Страница 15 из 19
Энтузиасты не раз сообщали о том, что видели, как животные обучают своих собратьев. Но подобная практика обычно должна соответствовать трем критериям, чтобы ее можно было считать обучением. Во-первых, учитель должен модифицировать свое поведение в присутствии неопытной или наивной особи. Во-вторых, учитель не извлекает из своих действий никакой непосредственной прибыли: более того, они могут даже требовать от него каких-то затрат. В-третьих, ученик при этом приобретает знания или умения быстрее, чем без таких уроков. Используя эти признаки, можно заключить, что культурные знания и навыки не передаются случайным образом, посредством простого копирования чужого поведения. И некоторые животные все-таки успешно проходят проверку по этим критериям.
Мы уже упоминали о взрослых птицах-шалашниках, дающих юным самцам родного сообщества полезные советы по части постройки шалаша. Как выясняется, среди некоторых муравьев тоже есть преподаватели: они помогают другим научиться отыскивать место для нового муравейника и даже оценивают, хорошо ли ученики усваивают материал. Первой птицей, о преподавательских способностях которой узнал человек, стала, по-видимому, пегая дроздовая тимелия: она издает определенные звуки, чтобы научить птенцов опознавать и находить те места, где есть корм. Но интереснее всего поведение сурикатов, которые учат своих детенышей правильно обращаться со скорпионами.
Алекс Торнтон из Кембриджа обнаружил эту модель поведения в пустыне Калахари{57}, на территории ЮАР. Сурикаты охотятся поодиночке, так что подрастающее поколение не таскается за взрослым охотником в попытке научиться его ремеслу. Вместо этого взрослые приносят пищу домой. Вначале детям дают мертвую добычу. Когда же они успешно осваивают приемы обращения с ней, родители меняют стратегию. К примеру, безопасное обращение со скорпионами – штука непростая. Детям отдают скорпиона живьем (удалив жало), чтобы они научились убивать и есть такую добычу. Когда они освоят и это, родители перестают удалять жало, предоставив подрастающим детенышам самим справляться с опасностью. Вероятно, для взрослых это немного утомительно: им приходится торчать рядом, пока дети борются с добычей, и снова ловить ее, если молодежь упустит пленника. Однако в конце концов терпеливых учителей ждет награда – большая группа умелых охотников.
Все эти явления – личность, культура, обучение – подводят нас к неизбежному заключению: наши возможности представляют собой лишь часть широкого спектра талантов, свойственных живым существам, обитателям нашей планеты. Мы вовсе не что-то отдельное. Конечно, человеческая культура неизмеримо богаче по сравнению с культурой каких бы то ни было животных, к тому же она изменяет Землю самыми различными путями: мы лишь сейчас начинаем по-настоящему понимать влияние человека и его деятельности на наш мир.
Главное различие между нами и остальным миром – тот шаг, который резко отделил коммуникацию животных от человеческого языка. Мы толком не знаем, как и почему возникла эта пропасть. Стивен Пинкер в своем «Языковом инстинкте» замечает{58}: «Первые шаги в сторону развития языка – настоящая загадка».
К тому же раньше это считалось табуированной темой в некоторых научных кругах. Так, в 1866 году Парижское лингвистическое общество официально внесло запрет на обсуждение языковой эволюции{59} во вторую статью своей учредительной декларации. Представляется уместным воспроизвести этот текст в оригинале: «La Société n’admet aucune communication concernant, soit l’origine du langage, soit la création d’une langue universelle» («Общество не дозволяет никаких дискуссий, касающихся происхождения языка или создания универсального языка»). Иными словами, vive la différence (да здравствуют различия): человеческий язык и уникален, и разнообразен, а больше вам знать ничего не надо.
И хотя парижский запрет отнюдь не обрел международного статуса, все современные исследователи языка вроде бы склонны полагать: он более века оказывал колоссальное влияние на мировую науку, поскольку видные лингвисты решили тогда не иметь дела с биологами и антропологами, выступая резко против идеи, согласно которой между животной и человеческой коммуникацией может существовать какое-то промежуточное звено.
Этот разрыв лишь усугубил Фридрих Макс Мюллер{60}, оксфордский профессор лингвистики, ополчившийся на дарвиновскую теорию естественного отбора, которая в ту пору только-только появилась. Дарвин опубликовал свою теорию в 1859 году, а два года спустя Мюллер прочел в Королевском институте Великобритании серию «Лекций о языкознании», в которых всячески высмеивал идею о том, что развитие коммуникации между животными могло каким-то образом привести к появлению человеческого языка. Язык, заявлял он, «есть тот рубикон, который отделяет человека от зверя, и ни одно животное никогда не сумеет его пересечь… Наука о языке еще позволит нам противостоять натиску радикальных теорий дарвинистов и провести четкую и прочную границу между человеком и тварью».
Существование этого рубикона можно объяснить физиологическими причинами. Горло у нас располагается в нижней части гортани, а наша глотка глубокая. Из-за такого положения горла мы – единственные животные, не способные одновременно дышать и глотать. Что это – эволюционное преимущество или недостаток? Специалисты не пришли к единому мнению. Это просто факт. Именно он позволяет нам издавать звуки, недоступные для других животных. Но дело не только в том, что воздух, проходя через нашу гортань, позволяет нам производить уникальный диапазон акустических колебаний. Тут задействован наш мозг, а главное – наше сознание. Что дает нам возможность представлять абстрактные идеи словами, играть ими, громоздить их друг на друга, швырять их хитроумные сплетения нашим собратьям, да так, что нас почти всегда прекрасно понимают?
Именно эта относительно новая (в эволюционных масштабах) способность дала Мартину Новаку основания заявить{61}: «Язык – самое интересное, что появилось в ходе эволюции за последние несколько сотен миллионов лет». По его мнению, это изменило и правила самой эволюции. Когда-то информация передавалась лишь генетически, но благодаря языку мы обрели возможность накапливать и хранить знания, сообщать их потомкам и ускорять процесс нашего изменения. Язык позволил ставить и решать сложные интеллектуальные задачи, так что мы в конце концов сумели усилить свои возможности с помощью компьютеров, научились предотвращать и лечить болезни, которые иначе давно бы выкосили почти все человечество, и кардинально менять лик планеты, на которой существует и действует наш вид. Если мы уникальны, так это из-за случайного появления языка.
Но даже если не брать в расчет лингвистических талантов, мы все равно воспринимаем себя как нечто неизмеримо высшее по отношению к прочим животным. Однако это очень рискованный подход. Ведь, что ни говори, распространение нашей культуры привело нас ко многим заблуждениям и опасным расколам. Биолог Э. О. Уилсон четко формулирует проблему{62}: «Вопреки популярному мнению, демоны и боги не бьются за союз с нами. Мы сами себя сделали, мы независимы, одиноки и непрочны. Понимание себя – вот что необходимо для выживания в долгосрочной перспективе как для отдельной особи, так и для вида в целом».
Этот процесс постижения себя подразумевает, в частности, смиренное признание того, что мы – лишь одна из составляющих экосистемы: иными словами, мы находимся во взаимосвязи и взаимозависимости с другими видами и качественно от них не отличаемся. Имея это в виду, перейдем к вопросу о противоречивой практике смешивания человеческого и животного материала. Как вы относитесь к созданию химер?
57
…обнаружил эту модель поведения в пустыне Калахари… A. Tornton, «Variation in Contributions to Teaching by meerkats, Proceedings of the Royal Society B, vol. 275 (2008), p. 1745.
58
Стивен Пинкер в своем «Языковом инстинкте» замечает… S. Pinker, The Language Instinct: How The Mind Creates Language (William Morrow, 1994).
59
Парижское лингвистическое общество официально внесло запрет на обсуждение языковой эволюции… См.: http://www.slp-paris.com/spip.php?article5
60
Этот разрыв лишь усугубил Фридрих Макс Мюллер… См.: https://archive.org/details/lecturesonscien07mlgoog
61
…дала Мартину Новаку основания заявить… M. Nowak, «Evolution of Language: From Animal Communication to Universal Grammar», Pinkel Lecture (2001). См.: http://www.ircs.upe
62
Биолог Э. О. Уилсон четко формулирует эту проблему… E. Wilson, «The Riddle of the Human Species», nytimes.com, 24 February 2013. См.: http://opinion-ator.blogs.nytimes.com/2013/02/24/the-riddle-of-the-human-species/