войны. Светское издание отмечало: «Еще благороднее и совершенно аристократичнее накинуть на себя шлафрок темный бархатный, подложенный белым атласом или белой материей с голубым отливом; подкладка образует у корсажа на полах и на рукавах широкие отвороты, мелко простеганные на легкой вате; вместо кушака – шелковый снур с богатыми кистями. Белые подкладки на отворотах стегают теперь красным шелком… Разумеется, если подкладка имеет голубой отлив, то и клетки и узор стегать нужно голубым шелком»[109].
Османские мотивы стали тогда особенно актуальны в ювелирном искусстве. Носили, к примеру, турецкие серьги: «Из золотых полумесяцев, на которых висят по три дрожащих, золотых груши»[110]. Гремели и «сердечной неволей»: «Новые браслеты, соединенные цепочкой с кольцом: эти браслеты вывозят из Одессы; они бывают железные и золотые; замок у них утвержден сердечком, которое отпирают маленьким ключиком»[111].
Среди молодых франтов распространилась мода на ловкие фески с кисточкой или бахромой по глазам, их носили дома, обыкновенно нарядившись в безразмерный восточный халат и шаровары какого-нибудь «эдакого» оттенка. Их привозили из Турции через южные русские губернии, но их также шили в России по османским образцам. Стоили такие дешевле. Федотовский завтракающий аристократ тоже попал под обаяние османского стиля. Художник изобразил его в широченных красных шароварах цвета «турецкий красный», мюлях с загнутыми носками, халате и пестрой шапочке-«мурмолке»[112].
Адрианопольский мирный договор 1829 года, а также Константинопольский торговый договор 1846 года обеспечили не только турецкое присутствие на русском модном рынке, но и дали возможность нашим купцам беспрепятственно торговать с Портой. Их корабли не подвергались внутреннему досмотру и могли свободно ходить по Босфору. Была оставлена неизменной лояльная 3 %-ная пошлина за товар, ввозимый из России в Османскую империю. Торговля развивалась вполне успешно до начала Крымской войны. Особенно популярными были турецкие шелка и шерсть, о чем периодически сообщали модные издания. К примеру, в сороковые годы столичная публика увлекалась бархатами: «Из числа материй для прогулок самыми приличными почитаются оттоманские бархаты зеленых цветов – между зелеными же самый модный vert-chou (зеленый капустный. – О. X.)… а также бархаты серых цветов»[113].
Цены на многие турецкие товары, особенно модные, оставались весьма высокими, впрочем, как и спрос на них. Потому в 1820-е и особенно в 1830-е годы русские фабриканты предложили производить отечественные аналоги. Они, конечно, уступали качеством, но стоили меньше и в целом соответствовали модным тенденциям. В 1824 году именитый московский туз-фабрикант Федор Гучков «сработал» шаль на манер турецкой, и первый образец был тут же представлен генерал-губернатору, князю Дмитрию Голицыну. Тот от удовольствия даже языком цокнул: шаль была и впрямь хороша, искрилась и переливалась в руках вельможи, словно смирнская. Губернатор ее тут же купил для своей престарелой мамаши, а Гучкову высказал высочайшее благоволение и велел сработать таких поболе, дабы сими изделиями стяжать славу российской промышленности. Гучков тут же выпустил и в мгновение продал 10 штук первого разбора и около сотни второго[114].
В 1826 году из Франции приехал господин Попортье, текстильный фабрикант, чтобы лично отсмотреть образцы шалей Гучкова. Остался ими доволен и уехал обеспокоенный: ведь Россия теперь становилась конкурентом. В выгодное предприятие по изготовлению шалей включились и другие московские промышленники. Ефим Федорович Глушнев даже сумел «изобресть ткани шалей на Жаккардовой машине, что подало возможность выпускать изделия несравненно лучшей доброты»[115]. Так, по крайней мере, уверяли журналы.
Чиновник Розанов, служивший в Закавказском обществе поощрения сельской и мануфактурной промышленности, в 1834 году предложил фабрикантам начать производство копий турецких материй и сбывать их жителям южнорусских губерний по ценам ниже турецких. Его поддержали два москвича, мануфактур-советник Рогожин и купец Прохоров, «изъявившие желание заняться приготовлением означенных материй»[116].
В конце 1820-х годов стали популярны шали, производимые на петербургской фабрике Настасьи Андреевны Шишкиной. По мнению журналистов, они «как в полотне, так и в колерах не уступают турецким и принадлежат к первоклассным изделиям». Описание и цены псевдотурецких и псевдокашмирских шалей фабрики Шишкиной, а также любопытную заметку о ней 1830 года провожу в Приложении № 2.
Эта кампания, отвлекающий маневр хитрейших англичан, была ознаменована взятием в 1827 году русской армией Эривани и Тавриза, подписанием в 1828 году Туркмайчайского мирного договора, составленного Александром Грибоедовым, и иранскими мотивами, проникшими в русский костюм в конце двадцатых – начале тридцатых годов.
В конце 1820-х во Франции и в России появились высокие шапки из черной мерлушки, с верхом из красного казимира и с золотыми прошивками. «Кажется, что это те самые, безобразные и нелепые шапки, которые в Москве называют Эриванскими и которые теперь перешли на головы подьячих, лихих студентов и щеголей-лакеев»[117], – комментировал «Московский телеграф».
В Персии их именовали «колах» и носили с повседневной одеждой, хотя живописные блесткие златопарчовые наряды династии Каджаров едва можно так называть. «Колах» во время войны пришлись в пору нашим офицерам. После Туркмайчайского договора проворные дельцы, не теряя времени, набили ими мешки и стали торговать в приграничных городках, превратив «колах» в символы русской победы над Персией. А потом, в 1829 году, после дикой резни в русском посольстве в Тегеране, Фетх Али-шах отправил внука и всю расписную иранскую рать в Петербург с извинениями и богатыми подарками, в том числе знаменитым алмазом «Шах», компенсацией за растерзанного Грибоедова.
106
Дневное мужское домашнее платье, халат.
107
Молва, № 63. – С. 252.
108
Галатея, 1830, № 30.
109
Моды // Библиотека для чтения, 1851. Т. 105, вып. 1. – С. 8–9.
110
Московский телеграф, 1829, ч. 26. – С. 509.
111
Московский телеграф, 1828, ч. 21. – С. 558–559.
112
Подробное описание костюма и предметов быта на картине «Завтрак аристократа» см.: Кирсанова P. М. Павел Андреевич Федотов. Комментарий к живописному тексту. – М., 2006. – С. 92–123.
113
Моды // Библиотека для чтения. Т. 49, 1841. – С. 59.
114
Отечественные записки, 1828. Ч. 32. – С. 164.
115
Там же. С. 165.
116
Журнал мануфактур и торговли, № 1, 1834. – С. 36.
117
Московский телеграф, 1829, ч. 30. – С. 520.