Песня моей души

- А ты куда идёшь?

- В столицу.

В столицу-то мне как раз и не следовало идти. Вот только отчаяние и усталость от жизни подтолкнули меня на странный поступок.

- А… ты можешь проводить меня до Среднего города?

Он задумчиво взъерошил свои грязные волосы. Потом проворчал:

- Если ты дашь мне очень большой кусок хлеба. Противно идти голодному, без еды, когда рядом кто-то чего-то жуёт. А коренья жрать уже не могу.

Достаю краюху, отламываю половину и протягиваю ему

- Договорились, - мужчина схватил хлеб и вцепился в него зубами, первые куски проглотил, почти не жуя.

Похоже, не ел целый день или больше. Или и в правду жевать коренья да травы опротивело.

Он съел только половину своей оплаты, а оставшееся предусмотрительно спрятал за пазуху. И… не пытался у меня мою сумку отобрать! Неужели, мне повезло? И хотя бы несколько часов спокойствия с защитником рядом будет?

Мы прошли час или два, не обронив ни единого слова. Мой нежданный спутник внимательно прислушивался и посматривал по сторонам. На мне взгляд незнакомца не останавливался, равнодушно скользил дальше. Отсутствие интереса ко мне немного успокаивало. Надеюсь, таким же равнодушным он будет всё время, пока мы не дойдём до Среднего города.

- Ого, ту землянику ещё не оборвали! – внезапно заметил мужчина и повернул в противоположную от дороги сторону.

Когда увидела много маленьких светло-красных и тёмных перезрелых ягод, не удержалась от радостного вскрика.

- У тебя, подозреваю, еды ещё много есть, а у меня только остатки от твоего хлеба, - пробурчал мой защитник.

- Так что, мне и горсть не нарвать?

Он сначала мрачно-мрачно посмотрел на меня – я напряглась – потом задорно мне подмигнул:

- Охота началась. Кто успел – тот и съел! – он присел, достал из кармана штанов большой и грязный платок, хотя и без соплей, а только в пыли дорожной, - Кстати, поторопись, курица. Я своей добычей делиться с тобой не буду.

Застигнутая внезапно этим новым оскорблением, да ещё и когда горсть аппетитных душистых ягод почти уже поднесла ко рту, горсть первую, сорвалась:

- Как хочешь, вредный свин.

Его пальцы разжались – и уже собранные ягоды провалилась в грязь под листьями.

- Что… что ты сказала?!

- Н-ничего, - поспешно отодвигаюсь.

Он, мрачно брови сдвинув, проворчал:

- Ты смотри, сопля, я оскорблений больше не прощу!

- Л-ладно, - отодвигаюсь ещё дальше.

Запуталась за ветку подолом, вскрикнула, упала. Запоздало поняла, что подол задрался, обнажая мои колени. Покраснев, села, оправила юбку. Он, как назло, на мои ноги посмотрел. Прикусил губу. Мрачно сжала в руках ветку.

- Какая ты воинственная, сопля! – ухмыльнулся он, - Да хватит зыркать-то! Я уже понял, что живой не дашься, а я потом шрамами от твоих когтей и зубов по всей шкуре буду щеголять! И хорошо, если глаза целыми будут. Короче, жри давай или собирай впрок.

Какое-то время собирала землянику в узелок из полотенца, оставленный магом мне вместе с едой и кувшином с молоком. Сначала незаметно наблюдала за мужчиной, потом начала посматривать на него всё реже и реже, торопливо разыскивая душистые ягоды.

Как-то незаметно он оказался на расстоянии одного локтя от меня, утащив земляничку, которую не успела сорвать я. Наши взгляды встретились. В карих глазах мелькнуло недовольство.

- Чего пялишься? Не эльф ведь! На мне цветов нет и трава не растёт! - проворчал мой спутник и начал обрывать ягоды у моей ладони.

Теперь внимательно рассмотрела незнакомца. Его грязные волосы, густые брови, подбородок, нос с горбинкой, щёки, плечи, руки. Он чем-то напоминал мне моего единственного друга. Прошло около десяти лет с того пожара. Да и вряд ли тот выбрался из пламени. Но… почему же я прислушалась к словам той женщины?

Заметив, что я его разглядываю, мой спутник собирался чего-то сказать, но я его опередила:

- На твоей левой руке есть шрам?

- Когда ты успела заметить? – недоумённо спросил мужчина.

Надо же, и у него на левой руке шрам!

- Всего лишь предположила.

Мой спутник собрался прямо по обобранным кустикам земляники отползти к другим ягодам, но я схватила его за рубашку.

- Покажи шрам!

- Чего ты ко мне прицепилась? – насмешливо сощурился, - Или мы уже где-то встречались? Но чем руки просить показывать, ты уж говори сразу, чтоб разделся совсем. Я – мужчина простой, намёки плохо понимаю.

- Я только спросила про шрам, - щёки мои запылали от стыда.

Он посмотрел на меня ещё более внимательно. Испытующе. Я не знала, куда деваться от стыда. Зачем вообще спросила?!

- Вот, посмотри и отстань! – сказал вдруг спутник мой, но голос не сердитым был, а будто растерянным.

Взгляд подняла на него. Он поднял рукав левый верхней светлой рубахи на плечо. И рукав нижней, светло-серой, стал закатываться. Но плотно прилег тот к телу. Тогда мужчина быстро распоясался – я торопливо поднялась, разбрызгивая ягоды и отступила торопливо, отчаянно нащупывая свою сумку. А он рубашку скинул верхнюю. И нижнюю, рукав раскатав обратно. Тело крепкое, мускулистое. И шрамов много. И… и светлая полоска, отчётливо проступавшая на загорелой коже. Полоска шрама тонкого, начинавшегося на пол ладони выше кисти и заканчивавшегося у середины локтя. Рядом с длинным шрамом был и другой, короткий.

Моя рука, державшая лямку сумки, задрожала. И та выпала из разжавшихся пальцев.

Тот шрам… когда мой друг меня от воинов выпивших выхватил. И лезвие кинжала одного прошлось по его руке. Мы едва убежали в тот день. И он лежал, истекая кровью, а я страшно волновалась, что он совсем перейдёт Грань. И, плача, отрывала ткань от подола моего, но подола бы не хватило, чтобы руку всю ему обмотать. Да и он сердито за запястье меня схватил, остановил. «Не надо, - сказал, - Береги свою честь, сопля». Тогда я оторвала рукава от моего платья, чтобы раны ему перевязать. И два ужасных дня сидела подле него, покуда он боролся со слабостью за свою жизнь. Как я могла забыть тот шрам? Я не могла!

И эта встреча… внезапная эта встреча… Это… это случалось только в моих снах! В сладких-сладких снах. Редких. Но передо мной сейчас был не худой угловатый парнишка, а крепкий, широкоплечий мужчина, а шрам у обоих был одинаковый, как цвет глаз и, кажется, цвет волос. Цвет его волос из-за грязи было сложно определить точно. Робко, боясь поверить в случившееся чудо, тихо спросила его:

- Ромка?..

- Ты… – растерялся начал было мой спутник, потом вдруг улыбнулся невольно:

- Алинка?! Неужели, это ты?!

По моим щекам потекли слёзы. Метнулась к другу моему единственному, последнему близкому из оставшихся в моей жизни, обхватила его шею руками, уткнулась лицом в его грудь и зарыдала. Между всхлипами то и дело повторяла драгоценное имя:

- Ромка… Ромка…

Роман дал мне нареветься вволю, потом легонько щёлкнул меня по носу:

- И как в тебе столько воды уместилось, а, сопля моя ненаглядная?

Тут до меня с опозданием дошло, что он уже не прыщавый юноша, а зрелый мужчина, а я – смазливая фигуристая девица. И мои объятия друг может неправильно истолковать. Потому я его отпустила и отступила на шаг назад.

- И не мечтал, что снова встречу тебя по эту сторону Грани… - выдохнул он счастливо, потом смущённо прибавил, - Когда тебя разглядел, подумал вдруг, что моя козявка, если б выжила и выросла, могла бы стать такой же красивой как ты.

Теперь понятно, с чего он пытался ко мне навязаться. Хотя бы из памяти. Или ради еды только. Да, впрочем, это всё уже не важно. Он рядом! Живой он!!!

А он продолжил, в свойственной ему манере:

- Не ожидал, что попавшаяся на моём пути курица – это ты! Столько лет считал тебя погибшей! – ухмыльнулся, - Слушай, козявка, а я и не предполагал, что из тебя такая красавица получится.

Собиралась всерьёз на него обидится, но почему-то совершенно беззлобно и счастливо проворчала:

- Да пошёл бы ты в Снежные горы… вредный свин!