Полет сокола

Было половина десятого. После долгого путешествия синьора, вероятно, будет утром дома -- десять часов, пожалуй, самое подходящее время для визита. Я свернул на виа Сан Мартино и стал подниматься по холму к виа деи Соньи. Солнце уже грело вовсю, на небе не было ни облачка. День обещал быть из тех, что я помнил с детства: далекие склоны и долины сверкают в голубоватой знойной дымке, и Руффано, гордо высящийся на двух холмах, властвует над лежащим внизу миром.

Я подошел к калитке в стене нашего старого сада, прошел к двери дома и позвонил. Дверь открыла уже знакомая мне девушка. Она тоже меня узнала.

-- Могу я увидеть синьору? -- спросил я.

На лице девушки отразилось сомнение, и она сказала нечто вроде того, что синьора занята, -- она и профессор Бутали только вчера поздно вечером вернулись из Рима.

-- Я знаю, -- сказал я. -- Но это очень срочно.

Девушка скрылась на верхней площадке лестницы, и я, оставшись ждать в холле, заметил, что атмосфера в доме снова изменилась. Куда девалось ощущение гнетущей пустоты, царившей здесь в понедельник утром. Она снова дома. Об этом говорили не только ее перчатки, лежащие на столике, пальто, брошенное на стул, но и витавший в холле едва уловимый аромат, знак ее присутствия. Только на сей раз она была не одна. Дом заключал в себе не только ее, отчего становился еще более таинственным, более соблазнительным и пробуждал в душе каждого посетителя, в том числе и моей, непонятное волнение -- теперь здесь находился и муж. Это был его дом, и он был хозяин. Палка в углу как некий тотем возвещала об этом миру. Пальто, шляпа, еще не разобранный чемодан, связки книг -- в доме чувствовался запах мужчины, чего не было раньше.

Девушка сбежала по лестнице, и за ней я услышал звук голосов, звук закрывающихся дверей.

-- Синьора сейчас спустится, -- сказала девушка. -- Прошу вас, входите.

Она провела меня в комнату слева от холла, в кабинет, где раньше была наша столовая. Здесь тоже все говорило о присутствии мужа. Портфель на письменном столе, книги, письма. И слабый, но вполне ощутимый запах сигары, выкуренной вечером после приезда, запах, еще не развеявшийся в утреннем воздухе.

Должно быть, я прождал больше десяти минут, покусывая костяшки пальцев, прежде чем услышал на лестнице ее шаги. Меня охватила паника. Я не знал, как и что сказать. Она вошла в комнату. При виде меня на ее лице, все еще измученном и усталом -- казалось, она постарела за эти четыре дня, -- но вместе с тем горящем нетерпением, отразились разочарование и удивление.

-- Бео! -- воскликнула она. -- Я думала, это Альдо... -- Затем, быстро справившись со своими чувствами, она подошла и протянула мне руку. -- Вы должны меня извинить, -- сказала она. -- Я сама не знаю, что делаю. Глупая девочка сказала мне: , и я в своем глупом нетерпении... -- Она не потрудилась закончить фразу. Я понял. В ее глупом нетерпении , мог означать лишь одного- единственного мужчину. И отнюдь не меня.

-- Мне нечего вам прощать, синьора, -- сказал я. -- Напротив, мне следует перед вами извиниться. Я услышал от Джакопо, что вы и ваш муж дома, что вы вернулись поздно вечером, и я не посмел бы беспокоить вас в первое же утро и в столь ранний час, не будь дело таким срочным.

-- Срочным? -- повторила она.

В музыкальной комнате наверху зазвонил телефон.

У нее вырвался раздраженный возглас, и, почти шепотом извинившись, она собиралась выйти из комнаты, когда услышала над головой медленные шаги. Телефонные звонки смолкли, и до нас донеслись приглушенные звуки мужского голоса.

-- Произошло именно то, чего я так не хотела, -- сказала она мне. -Стоит моему мужу начать подходить к телефону и разговаривать сперва с одним, потом с другим... -- Она не договорила и стала прислушиваться, но сверху почти ничего не было слышно. -- Бесполезно, -- она пожала плечами. -- Он снял трубку, и я ничего не могу сделать.

Мне было тяжело сознавать, что я доставляю ей неприятности. Более неподходящее время для визита трудно было бы выбрать. Темные круги у нее под глазами говорили об усталости и нервном напряжении. В воскресенье вечером их не было. В воскресенье вечером весь окружающий ее мир мог бы погибнуть.

-- Как ректор? -- спросил я.

Она вздохнула.

-- Настолько хорошо, насколько это возможно в подобных обстоятельствах. То, что случилось в начале недели, было для него настоящим ударом. Но вам уже известно... -- Она вспыхнула, и краска пятнами залила ее от природы бледное лицо. -- Ведь именно с вами я разговаривала во вторник вечером, -сказала она. -- Альдо мне сказал. Он потом мне звонил.

-- За это я тоже должен принести вам свои извинения, -- сказал я. -- То есть за то, что положил трубку. Я не хотел вас смущать.

Она перебирала письма на столе и стояла спиной ко мне. По ее жесту я понял, что продолжение этой темы было бы нежелательно. Моя миссия стала еще более затруднительной.

-- Вы говорили, -- сказала она, -- что имеете сообщить мне нечто срочное?

Голос наверху стал звучать громче. Слов мы не могли разобрать, но было совершенно очевидно, что начался долгий разговор.

-- Наверное, мне стоит подняться наверх, -- озабоченно сказала она. -За последние дни столько всего произошло. Профессор Элиа...

-- Значит, вы уже слышали? -- спросил я.

Она всплеснула руками и стала ходить взад-вперед по комнате.

-- Сегодня утром в первом же телефонном звонке мужу представили крайне преувеличенный отчет о том, что случилось во вторник вечером, -- ответила она. -- Он узнал об этом не от самого профессора Элиа и не от профессора Риццио, а от одного из сплетников, которыми кишит это место. Но как бы то ни было, вред причинен. Муж страшно расстроен. Немного позднее сюда собирается прийти ваш брат, чтобы все ему объяснить и хоть немного успокоить.

-- Синьора, -- сказал я, -- как раз об Альдо я и пришел поговорить с вами.

Она вся напряглась, и ее лицо превратилось в маску. Лишь глаза предательски выдавали ее волнение.

-- О чем именно? -- спросила она.

-- Фестиваль, -- начал я. -- Я слышал, как брат говорил со студентами о фестивале. Он стал для них такой же реальностью, как и для него, что очень опасно. Я думаю, фестиваль надо отменить.

Беспокойство исчезло из ее глаз. Она улыбнулась.