Человек, которого нет

Подурачились с приятелем, наговорили придуманных на ходу забавок, посмеялись. И тут оказалось, что я чего-то не знаю. Моментально внутри меня разгорелось возмущение, пополам чуть ли не с ужасом и презрением. Как я мог признать, что не знаю чего-то! Я попал впросак, выгляжу смешно!

Невыносимый стыд и злость на себя.

А я всего лишь перечитал отчеты о сессиях "про детство", и вот какой эффект.

Я в полном восторге. Это уж точно не "её".

Неприятное следствие: опасаюсь, не был ли я тогда надутым идиотом.

In Treatment: Чтобы папа был доволен

- И вот я думаю, - спрашивает он Анну, - на что еще я могу нарваться, чтобы папа был доволен? Я испугался. Не ищу ли я себе приключений на... голову, чтобы добиться благосклонности папы?

- Позволь мне быть с тобой откровенной, - твердо отвечает Анна. - Ты ищешь приключений.

- Но я же ничего такого не делаю?

- А история твоей учебы?

- Да я же ничего не делал... такого.

- Вот здесь и проявляется это несхождение. Ты думаешь о себе, как о тихом и незаметном. Но давай оставаться в рамках феноменологического подхода. Ты пришел в институт... и что случилось?

- Да я всего-навсего учиться хотел!.. Я не собирался бунтовать или устраивать им ликбез.

Он задумывается ненадолго. Потом соглашается.

- Ну да. А сколько не идут учиться из-за этого же. Потому что понимают, что трансгендеру учиться не дадут. Или шифруются изо всех сил. А кто не шифруется - тот нарывается, угу.

- Говорю же, характер у тебя героический.

Разговоры на полях:

Лу пересказывает этот разговор партнеру, все еще недоумевая.

- Но что я такого сделал-то? Я ничего не делал вообще.

- А кто сагитировал всю поголовно учебную группу?..

- Да я не агитировал, я просто говорил о себе и... Черт. На глазах у тренеров. Невзирая на их сопротивление. Они же явно давали понять, что это не поддерживают и даже против этого. И вся группа же... целиком. Обращались ко мне в мужском роде, поддерживали меня и спрашивали тренеров, на каком основании мне отказано в сдаче экзамена. Черт.

- Тихий такой.

- А я просто учиться хотел... Вот так и ищу себе приключения. На ровном месте. Специально выбираю места поровнее - и ищу.

- И находишь ведь.

- А то!

Неокончательный диагноз: Монетка на память

Все началось с монетки. Даже не своей - чужой монетки и тихих слов: "Пятьдесят центов Эфиопии".

Вот так и было. 26 марта он увидел изображение монеты, а месяц спустя уже записывал в своем дневнике:

"Фиксирую сюда, чтобы не потерялось.

Сейчас, 23 апреля, во вторник, в 23.44.

Записав о разговоре с терапевтом, потом, позже, я все-таки пошел искать африканские, в частности - эфиопские заповедники и национальные парки. Сначала списки, годы основания.

Потом плюнул на это дело (мало информации, очень разрозненная, позже к этому вернусь) и стал просматривать фотографии, пейзажи эфиопских заповедников. Даже особо не вглядываясь, прокручивая картинки в выдаче Яндекса.

И что-то так... даже плакать захотелось, но грусть такая скорее светлая. Вроде ностальгии. И еще что-то.

Даже не слезы, а тянущий комок под горлом, ниже, ближе к ключицам, между ключиц.

Горький прерывистый вздох".

Почти месяц он крутил в голове эту монету, вид ее, мысли о ней. Сначала о том, что монета была у Кима. И не мог ли Хорхе привезти ему африканскую монету в качестве сувенира. Моряки всегда привозят всякое, делился он соображениями со своим другом. Угу, отвечал друг, привозят... потом и не вылечишь. Смеялись.

Но про монету думалось так неотвязно и так напряженно, что волей-неволей Лу начинал пробовать другие предположения: а если не сувенир? И привез не Хорхе, а он сам, и - опознавательный знак? Пароль? Монета со львом, пятьдесят центов Эфиопии. Не был ли Ким связным? Когда, с кем?

Думал об Африке в шестидесятых - кого и чего только там не было. Думал о тренировочном лагере, замаскированном под охрану заповедника, например. Отмахивался. Вышучивал. Отказывался принимать это даже за рабочую гипотезу, ни вот на столько...

"Но сегодня меня что-то накрыло ностальгией по Африке. До сих пор я за собой этого не замечал. С тех, пор, как я думаю о заповедниках, Африка все ближе".

28 апреля, в соответствии с расписанием, он отправился на очередную встречу с М.

Харонавтика: "Маленькие дети, ни за что на свете..."

Сессия N14, 28 апреля 2013

Он был очень собран и готов.

- К чему готов? - спросила М.

- К работе. И куда бы мы ни пошли, я готов. У меня есть на что опереться.

Он сказал, что это так хорошо, опять прийти сюда целым, полным - восполненным. Страха нет, есть готовность встретиться с чем угодно и стоять, и выстоять. Есть на что опереться. Он показал, где эта опора внутри него - мышцы верхней части живота, подобранные, упругие, сильные. Он вспомнил, как однажды в сессии со своим терапевтом обнаружил, что там хранится его достоинство. Они тогда говорили об этом его странном опыте, об этих "незаконных" воспоминаниях. Сейчас он чувствовал опору в том же месте, это было удивительно и узнаваемо.

И он захотел рассказать об Африке. О фотографиях, которые просматривал, о том, что с ним при этом происходило, что он чувствовал. О тех мыслях, из-за которых стал интересоваться африканскими заповедниками. Сказал, что одна из фотографий до сих пор перед глазами, что он так и не смог закрыть страницу с ней, уже несколько дней возвращается и смотрит, просто смотрит. Никаких определенных ассоциаций, просто хочется смотреть на нее...

- Смотри на нее, - сказала М.

Он не чувствовал ничего, кроме растерянности.

- Чувствуй растерянность, следи за "отверткой", смотри на ту свою картинку. Здесь мы учимся расщепляться управляемо, чтобы не расщепляться вдруг, не рассыпаться неожиданно. А делать это тогда, когда нужно.

Он в ответ усмехнулся:

- Похоже!

- Похоже на что?

- На обучение. На то обучение, там, тогда.

Потому что правда - похоже, было такое чувство. Когда М. сказала, что он одновременно здесь и там, он понял, что уже не смотрит на ту картинку размером с пол-ладони, светящуюся на мониторе, а что он правда там. Хотя картина была совсем другой. Вместо широкой светлой равнины с горами на горизонте он обнаружил себя в лесу. Передним зеленая листва, он не очень различает отдельные листья, но они, кажется, крупные, широкие. Очень зеленые, густого цвета, в основном темные. Они впереди и вокруг, но более-менее отчетливо он видел их перед собой. Как будто куст у ствола высокого дерева, одного из многих вокруг.

М. сказала: ты выглядишь усталым.

- Не хочу... Боюсь что-то напридумывать.

- Не придумывай. Смотри.

Это было сложно. Он чувствовал, как меняется что-то внутри, состояние, с которым он сел на диван, перетекает во что-то другое. Настроение... вся тональность. Как будто он младше себя нынешнего, и намного. Не просто моложе, а именно - младше, "молодой еще". В другой возрастной категории, в другой страте.

Он почувствовал испарину на лице. М. спросила, что - там жарко? Он удивился: а что, здесь не жарко? М. сказала, что нет.

- У тебя мокрая футболка, пятна подмышками, и ты дышишь так... пыхтишь и отдуваешься.

Он удивился еще больше: не замечал ни мокрой футболки, ни загнанного дыхания. Что он точно чувствовал, так это что сейчас-то он стоит, но долго стоять не дадут. Настроение было отличное. Никакой опасности, преследования и погони, нет, ничего такого. Тренировка. Длинный бег по тропе. Много силы и восторга, не щенячьего, а такого... постарше, но еще не взрослого.