Двойники

Переезд оказался благотворным. Теперь он не думал о прошлом, не вспоминал жену и не замечал одиночества. Размышлять о том, что случилось вчера - лишь досадная привычка, забытая на старой квартире, говорил Эмиль. Он по-прежнему ходил на работу, его кабинет был хоть и маленьким и с не очень высоким потолком, но уютным. Эмиль за долгие годы успел к нему привыкнуть. Друзей у него было немного, виделись они нечасто, а то и не виделись вообще.

После работы он возвращался домой, садился в кресло, читал газеты, включал телевизор и шёл спать. Так повторялось день за днём, пока однажды он случайно не увидел, что в дальней комнате, в которую редко заходил, есть ещё одна дверь, которую он никогда не открывал и даже не знал о её существовании. Она не напоминала какую-то таинственную дверь из сказки (Эмиль не любил сказок и фантастических историй), и выглядела совершенно обычной, но вела в запертую неизвестную комнату. Может, она была не слишком различимой на фоне стены и немного скрывалась шкафом, но точно не пряталась. Эмиль заметил её, когда зашёл в комнату, забыв зажечь свет - в темноте поневоле станешь внимательнее.

Эмиль почему-то не удивился и хотел её открыть, но передумал и решил это сделать завтра, но завтра он устал на работе и, придя домой, сразу лёг отдыхать. А через день нашлись другие причины.

История, конечно, вымышленная, но известно, что прошло много лет, дверь до сих пор не открывалась, а Эмиль живёт спокойной счастливой жизнью.

- Любопытно, - заметил Ян, - однако мне кажется, что так вести себя глупо. Почему нельзя заглянуть, я так и не понял. А сколько времени он не замечал ту дверь?

- Точно не знаю. Наверно, недолго. Здесь надо быть аккуратным, ведь если найти её на второй день, то ничего удивительного, а если через несколько лет, то рассказ совсем неправдоподобен. Поступи он, как вы хотите, и возникла бы привычная история о человеческой невнимательности, а не загадочное повествование неизвестно о чём. Из таких действий и рождается скрытый смысл, исследуемый во множестве любопытных трактовок. Например, можно сказать, что человек неосознанно создал для себя некую тайну, да ещё и с трагическим оттенком, особенно если добавить к картине незамечаемое им самим одиночество и другие обстоятельства.

- Я бы на его месте всё-таки заглянул, - упрямо повторил Ян. - А что находилось в той комнате?

- Не знаю. Если даже он не узнал, то мне откуда известно.

- В каждом рассказе есть смысл, - продолжил Борис. - Любой текст на самом деле представляет собой механизм с множеством подвижных деталей. Наподобие часов, хранящих спрятанное в них время. И когда смысла нет, то это лишь означает, что механизм застыл и не может заставить стрелки двигаться. В таком случае стоит попробовать его ещё раз завести или качнуть маятник, и тогда смысл непременно оживёт и снова поспешит по кругу. Попробуйте, но, конечно, мысленно и аккуратно. Текст от неосторожного обращения легко ломается.

Ян послушно закрыл глаза.

- Пробуйте, не торопитесь.

Спустя минуту он выдохнул и замотал головой.

- Получается, но не слишком хорошо. Желание заглянуть не исчезло.

- Так вы многое потеряете, - буркнул недовольный Борис. - Что там может быть? Парочка старых кресел или вроде того. Но если оставить всё как есть, картина значительно изменится.

Ян потёр лоб.

- А как это связано с моим вопросом?- спросил он, - мы ушли куда-то очень далеко.

- Короче говоря, я рассказал историю о человеке, который не заходил в соседнюю комнату, - разочарованно проворчал Борис. - Понимайте её, как хотите. А хотите, вообще не понимайте. Я умываю руки. Вы молоды, а молодость наиболее уязвима перед здравым смыслом. С возрастом люди начинают легче принимать странные, а то и сказочные происшествия.

- Если считать ту дверь метафорой двери из моего кабинета, то надо учесть важные различия, - проговорил Ян, - я как раз не заглядываю за неё, а оттуда появляются всё новые и новые люди и события. Что мне делать? Живущий в рассказе чиновник чувствует себя куда спокойнее, и хотя я сейчас впервые о нём слышу, кажется, что иногда я ему завидую. В истории из соседней комнаты не выбегали бродяги отдела проверок и не вымогали деньги. Не знаю, что у него в той комнате, но их там нет, я уверен.

Он замолчал, потом добавил:

- Но может я и плохо знаком с отделом проверок.

Опять повисла тишина. Оба неловко смотрели в стороны.

Ян поднялся со стула.

- Пойду к себе. Много работы. Где-то через час принесу вам бумаги на подпись. Вы ведь никуда не уходите.

- Нет, - ответил Борис, - никуда.

2.61.

Ян лежал дома на кровати. Он закинул руки за голову и уставился в потолок.

- Борис - хороший человек, - сказал он. - Не надменный, как другие начальники. Но он чего-то боится. Правильно ли я делаю, что соглашаюсь с ним? Хочется поспорить, но вижу, как он из-за этого переживает.

- И ещё мне кажется, что он хранит какую-то тайну. Страшную тайну.

- Слово "страшную" звучит напыщенно, но я в комнате один и его можно использовать. С осторожностью, конечно.

- Я всё-таки... действительно странны некоторые события или так лишь выглядят? И если я не буду воспринимать их как странные, то они перестанут ими быть? Но тогда где границы? Существуют ли они? Кто-то способен ответить?

- Наверно, моя работа в Министерстве означает согласие со здешними порядками. Я пришёл в гости, и не имею права критиковать. Интересно, а кто тут не в гостях? И есть ли вообще такие?

- Время покажет, - заключил он, вытянул руку и погасил лампу.

-- Адам

3.1

Вечером на одном письме Борис поставил визу - "отнести в архив". Похоже, у него было плохое настроение, и судьба бумаги решилась одним росчерком. Документу назначили место здесь, в небытии, в отличие от его удачливых двойников, тихо лежащих на полках в кабинете.

Ян открыл дверь. За столом перед хранилищем важно сидел тот же мужчина и по-прежнему сквозь лупу рассматривал документы. Ян увидел, как под стеклом записи на странице увеличивались, меняли очертания и смысл.

В самом архиве всё также оказалось неизменно.

Огромные колонны с бумагами поднимались к потолку, а внизу неспешно бродили редкие посетители. Сыпалась бумага, кружилась в воздухе и медленно оседала на пол. Ян бросил письмо, пошёл к выходу, и вдруг что-то заставило его оглянуться. Он заметил незнакомого чиновника, на вид лет пятидесяти или больше, одетого в тёмный мешковатый костюм. Приземистый и полный, он чем-то напоминал жука.