Страница 23 из 25
Ровно в полдень раздался с нашего корабля пушечный выстрел и на грот-брам-стеньге взвился гюйс. Это обозначало, что началось заседание суда особой комиссии. Подсудимых было 5 человек, обвинявшихся: четверо – в том, что не расходились из фронта и кричали «хлеба, хлеба», а пятый в том, что громко произнес фразу: «Командира и ревизора следует придушить». Свидетелей было человек 5–6 офицеров с командиром Родионовым во главе и 8 человек нижних чинов. Суд начался. Место – адмиральская столовая. За длинным столом посредине сел командир. По одну сторону его Лейтенант Храповицкий[115] и Никонов, по другую – Саткевич и Богданов[116]. За маленьким отдельным столиком сидел Сакеллари, а рядом с этим столиком сиротливо на стуле примостился я.
Проговорив обычную фразу: «Объявляю заседание суда открытым», после чего все сели, председатель приказал ввести подсудимых. Когда вслед за приходом подсудимых, прочитав им, в чем их обвиняют, председатель спросил, признают ли они себя виновными, все отвечали, что не признают. Тогда началась скучная история: записывание имени, отчества, фамилии, вероисповедания и т. д. Затем введены были мною свидетели и перед стоявшим тут же аналоем начали принимать присягу, причем, я вздохнул облегченно, когда они кончили, ибо наш о. Паисий[117] не читал, а прямо выжимал из себя слова присяги, которые за ним повторяли все свидетели. Когда присяга кончилась, все свидетели были удалены, кроме командира «Нахимова» капитана 1 ранга Родионова, который, подходя к столу и стоя навытяжку, отвечал на те же вопросы, которые задавали и подсудимым, т. е. о имени, фамилии, летах и т. д., после чего начал пространный рассказ о происшедшем.
Мне было жалко смотреть на старика, который стоял навытяжку, тогда как перед ним сидели лейтенанты и даже мичмана. Допрос свидетелей продолжался более 3-х часов и видимо всех утомил. Из свидетельских показаний я вынес следующее впечатление: преступность ни одного из подсудимых не была доказана. Фразу «командира и ревизора следует придушить» слышал лишь один вахтенный мичман, другие же свидетели показали, что они слышали фразу: «Командиру и ревизору следует это внушить». О присутствии во фронте двух из обвиняющихся в крике «хлеба, хлеба» не показал никто, а против двух других показали лишь боцмана, сказавшие, что они узнали их голоса во фронте. Это довольно сомнительно, ибо очень трудно из 600 человек различить отдельно чьи-либо [голоса]. Итак, когда суд приступил к составлению приговора, у него имелись вышеизложенные данные. К этому времени, как подсудимые, так и свидетели были удалены из залы суда. Вышел и я с Ватсоном, т. к. и мы не имели права присутствовать при составлении приговора.
Я с большими интересом ждал конца совещания, которое продолжалось довольно долго, и лишь в 6-м часу я получил приказание ввести подсудимых и пропустить всех желающих, ибо приговор читается при открытых дверях. Когда введены были подсудимые, все встали и председатель начал читать краткий приговор. Все пятеро обвиняются в оном же, в чем обвинялись и до суда, причем, применяя законы военного времени по статье такой-то и такой-то, первый, т. е. обвинявшийся в произнесении фразы: «Командира и ревизора следует придушить», приговаривается к аресту на 7 недель на хлеб и на воду. Затем следующие двое, против которых не показал никто из свидетелей, за недостаточностью улик считаются по суду оправданными, а двое последних, против которых показали боцмана, что слышали их голоса, приговариваются к лишению всех прав состояния и ссылке в каторжные работы на 4 года каждый.
Этот последний приговор меня ужасно поразил: я считал первого, предлагавшего так просто поступить с ревизором и командиром, гораздо более виновным, чем эти двое последних и заслуживающих сугубого наказания, а оказалось наоборот. Подсудимые выслушали приговор довольно равнодушно, чему, впрочем, немало помогло то обстоятельство, что они очень мало поняли из того, что им читали. Так, например, когда они вышли назад, и я за ними их проводить, то приговоренные к каторжным работам обратились ко мне с вопросом, как, мол, это понять: сначала оправдали, а потом приговорили к каторжным работам. Я чувствовал себя очень скверно и, запинаясь, объяснил им, что оправданы первые двое, а они и не думали быть оправданными, вслед за этим я поспешил ретироваться, ибо мне теперь уже была очень неприятна моя обязанность. Гюйс спустили, и подсудимые вскоре разошлись по своим карцерам, не исключая и оправданных, не могущих быть выпущенными до утверждения приговора адмиралом.
Этот день внес некоторое разнообразие в нашу жизнь, а затем снова потекли скучные, жаркие до полного изнеможения, дни. Раза два-три в воскресенье приглашали сестер и устраивали обед с музыкой, приглашенной с «Бородино». Еще реже ездим на берег. Пришел на днях «Иртыш» и вместо ожидаемой громадной почты привез несколько жалких писем. В последние дни из России стали приходить скверные слухи. Из разных источников узнавались подробности громадных беспорядков.
Из Маньчжурии вести были еще хуже, а в последнее время говорится о полном поражении Куропаткина. На эскадре все как-то приуныло. Как вдруг по ней прошел словно электрический ток: все встрепенулось, «на днях уходим», пронеслось как молния по эскадре и апатии как не бывало. Деятельная приемка материалов, спешная погрузка угля, все, действительно, указывало на скорый уход. И вот, наконец, сегодня это «на днях» превратилось в завтрашний день, в чем уже нет никакого сомнения, ибо был сигнал по всей эскадре: «Завтра к полдню иметь разведенными пары». На продолжительность же нашего похода указывает приказание «отвязать сети». Итак, уходим. Что заставило адмирала принять, наконец, это решение, неизвестно. Говорят, что он получил из России разрешение действовать по собственному усмотрению, но я думаю, что просто ввиду скверного положения на сухопутном театре войны, адмирал спешит прийти во Владивосток до осады его с суши, как бы там ни было, во всяком случае, уходим. Слава Богу!
3 марта
Сегодня счастливый день. Наконец-таки покинули очертевший Носси-Бе. В 2 часа 30 минут дня на «Суворове» взвился сигнал «сняться с якоря» и через 5–10 минут вся масса кораблей уже медленно выползала из рейда, занимая свои места в походном строю. Вечером, когда стемнело, от одного края горизонта до другого потянулся ряд огней, целый город, да и только. Интересно перечислить идущие корабли, – это, наверное, единственный пример со времени существования парового флота, совместное передвижение такого громадного количества кораблей. Итак, в данный момент в строю находятся эскадренные броненосцы: «Князь Суворов», «Александр III», «Бородино», «Орел», «Ослябя» (флаг Фелькерзама), «Сисой Великий», «Наварин»; крейсера 1 ранга: «Нахимов», «Олег», «Аврора», «Дмитрий Донской», «Светлана»; крейсера 2 ранга: «Алмаз» (флаг Энквиста), «Жемчуг», «Изумруд»; «экзотические» крейсера: «Рион», «Днепр», «Кубань», «Терек», «Урал»; миноносцы: «Бедовый», «Буйный», «Бравый», «Быстрый», «Блестящий», «Бодрый», «Безупречный», «Грозный», «Громкий»; транспорты: «Анадырь», «Иртыш», «Китай», «Корея», «Князь Горчаков», «Метеор», «Юпитер», «Меркурий», «Киев», «Владимир», «Воронеж», «Ярославль», «Тамбов»; мастерская «Камчатка»; буксирный и спасательный пароход «Русь»; госпитальное судно «Орел», да еще пароход-рефрижератор Гинсбурга – итого 46 вымпелов. А как подумаешь, что из этих 46 судов и десятка не наберется страшных для японцев, как-то обидно становится.
Индейский океан. 4 марта
В ночь на сегодня с «Киева» получена была телеграмма, что матрос бросился в воду и утонул. Около полудня обогнули северную оконечность острова Мадагаскара и легли на NO 69°. Курс ведет прямо к Малакскому проливу, но рандеву еще адмирал не показывал. Часа в 3 дня с «Жемчуга» упал за борт матрос. Очень быстро была опущена двойка, за двойкой вельбот и матрос был выловлен. Погода тихая, зыбь.
115
Храповицкий Николай Сергеевич (1868–1904). Окончил МКК (1889). Лейтенант (1895). Состоял в Гвардейском экипаже. Вахтенный начальник броненосца «Император Александр III». Погиб в Цусимском сражении. – К.Н.
116
Богданов 1-й Николай Иванович (1870–1905). Окончил МКК (1891). Лейтенант (1896). Минный офицер 1 разряда. Старший минный офицер броненосца «Князь Суворов». Погиб в Цусимском сражении. – К.Н.
117
Судовой священник «Орла». – К.Н.